На холме стоял храм в готическом стиле. Солнце осветило крест наверху строения, но вот-вот собиралось скрыться за горизонтом. Храм окружал забор из красного кирпича, а за ним росли тюльпаны, розы и другие цветы, создавая атмосферу покоя и умиротворения.
По узкой мощёной дороге шёл худощавый мужчина в сутане, тёмном одеяние католических священников с белым воротом. Его узкий подбородок был гладко выбрит, а на руках красовались мозоли от ежедневного ухода за святым местом. Денег совсем не хватало, поэтому единственная возможность как-то сосуществовать — это работать одному на благо Господа. Он ещё раз окинул взглядом сад и зашёл внутрь через массивные двери. Окна украшали разнообразные витражи: на одном Богоматерь держала младенца Иисуса, на другом Христом уже взрослый стоял, раздвинув руки в стороны. Распятие в центре оказалось позолоченным, из-за чего создавалась любопытная светотень. Священник посмотрел на него и сердце его наполнилось болью.
«Как же тяжело живётся людям в этом мире, как много плохого есть: нищета, голод, войны и алкоголь!» — подумал он и повернулся к пустым лавкам.
Сегодня заходило всего несколько посетителей, одна из которых его давняя знакомая, Вера Львовна. Хрупка девушка низенького роста, она доставала ему всего до живота. Их объединяло общее горе, две души, понимали друг друга, как никто другой — потеря близкого человека. У неё это был муж, после чего прошло пять лет, а у него — отец. Это случилось целых десять лет назад. Печень не выдержала, убила его бутылка, «стекляшка с ядом», как говорил сын после смерти отца.
Наконец священник поднялся наверх и сел рядом с органом. Его покрывала пыль, это была единственная вещь в храме, которую мужчина не трогал.
— Эх, Пётр, если бы ты мог играть так, как твой отец! Вот тогда, тогда бы всё было иначе, и люди бы приходили, и много их было бы… — заговорил вслух священник.
Да, так и было раньше. Десять лет назад люди приходили послушать музыку и оставались на проповедь. Их тянуло сюда, как мотыльков на свет, а Пётр готов был зажечь их сердца. Он обладал сильным волевым голосом, от чего храм гудел, когда он читал вслух отрывки из Библии или наставлял на путь истинный прихожан. Правда вот, с привычкой отца он справиться не смог, да работу он выполнял великолепно, но как только заканчивал, прикладывался к этой злосчастной склянки. Сколько Пётр не бился, и в группы анонимных алкоголиков отправлял и в больницу его клали — бес-тол-ку! Точно бес в него вселялся, тогда он становился не тем добродушный мужчиной с серьёзным взглядом, а безразличным камнем без сердца, пустотой, бездной и наконец черной дырой! Да только эта дыра образовалась не в отце, а в теле священника. Пётр было пытался учиться у отца играть на органе, но никак у него не получалось овладеть ни одним инструментом, сколько бы усилий он не прилагал. Да и не в этом его призвание, оно в том, чтобы нести свет Божий. Помогать бедным и свернувшим с пути. Порой ему это удавалось, и к нему приходили с благодарностями, раз другой, а потом забывали. Да и зачем? Жизнь-то их наладилась.
Вот, например, собирал Пётр деньги на лечение, итог — полное выздоровление мужчины. Приходил, да, а спустя год — и не видел больше. Но он их не винил, и не за что было, своё дело Пётр сделал, а дальше уже как Бог распорядится.
— Пётр, пора тебе идти уже, время уже позднее, никто и не придёт, — он усмехнулся и пошёл запирать храм.
Из-за одиночества, дома его никто не ждал, семьи-то иметь он не мог, так что постель никто не грел, и ужин никто не приготовит. Всё сам, всё сам. Вечно так было, и с отцом тоже самое…
Это он, Пётр, а тогда ещё Петя, убирался в доме, готовил как умел, часто пережаривал или лил слишком много масла, но очень старался. Он просто верил, что спасёт его, рано или поз дно у него получится вырвать у отца стекляшку. О, как ему хотелось вырвать водку или что там у него было из этих рук с длиннющими, как у крота, пальцами. Да и слепым его отец был как крот, но не в з рении дело, а в его неумении, хотя точнее наоборот, особом профессионализ ме, не з амечать трудностей своего сына.
Как-то у них с Петей состоялся неприятный раз говор, хотя и раз говора толком не было. Долго мальчик набирался смелости, придумывал, что сказ ать, пытался расписать, но всё не нравилось. Одна скомканная бумажка падала на пол з а другой. Пока наконец он не собрался и не подошёл к отцу:
— Папа, я считаю. — «Считаю» так говорили вз рослые, он слышал, хорошее начало. — Я считаю… — повторил он, пытаясь подобрать хоть какие-то слова. — Считаю…
— Что-то по математике не можешь посчитать? Спроси у учительницы, она на что-то же з арплату получает. — глухо отоз вался отец, не отрываясь от какой-то глупой передачи по телевиз ору, которую сейчас Пётр и не вспомнит. — Я тебе помочь тут не смогу…
— Да нет, я хотел…
— Хотел?
— Хотел сказ ать. — в груди мальчика так стучало, что дышать стало невоз можно, ему каз алось, что от волнения от потеряет не то что дар речи, а свалится в всамделишный обморок. — Что тебе надо бросать!
— Бросать… — словно эхо повторил отец.
— Вот это! — вся написанная речь покатилась ко всем чертям, но у него хоть получилось сказ ать, что его волновало уже не первый год.
— Это? — отец вопросительно посмотрел на бутылку и отложил в сторону. — Не могу. — также глухо отоз вался он.
— Можешь, можешь! — обрадовался мальчик, что его поняли, но если бы з а этим что-то ещё стояло…
Раз ве он мог объяснить, что из -з а бывшего талантливого муз ыканта они катятся вниз , раз ве мальчик мог донести вз рослому, что скоро они могут лишится всего из -з а долгов…
— Дай помогу! — крикнул он и выхватил бутылку.
Мальчик боялся, что папа может раз оз литься, и что з а этим последует, он не з нал. Папа никогда не бил его, но кто з нает, что могло случиться… И…
Ничего! Ничего не случилось, папа даже не встал, ничего не сказ ал, даже головы не повернул. Жидкость вытекала из бутылки в раковины, и мальчик упивался триумфом. З начит, у него всё получится! Его переполняли счастливые эмоции, да такие, которые он никогда в жиз ни не ощущал. Он спасёт папу, он тот самый герой, о которых написано в сказ ках…
Воз вышенное чувство держалось ещё неделю, пока наконец Петя не осоз нал страшную вещь. Хоть какая-то реакция — это была бы живая эмоция, живого человека, а его папа — не живой, холодный камень. Без раз личие, вот что убило весь з апал Пети.
Спустя годы он пытался снова и снова, но встречал ту самую холодную стену равнодушия, и вскоре отец приходил с бутылкой.
«Хоть никого не водит,» — как-то подумал он, так ему старушка-соседка говорила, вот он и з апомнил.
Наконец уличная игра з а гроши сменилась работе в храме. Пётр сраз у же после школы, по настоянию местной медсестры с добродушной улыбкой и рыжими волосами, поступил в семинарию. Он прилежно учился и подрабатывал, раз давая листовки или раз гружая машины. Тяжёлые мешки давили на спину, но он з нал, что это единственный способ выжить. Когда ему наконец удалось з акончить семинарию и устроиться в местный католический храм — он был вне себя от радости. Местный муз ыкант преклонного воз раста уходил на пенсию и освобождал место. З а отдельную плату он согласился поучить отца играть на этой сложной штуковине, из влекающей невероятный з вук.
— Ну, вот, теперь-то мы з аживём как надо! Видишь, ты ещё на что-то годишься! — сказ ал отцу Пётр после аплодисментов и последующей з а ней проповеди.
— Да, сынок, спасибо, — сказ ал он также отрешённо, как и много лет наз ад.
Сердце Петра з аболело от жалости к отцу, и себе, но он отбросил з лые мысли и лишь улыбнулся в ответ. Люди приходили с мрачными лицами, а уходили счастливые и одухотворённые. Этого-то и добивался Пётр, большего ему и не надо было! Чтобы люди были счастливы, и отец в порядке.
Годы шли, и всё-то у них было з амечательно, как считал Пётр, пока не з астукал отца в отдельном помещении при храме. Да не просто з астукал! С его единственной после матери женщине — бутылке! Как же тогда Пётр раз оз лился на него, да так сильно, что з ахотел з аехать по дурной башке Библией, но ели сдержался. Как выяснил священник, отец тайком всё-таки выпивал, просто умело это скрывал, всё-таки жили они раз дельно, а перед приходом — муз ыкант всё прятал.
— Прости, прости! — вдруг вскричал он. — Но ты не понимаешь, какого мне! Я был талантлив, был хорош, а потом, потом…
— Мама умерла, да, — рез ко ответил Пётр. — но только не только у тебя! А и у меня тоже! Проспись…
— Боже…
— Не упоминай всуе имя Господа! — рявкнул Пётр и вышел к сидевшим з а лавками прихожан.
Мужчина осмотрел людей: седые, длинноволосые, и светлые как солнце головы не отрывали от него вз гляда.
— Ну что ж, органист сегодня болеет, но я рад, что вы собрались! — лица немного помрачнели, но он выдержал, ему так не нравилось покрывать отца, он всю жиз нь это делал, и вот опять.
— Пожалуй, начнём…
Тогда Петру удалось перенаправить свой гнев на эмоциональную проповедь, но после он вышел совершенно опустошенным. Дыра в груди, проделанная отцом, начала болеть.
«Дух мой так слаб, так слаб,» — сказ ал он мысленно себе и побрёл вытаскивать отца домой.
— Ещё раз такое увижу, з абуду, что я священник! — крикнул Пётр в ухо отцу, когда волок его по бульвару.
— Ага… — лишь прошептал тот.
Но Пётр так и не смог придумать, что же делать со своим отцом, пока с ним не обделала свои дела его же печень. Священник з нал, что это не з акончится хорошо. Врачи качали головой и говорили, что лечение не даст рез ультата, если не бросить пить. В этом-то вся проблема, бросить — невоз можно! А отец ещё больше приклеился к бутылке, спасаясь тем самым от мыслей о скорой смерти…
С этими тяжелыми воспоминаниями Пётр покинул храм и отправился пешком домой. Его не отпускали мыли об отце ни на один день. Да и с кем ему было раз делить печаль? Он был крайне одиноким человеком. Расположение духа совсем упало и улицы каз ались ещё гряз нее, ещё темнее, чем когда-либо. Вороны з ловеще каркали, как каз алось Петру. Когда он спустился с холма к обычным жилым домам, его облила проез жающая машина.
— Прости Господи этого человека, — тихо сказ ал он и двинулся дальше.
Солнце совсем скрылось и включились фонари. Пётр перемещался от одного к другому, и раз мышлял всё о том же:
«Что же я мог сделать, чтобы спасти его, что?!».
Вдруг его вз ор з ацепился з а какое-то движение в переулке.
«Опять пьяницы!» — з ло подумал Пётр и осёкся.
З атем он услышал собачий лай. И повернулся. Кто бы мог подумать, что этот поворот, эта остановка — из менит всю жиз нь Петра. На холодной з емле между домами лежало тело. Мужчина решил подойти, собака даже не рычала. По-видимому, это был ребёнок, слишком маленький для вз рослого! Тело приподнималось от дыхания, з начит — живой. Собака села рядом и смотрела на священника.
— Что же вы тут вдвоём з абыли… — сказ ал Пётр и осмотрелся.
Тёмная толстовка и капюшон скрывали лицо, одежда была вся в гряз и, а рядом он з аметил, кто бы мог подумать, всё ту же бутылку, которую он уз нает из тысячи других.
— Эх, з ачем же ты так! — вз дохнул он и вз ял на руки ребёнка.
Собака не отставала, но к Петру относилась очень дружелюбно. Дверь квартиры открылась. Он з ажёг свет локтем и аккуратно уложил мальчика на диван.
— Пускай поспит, а з автра поговорим, — з аявил Пётр и раз вернулся, в дверном проёме всё также стояла собака и, видимо, ждала приглашения?
— Ну чего ты ждёшь, и ты з аходи, не на улице же тебя оставлять! — чуть громче сказ ал мужчина, не боясь раз будить мальчика, после такого количество алкоголя и вз рослого-то не поднимешь обычным криком, это он з нал точно, как дважды два четыре.
Собака з авиляла хвостом и з ашла, обнюхивая квартиру по углам. Пётр нашёл потрёпанное временем одеяло и накинул на мальчика, подложил ему под голову подушку и удалился покормить временного, как он тогда думал, питомца.
Кусок курицы собака съела на раз два и з апросила ещё, мужчина пожал плечами и дал ещё. Тогда Пётр наконец поз аботился о себе и приготовил ужин. Поел и отправился спать. Собака легла рядом на ковре.
— Как же так вышло, что ребёнок оказ ался на улице? — з адумался Пётр, продолжая говорить вслух.
Собака в ответ з аскулила.
— Ну да, не от хорошей жиз ни, конечно, но как? И что делать дальше? Я никогда не подбирал детей, ухаживал или помогал — да, но чтобы подобрать с улицы… Эх, утром будет думаться лучше, — подумал Пётр и попытался уснуть.
Сон пришёл не сраз у, а когда всё-таки удалось до него добраться, ему снилась белокурая мама. Она говорила:
— Ты сделал всё правильно, сынок…
— Что правильно? — удивлялся Пётр, по лицу текли слёз ы, мама ему ещё никогда не снилась.
— Что спас этого мужчину…
— Мужчину? — продолжал удивляться Пётр.
— Мужчину! Гав-гав-гав. — сказ ала она.
Собачий лай раз будил его. Видимо, надо выпустить на улицу. Он оделся в домашнее и вышел в гостиную, где как раз и спал ребёнок. Пётр наклонился к нему и легонько потряс з а плечо. Ребёнок повернулся к нему лицом и тогда священник понял, о чём говорила его мама. У этого ребёнка оказ алось совершенно вз рослое лицо, лицо мужчины, большие глаз а, нос и губы.
— Доброе утро… — обескураженно произ нёс нез накомец.
— Доброе… — столь же растерянно ответил Пётр.
— Где я? И как сюда попал?
— Вы…Вы…
Тогда до Петра наконец-то дошло, кто перед ним. Это был не ребёнок, но что ж в полутьмах раз ве раз берёшь! Это был карлик! Собака радостно з алаяла, словно обрадовалась догадке мужчины.
— Тише, Жучка! — сказ ал карлик.
— Так её з овут Жучка…
— А вы как наз ывали?
— Пока никак… — Пётр з амялся, но всё-таки решил продолжить диалог. — А вас как з овут?
— Аркадий, а для друз ей — Аркаша. — произ нёс он и прикоснулся к голове, видимо, сильно болела. — Аспирина не найдётся?
— Найдётся, а друз ья у вас, скажем прямо, отвратные, раз бросили умирать среди мусора и гряз и. — рез ко сказ ал Пётр.
— Да никакие это не друз ья, так, з накомые, да и з накомыми их наз вать сложно. Хотя и друз ей-то у меня толком нет, ну кроме неё, — он кивнул в сторону собаки, и та з авиляла хвостом.
— Как же так вышло, что вы оказ ались, ну сам з наешь, где? — наконец Пётр решил з адать волнующий его вопрос.
— Понимаете, дело в том… — Аркадий з адумался. — Что я муз ыкант, уличный, ну мои инструменты они, они… — собака подошла и ткнулась в маленькую ладошку, — сломали плохие люди, хотели, чтобы я з аплатил, з аплатил, з а то, что выступаю, — он тараторил и слёз ы текли по щекам. — хотели, чтобы я жил с ними, ну я и…
— Отказ ал? — догадался Пётр.
— Да! И они сломали мою скрипку, и пальцы хотели поломать, но это, как кто-то из них сказ ал, дурная примета — в смысле, ломать пальцы муз ыканту, — пояснил Аркадий и спустился, чтобы обнять собаку. — А потом они смеялись и сказ али, что было бы весело напоить карлика! — последнее он произ нёс таким тоном, что аж мурашки пробежали по спине. — весело, ах-ха-ха! — горько з асмеялся он и тут же з аплакал.
— Да уж… — тяжело вз дохнул Пётр. — Ничего вам досталось, Аркадий…
— Давайте на «ты», и просто Аркаша, больше добра мне мало кто делал.
— Хорошо, давайте, то есть давай. — Пётр утвердительно кивнул. — Я Пётр.
— А для друз ей?
— Пётр.
— Понятно, тоже одиноки, как и я? — Аркаша смотрел прямо в душу, и кажется, мог нащупать ту самую дыру, оставленную отцом священника.
На этот вопрос Пётр не ответил, з ато решил кое-что уз нать:
— А что с клавишными инструментами?
— Пианино? Я играл на нём много лет, пока наш театр не сгорел, и тогда все раз брелись кто куда… Так я и стал бродячим муз ыкантом… — з аключил Аркаша, но было видно, что у него есть ещё много что рассказ ать, а ещё Петру показ алось, что он чего-то не договаривает, но это лишь глупые подоз рения к совершенно нез накомому человеку.
— Тогда у меня есть к тебе предложение. У работаю священником в местном католическом храме… — начал он.
— Священник? — удивился Аркаша.
— Ну да, не должен же я постоянно ходить в сутане.
— Сутане? Хотя нет, не отвечай, я догадался… — сказ ал Аркаша и вопросительно посмотрел на Петра.
— Так что з а предложение?
— Стоит у нас в храме орган, не мог бы ты научиться на нём играть?
— Но я никогда… Да и учитель нужен… — неуверенно сказ ал Аркаша и потёр ладошки друг о друга.
Пётр удачно вспомнил про старого учителя, который з нал ещё его отца, оказ алось, что он ещё жив и поучит Аркашу одному единственному произ ведению. Старик же не хотел воз вращаться к работе, потому что руки тряслись из -з а болез ни, и Пётр до сегодняшнего дня его не тревожил. Клавиши же располагались на двух ярусах, но они оказ ались достаточно короткими и близ ко расположенными друг к другу, чтобы бродячий муз ыкант смог дотянутся до них без особых сложностей. В поте лица Аркаша пытался научиться, и со временем орган поддался, настойчивость и трудолюбие переломило нез нание инструмента. Пётр так обрадовался, что у его нового приятеля всё получилось, что решил обратиться в местные газ еты.
«Вот спустя десять лет старый орган снова з аиграет!» — гласил з аголовок.
Люди толпились, они пришли, пришли! У Петра раз рывалось, в этот раз от счастья, сердце. Он вз глянул наверх, встретился глаз ами с Аркашей и началось. Да так началось, что хотелось вз лететь. Столько чувств, столько эмоций — это напоминала большую волну, нет, гигантскую! Пётр словно окунулся в прошлое, когда ещё десять лет выступал его отец. Неужели что-то могло пойти не так? О, могло, и ещё как, но об этом поз днее! После выступления и аплодисментов, как давно их не слышал Пётр, десять лет, десять…
Он громогласно привлёк внимание и начал проповедь. Снова Петру удалось з ажечь их сердца, он видел это в их глаз ах, они словно наполнились жиз нь. Люди подходили и жали руку Петру и Аркаше. Последний аж весь светился от гордости. После того, как Пётр со всеми поговорил, дал наставления и просто выслушал. Он подошёл к Аркаше и вручил ему крестик, небольшой, серебренный. Муз ыкант улыбнулся и вместо рукопожатия обнял Петра.
— Спасибо, спасибо, я так давно этого не чувствовал! — Аркаша сраз у же надел крестик на шею и спрятал под белой рубашкой.
— Они были счастливы благодаря нам! Это невероятно…
— Да уж. — улыбнулся Пётр и похлопал друга, он не побоялся этого слова, по плечу. — Друг.
После этого Пётр з аметил слез у в уголках глаз Аркаши. И всё шло хорошо, одно выступление з а другим привлекало всё больше людей в католический храм. Одна семья з вала другую послушать орган, сходить в храм…
А Петру только это и было нужно. Он был счастлив, очень!
Но как же потрясло Петра, когда Аркаша не появился на положенном месте. Священник з ашёл в небольшую комнату с дополнительным алтарём и нашёл там муз ыканта. Он было обрадовался, но з атем услышал самый неприятный для него з вук — бутылка. Чутьё не подвело, Аркаша сжимал бутылку в руке и смотрел потерянными глаз ами на Петра.
— Ты чего?! — крикнул он. — Ты чего удумал, у тебя сейчас выступление?!
— Скажи, что я з аболел, не могу выступать, упал или сломал что-то себе, руку, например, придумай что-то! — пьяным голосом сказ ал Аркаша.
— Нет, не буду! Никогда больше!
— Да это первый раз …
— Никогда больше я не буду покрывать алкоголика! Никогда, слышишь?! — крикнул Пётр, да так, что аж стены з атряслись. — Если ты не бросишь сию минуту, ты можешь катиться туда, откуда пришёл! Но если я тебя ещё раз увижу с бутылкой, ты можешь сюда больше не приходить!
— Но Петя… Петя… Я же…
— Я всё сказ ал. — Пётр хлопнул дверью, в груди у него з акипала ярость.
Он с серьёз ным видом встал перед прихожанами и произ нёс:
— Сегодня, к сожалению, органа не будет, но останьтесь, пожалуйста, я хочу кое-что сказ ать…
И Пётр начал проповедь, но необычную, он рассказ ал о своём отце, впервые в жиз ни он сказ ал людям правду о нём. Он рассказ ал, как алкоголь сгубил его жиз нь. Как превратил в без душный камень, с которым пришлось жить маленькому на тот момент Пете. Он говорил о статистике, о авариях, которые случаются из -з а алкоголя. Пётр никогда не говорил с таким вдохновением.
Тем временем Аркаша всё это слышал и сердце его раз рывалось, он чувствовал, как крест на груди жжёт кожу. Как ему дурно от выпитого, его выворачивало наиз нанку, а в голове з вучал голос Петра. Тогда Аркаша сжал крестик в кулаке и выдохнул. Слёз ы потекли ручьём. Когда Пётр з акончил он почувствовал, что сказ ал такие важные вещи, о которых не говорил никто из его коллег, по крайней мере, в их небольшом городке. А ещё он почувствовал, как поменялись люди, сидевшие в храме. Что-то и в них тоже перевернулось. А з атем случилось неожиданное — з аиграл орган, не всегда получалось точно попадать по клавишам, но он играл. И в этот раз в эту игру вложили нечто большее, чем просто умение, душу. И это з аполнило наконец ту дыру, которая образ овалась у Петра…
Оказ алось, что Аркаша сочинил ту историю, и инструменты он сам продал, так как очень хотелось выпить, и в том, что сгорел театр — он винил себя. Пётр поговорил с ним и отпустил грехи, тем более тогда никто не пострадал, кроме него никого в з дании не было. Театр быстро отстроили з аново, но из -з а чувства вины Аркаша не смог вернуться. После же выступления Петра — муз ыкант з авяз ал на совсем.
А ещё Аркаша поз накомился с Верой Львовной, той хрупкой маленькой женщиной, о которой упоминалось в самом начале. Вскоре Пётр их венчал! Так вместе с Жучкой они все вместе поселились в частном доме, и Пётр больше не чувствовал себя одиноким…
Никогда больше! А что вы думаете об алкоголе? Напишите в комментариях, а мы всё обяз ательно прочитаем.