Как цифровой Левиафан «взламывает» человека и почему нет разницы между Си Цзиньпином и Байденом
«Сложно, если это вообще возможно, создать систему искусственного интеллекта, которая бы хотя бы превосходила уровень дождевого червя или крысы. Поэтому правящие круги решили пойти по другому пути — упростить самого человека. Если мы не можем создать какую-то сложную сущность, которая бы справилась с организацией современного общества, тогда давайте упростим людей и просто превратим их в стадо баранов», — объясняет логику «цифрового фашизма» писатель-футуролог Игорь Шнуренко. О том, как будет работать система тотального контроля над человечеством, является ли Иннополис прообразом города без людей, кто владеет всеми цифровыми деньгами и поможет ли генная инженерия поделить общество на касты, Шнуренко рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
«Из людей принудительно, подобно скоту, будут конструировать новые породы»
— Игорь, на исходе минувшего года много говорили о будущем мира. К примеру, свои прогнозы развитию человечества в рамках G20 дал Илон Маск, а в китайском Шицзячжуане прошла международная ярмарка цифровой экономики — 2022. А каковы ваши прогнозы, что ждет человечество в ближайшую пятилетку и начале 2030-х?
— Я думаю, что во всех этих технопрогнозах очень много хуцпы. Есть такое словечко (на идише это означает запредельную степень наглости — прим. ред.). Это когда вам нагло врут, но делают это настолько мастерски, что вы это все съедаете и верите, не подвергая сомнению. Примерно так же, как Остап Бендер продавал билеты на вход в «Провал» (пещерное озеро в Пятигорске — прим. ред.). Ему это успешно удавалось, потому что он очень нагло это делал. У технократов довольно много этой технократической хуцпы. Они, конечно, не исполнят всего того, что обещают. Если мы пройдемся по их обещаниям совсем недавнего времени, то это станет более чем очевидно. Они, например, обещали, что люди будут жить до 120–150 лет, причем уже в ближайшем будущем. Это якобы станет возможным благодаря тому, что при помощи нанотехнологий в организм станут поставляться специальные вещества, которые примутся там уничтожать больные клетки и строить что-то новое. В итоге проблемы болезней решатся, включая такие тяжелые, как рак и так далее. По факту же выходит, что все это пустые слова, потому что на деле мы видим обратное — в большинстве стран смертность сейчас увеличивается, людей умирает больше, чем раньше, и первыми из них уходят из жизни как раз наиболее старые.
— Это как-то связано с влиянием пандемии коронавируса, которая вроде бы опять поднимает голову?
— На мой взгляд, так называемая пандемия носила абсолютно информационный характер. То есть это сочетание информационной агрессии, даже, я бы сказал, террора против масс населения во всех странах — с химическими отравляющими веществами. В итоге по всему миру погибли миллионы людей.
Это никак не изменило общей тенденции, люди не стали жить больше, стали меньше. В разы на планете увеличилось количество не просто сердечно-сосудистых, раковых и прочих крайне опасных заболеваний с летальным исходом, о чем говорит вся статистка, но и самоубийств, а также преступлений против личности. И вот в связи с этим, когда технократы говорят, что они при помощи высоких технологий решат личностные и социальные проблемы, позвольте мне в это не поверить, потому что факты говорят об обратном.
Что действительно в ближайшие пять лет, я думаю, они сумеют осуществить — это перейти на цифровые валюты в большинстве стран, включая Россию.
— Да, Китай уже проводит опережающими темпами эксперимент по внедрению цифрового юаня. Он у них ходит уже в 15 из 22 провинций. Число сфер, где можно проводить платежи в новой валюте, постоянно расширяется. По данным Банка Китая, возможность оплаты с помощью цифрового юаня подключили 5,6 миллиона магазинов. Американские банковские учреждения объявили о запуске платформы цифровых денег под названием «Сеть регулируемой ответственности» (RLN). Мы свой «цифровой рубль» сейчас активно поднимаем. Но зачем и кому это все нужно?
— Мы знаем, что какие-то технологические изобретения и прорывы совершаются и происходят только тогда, когда есть общественный запрос. Примеры этому приводятся и у меня в книгах. Например, в книге «Демон внутри. Анатомия искусственного интеллекта» я как раз описываю, как, по сути дела, современный компьютер принципиально был изобретен еще в первой половине XIX века, во времена Пушкина. Но тогда он оказался никому не нужен, поскольку на него не нашлось запроса. В Англии были уже Чарльз Бэббидж и леди Ада Лавлейс — графиня, единственная законнорожденная дочь поэта Джорджа Байрона. По сути, первая женщина-программист, причем очень хорошего уровня. Правда, эти компьютеры были основаны на механике, поскольку с электричеством тогда шли только какие-то научные опыты и массово его не использовали.
Тем не менее компьютеры уже были, но они оказались никому не нужны. И хотя Бэббидж получил большой грант от Королевского общества в Англии и потратил его по назначению, устройство, которое он создал, осталось непостроенным и невостребованным. По этому проекту его ради эксперимента построили только в 1999 году. И действительно, этот компьютер работал на механике, которую создал Бэббидж.
Через 100 лет появилась реальная нужда в вычислительной технике, причем запрос поступил со стороны военных. Военным потребовалось расшифровывать сообщения противника, вскрывать вражеские шифры, для чего были созданы и запущены первые компьютеры в конце 30-х годов в Британии. На самом деле это все были разработки польских математиков, о чем я, кстати, тоже пишу довольно подробно в своей книге. То есть мы видим, что война рождает такие запросы. Мы видим, как это работает, — появляется запрос и появляется нечто, что способно его удовлетворить.
Так вот, на что есть запрос сейчас? На тотальный контроль, тотальную слежку за населением, запрос на генетическую модификацию людей — так, чтобы они не знали об этом или не могли сопротивляться. Таким образом, есть социальный запрос на строительство такого совершенно гнусного тоталитарного режима на всей планете. Причем он приобретет национальные черты, потому что сейчас мы видим, как мир сознательно разбивается на зоны, которые конфликтуют друг с другом. Эти конфликты создаются во многом искусственно, и готовились они тоже неспроста. В этих зонах возникнет стремление построить то, что называется цифровым концлагерем. Но он будет не только цифровым, а, я бы сказал, цифро-генетическим, где из людей прямо насильственно, принудительно, подобно скоту, сконструируют новые породы. Для этого, естественно, нужны технологические средства, и это прежде всего цифровая валюта, которая будет развиваться и заменит существующие деньги. Сейчас мы уже пришли к безналичному обществу. Даже в России, насколько я знаю, во многих местах и многих городах наличных практически уже не нужно. Даже за Полярным кругом, где я прожил пару лет, можно обойтись карточкой.
«Люди уйдут под землю, а беспилотники будут ездить и господствовать в городских кварталах»
— А в чем, собственно, отличие цифровых денег от «живых», тех, что еще пока ходят?
— Те, кто думает, что это абсолютно такие же деньги, только в виде записей где-то там, в компьютере, мыслят неверно. Вовсе не в этом. Во-первых, компьютер или система компьютеров, где это все станет храниться, естественно, будут чьими-то, и вот этот владелец или создатель, или коллективный основной акционер всего этого — вот он, собственно, и получит не просто доступ к информации, а непосредственный доступ к активам всех этих людей. И люди не смогут независимым образом подтвердить свой статус.
— Как это?
— У вас, допустим, сейчас есть какое-то количество денег в наличности, какое-то — на счету. Наличность у вас просто в физическом виде лежит, а в отношение тех, что на счету, есть множество свидетельств в виде квитанций, банковских отметок, СМС, что вы что-то внесли, и так далее. Хотя вот этого становится все меньше. А теперь представьте себе, что все это сосредоточится в одних руках и что любую вашу операцию можно будет либо отменить, либо потребовать от вас каких-то доказательств: откуда у вас деньги? Хочу напомнить, что уже много лет отрабатывается система якобы против отмывания денег. При этом мы знаем, что эта система с теми, кто реально отмывает деньги, ничего сделать не может. Наркоторговля, торговля оружием, живым товаром, коррупционный трафик и так далее как шли, так и идут. А в реальности это все оборачивается тем, что людей постепенно приучают к тому, что они должны будут на постоянной основе доказывать и подтверждать происхождение своих денег, кланяться банкам, которые могут в любой момент заморозить счет или ввести какие-то иные ограничения на использование этих средств.
Далее эта ситуация будет характерна для всех. При этом будут развиты технологии идентификации людей, чтобы привязать человека к его цифровому двойнику. И этот цифровой двойник в аватаре станет отвечать за информацию об этом человеке. Во всех системах этот аватар будет значить все, а самому физическому человеку, этому тельцу, придется еще доказать, что он соответствует своему аватару. Его можно будет лишить этого соответствия. Или взломать, или хакнуть, связь между ним и аватаром нарушить. Причем появится возможность это сделать как каким-то хакерам, так и государству — скажем, в наказание. Отключить человека от каких-то услуг. Я думаю, что на это есть запрос сейчас, и эти технологии будет внедрены. Они уже внедряются, поскольку этим занимаются очень многие по всему миру. На мой взгляд, уже все готово к цифровым валютам, и они попытаются, во всяком случае в странах первого ряда, внедрить это уже в 2023 году. Есть такие планы, и я думаю, что это будет именно так. Человек начнет соответствовать своему цифровому аватару, там будет записано, насколько он лоялен и как он может использовать эти деньги. Соответственно, появится возможность в зависимости от его углеродного следа (если он, к примеру, слишком много пользуется самолетами) ввести какие-то ограничения. Опять же к примеру, 2 раза в год слетал на самолете и больше не полетишь. И так далее. Это я еще говорю о мягких формах, к которым все привыкнут. Эти формы будут внедряться сначала в таком мягком виде под предлогом экономии энергии и в погоне за экологичностью, в борьбе за «зеленую экономику» и прочее. И происходить это будет в течение ближайших лет.
— А биоинженерия, о которой столько говорили в предпандемийные годы?
— Генетические опыты над людьми продолжатся. При этом надо отметить, что мы очень мало знаем о человеке. У настоящих ученых совершенно нет никакой уверенности в том, что гены действительно определяют человеческое развитие. Да, они могут влиять, но еще большой вопрос, что же такое гены на самом деле. Там много вопросов, но, по сути, благодаря опытам на людях, происходит гигантский эксперимент с тем, чтобы подтвердить или опровергнуть так называемых ученых. И я не вижу никакой разницы между доктором Менгеле из концлагеря «Освенцим» и теми десятками тысяч так называемых ученых, которые сейчас занимаются этой темой и ведут человечество к страшному варианту развития, подразумевающему разделение людей на касты. К этому все идет.
— А космос?
— Никаких проектов там толком не будет. Космос превратится в арену соперничества, в место, откуда будут контролировать Землю, людей, будут вестись войны, и никто не станет, как это практиковалось в 1960–1970-е годы, смотреть, как вообще устроена вселенная. Только если это поможет получить власть, получить влияние.
— Что с искусственным интеллектом, каковы его перспективы в том мире, который вы описываете?
— Что касается искусственного интеллекта, то тут никакого продвижения я не жду. Напротив, думаю, что наступает «зима» искусственного интеллекта. Специалисты знакомы с этим термином. Это означает, что развитие данных систем усиленно замедляется. При этом, конечно, развивается все то, что развивалось через увеличение вычислительных способностей, через усиление мощности компьютеров. Прежде всего это различные беспилотные системы. Но беспилотные системы — там, где нет людей. А ведь были прогнозы, что уже к 2030 году в городах будут ездить беспилотные машины. На самом деле это может произойти в одном случае — если с улиц уберут людей, которые только помешают этим беспилотным средствам, что, кстати говоря, возможно. Я был в городе Иннополисе под Казанью — очень современном, который как раз построен исходя из самых последних и самых передовых технических решений. Так вот, там под городом построена целая сеть подземных переходов, по которым должны ходить люди, а наверху как раз ездят беспилотники. Это возможно, потому что беспилотник не сможет толком идентифицировать препятствие, человека, особенно в сложных ситуациях, или машины, управляемые человеком. Не сможет понять поведение человека, вообще понять хоть что-либо. Поэтому он должен двигаться в искусственных условиях, которые будут созданы для них во многих городах. Люди уйдут под землю, а машины станут ездить и господствовать в этих кварталах. Думаю, это все будет активно происходить в мегаполисах.
Также я предвижу, что конфликты, которые начались сейчас, в разном виде продолжатся. Это приведет к тому, что бо́льшая часть земли будет заброшена для обработки, для человеческой цивилизации. Люди просто оставят землю и уйдут, скорее всего, в большие города для того, чтобы получить там еду, свет. Но именно там их ждет тот цифровой концлагерь, о котором я говорил. Так что вот такой прогноз.
«Машины совершенствуются, в то время как человек, наоборот, упрощается и деградирует»
— Одна из ваших книг называется «Человек взломанный». Что это значит? Кто, как и зачем нас взламывает?
— Это действительно важный вопрос. Я в своих исследованиях уже несколько лет назад пришел к выводу, что из компьютерных и вычислительных систем, машин, разного рода гаджетов, датчиков и технологических систем, а также из людей, разработчиков, всех тех, кто так или иначе принимает участие в создании этих систем, в использовании и эксплуатации (особенно в постановке задач), уже сложилась и сформировалась некая сеть. Можно обсуждать, централизованная она или децентрализованная, но она уже обладает своей абсолютно бесчеловечной логикой, и я назвал эту сущность цифровым Левиафаном.
Левиафан — это библейское существо, которое появляется в евангельские времена, фигурирует в Ветхом и Новом Заветах, и описано оно там как нечто, что Господь создал для демонстрации человеку своего могущества. Чтобы человек впечатлился этим, покорился и не бунтовал. Есть также мнение, что это олицетворение дьявола, сатаны, имеющее множество сущностей, каких-то хвостов и прочего. Это существо очень страшное, и человек не может с ним совладать. Но в конце концов, согласно священным книгам, его на тысячу лет закрывают где-то под землей, оно находится в неволе и только потом вырывается на поверхность.
Эту идею с Левиафаном использовал еще английский философ Томас Гоббс, чтобы описать государство. Он описывал государство как Левиафана, который внушает подданным такой ужас, что они начинают соблюдать правила, не убивают друг друга просто так. Он описывал общество как «человек человеку — волк», поэтому ему для обуздания полуживотных устремлений нужен такой Левиафан. Гоббс жил во времена гражданской войны в Англии и говорил, что человечеству нужен такой Левиафан, чтобы держать его в узде, иначе люди просто перегрызут друг другу глотки. По сути дела, цифровой Левиафан — это и есть та самая гобсовская сущность, гобсовское государство, которое устанавливает над человеком жестокий контроль, держит его в узде, так что он полностью зависит от этого Левиафана. Это именно то, что мы наблюдаем с цифровыми системами.
Под человеком взломанным я как раз понимаю человека, который создается этой системой. А почему создается? Да потому, что очень сложно, если это вообще возможно, создать действительно продвинутую систему искусственного интеллекта, которая не то что была бы умнее человека и понимала все, как он, а хотя бы превосходила своим интеллектом уровень дождевого червя или крысы. Во всяком случае пока это невозможно. Я как раз в своих книгах привожу конкретные примеры конкретных проектов, в которых не удается этого сделать, какие бы миллиарды в это ни вкладывались. Но правящие круги решили, что можно пойти по другому пути — упростить самого человека.
То есть, если мы не можем создать какую-то сложную сущность, которая бы справилась с организацией современного общества, тогда давайте упростим людей и просто превратим их в стадо баранов. Для этого нужно их взломать. Люди сейчас все подсели на мобильные устройства и все больше находятся в состоянии полудремы, почти отключки. То есть человек или спит, или на работе, а если у него есть свободное время, он тут же погружается в полусознательное состояние, сидит в телефоне, следует подсказкам гаджета, что ему делать, и даже если он разговаривает с другим человеком, но при нем есть телефон, то он все время туда поглядывает и отвлекается.
Таким образом, все идет в том направлении, чтобы взломать людей и сделать их ближе к машинам. Машины совершенствуются, в то время как человек, наоборот, упрощается и деградирует. Правящие круги хотят сделать так, чтобы в итоге все слилось в этакое существо — полукиборга-получеловека, у которого от машины была бы четкость в выполнении операций, следование предписываемым алгоритмам, без всяких взбрыкиваний (что сказали, то и сделал). А от человека как раз требуются противоположные свойства даже в компьютерных системах, в системах Левиафана, в системах ИИ, а именно — постановки задач, переключение между ними, целеуказания и так далее. То, чего машина принципиально не может, не будучи алгоритмизированной. Таким вот образом людей взламывают.
В книге я еще разбираю некоторые популярные сейчас установки, типа того, что у человека вообще нет сознания, что ученые якобы доказали, что у человека нет свободы воли. Все эти тезисы, сопровождающиеся одними и теми же историями, переходят из книги в книгу, но на самом деле это все мифы. В книге я все это разбираю и думаю, что эта работа будет продолжена. Тем не менее уже сейчас я выражаю надежду на то, что люди все-таки будут искать пути выхода из этой ситуации несмотря на то, что человечество, конечно, уже очень далеко зашло. Если человек утратит свободу, в том числе свободу выбора, если его поведение полностью будет запрограммировано Левиафаном, то в случае, если он попытается выбиться из колеи, у Левиафана найдутся средства вернуть его обратно. Я описываю в связи с этим роевые механизмы, то есть механизмы создания роя, для чего в последнее время тоже очень многое делается. Если человек утратит свободу, то всю цивилизацию ждет гибель, потому что первая же крупномасштабная катастрофа приведет к тому, что Левиафан не сможет с ней справиться. Вычислительные мощности становятся все более зависимыми от микросхем на наноэлементах, они становятся все более мелкими и уязвимыми даже для солнечной активности. Если это продолжится, то какая-нибудь повышенная солнечная активность породит некие солнечные ветра и выведет из строя инфраструктуру целого города или даже континента. И люди не будут знать, что делать, поскольку уже давно передоверили решение этих вопросов машинам, а по большому счету и любых вопросов. Им сказали, что у них все равно нет свободы воли, они ничего не могут решать, пусть решает машина, а та не сможет справиться с этой проблемой. Так они и погибнут.
— Сейчас пишут о том, что последние 30–40 лет шел активный процесс постмодерна, неолиберализма, деиндустриализации, когда огромные вонючие заводы забрасывались, а им на смену активно продвигались всевозможные услуги, цифровизация всего и вся, и пик этого процесса был достигнут в период пандемии, когда многое из оставшегося вообще остановилось, а полмира перешло на »удаленку». Теперь опять все заговорили об индустриализации, народ начал активно возвращаться к станкам, в офисы, за парты, »дистант» стал терять популярность. Почему? Пошел откат к прошлому или это волнообразно все происходит?
— Да, я думаю, волнообразно, и вообще это система Левиафана таким образом реагирует на даже спланированные трудности, потому что мы не можем понять ее нечеловеческую логику. Любая системная логика говорит о том, что приходит обратная связь. Вот она, очевидно, пришла. Люди недовольны следствиями цифровизации, той же поголовной «удаленкой», поскольку на ней человек просто перестает быть человеком и постепенно превращается в цифру, в свой цифровой аватар. Он лишен контакта, который необходим ему просто для того, чтобы чувствовать себя человеком, а не роботом. Поэтому человек, конечно, в большей или меньшей степени недоволен. Есть два способа справиться с этим недовольством. Первый — это действительно где-то ослабить гайки, пойти на встречу. Другой способ — это, напротив, создать еще больше ада, концлагеря, чтобы люди даже не думали о возможном сопротивлении. Я думаю, что как раз эта фрагментация мира, которую мы сейчас наблюдаем, служит именно этой цели. Она решает обе задачи — какие-то регионы и страны она отпускает на более вольные хлеба, люди там получают даже некоторое возвращение прежних свобод, хотя они уже взломаны и сломаны. Уже проверено, что они не будут драться за свободы, поэтому со временем их снова отнимут. А с другой стороны, других людей, как, например, россиян, через конфликты, хаос и распад, заставят покориться.
Поэтому действительно в разных регионах мира наблюдается разная ситуация. Где-то действительно строятся заводы, какая-то промышленность начинает возрождаться. Но я думаю, что, во-первых, это все недолговечно, а во-вторых, не очень востребовано. Почему? Ну возьмите ту же пандемию. Она показала, что люди очень легко складывают лапки и покоряются. Поэтому не возникнет такого активного класса буржуазии, который был 200 лет назад в Европе, который требовал своих прав, вкладывал деньги в продвижение газет или политических партий. Давайте вспомним Генри Форда в Америке. На чем он разбогател и стал магнатом? На отстаивании и продвижении принципа, что рабочие должны жить хорошо, что у каждого должен быть автомобиль, о чем до него никто не говорил и даже не мечтал. Он явился как раз одним из создателей того потребительского общества, которое ныне существует в США и на Западе в целом.
С другой стороны, сегодня мы видим, что частичный возврат в модерновую эпоху, к какому-то расширению производства, происходит на фоне роста конфликтов. Для конфликтов — неважно, холодных или горячих — нужно оружие, боеприпасы, амуниция и снаряжение, это все необходимо создавать. Но при этом никто не думает восстановить подход Генри Форда, согласно которому народ должен жить зажиточно, что надо взращивать и создавать полноценный средний касс. Об этом я вообще нигде не слышал речи. Наоборот, повсеместно говорится об оптимизации, о том, что нужно затягивать пояса, сокращать потребление, все сокращать. А для тех людей, которые теряют работу, придумывают простой способ утилизации — их отправляют на войну, где они ложатся в могилы. Поэтому я на все это не очень оптимистично смотрю. В этом возврате или отскоке нет индустриализации, потому что нет возврата к ценностям индустриализации, обществ, которые были 200 лет назад в Европе и позднее — в Советском Союзе. Сейчас мы видим возврат к полуфеодальному — полурабовладельческому — обществу, потому что подразумевается, что человек должен быть, по сути, рабом платформы, рабом цифры, а отнюдь не тем свободным человеком, который делает выбор, принимает решения, куда ему пойти работать, что ему делать, на что тратить заработанные деньги, где и в чем их хранить. В прежней парадигме, даже если он был бедным, он имел шансы. Сейчас эти шансы отбираются.
«Илон Маск выглядит бунтарем и революционером, но он тоже слуга Левиафана»
— В конце минувшего года Илон Маск купил «Твиттер» и начал там большую чистку. Зачем? Что у него на уме? За кого он и против кого?
— «Твиттер» относился к числу 4–5 платформ, которые задавали идеологическую повестку для всей планеты, занимались жесткой цензурой, контролем над мышлением людей, умонастроениями, в том числе над выборными процессами в разных странах, обеспечивая таким образом сохранение господствующих элит у власти. Например, они продвигали, как это сейчас происходит и на «Фейсбуке»*, и YouTube, и других платформах — определенные темы. Какие-то, напротив, запрещали. Люди — создатели каких-то каналов — тоже могут быть запрещены. Несколько лет назад был известный случай, когда создатель канала InfoWars Алекс Джонс был одновременно исключен из нескольких платформ. Его выкинули из «Фейсбука»*, «Твиттера» и YouTube в один день. Это говорит о том, что эти платформы срослись, они договариваются друг с другом и уничтожают то, что они идеологически не хотят видеть. Эта власть стала настолько тотальной, что начали говорить о создании такой супермегацифровой платформы, которая вообще будет все контролировать. По сути, так и есть, но формально это пока что все-таки несколько компаний, хотя они и координируют свои действия.
Во время слушаний в конгрессе было обнаружено, что у этих платформ есть специальная команда координаторов, которые соотносят свои действия друг с другом. Это все шло таким образом, но вот Илон Маск повел себя очень независимо. Хотя он тоже строит новый цифровой порядок (так что он тоже один из них), но при этом позволяет себе более независимое поведение. Видимо, у него есть какие-то поправки и вариации тех идей, которые имеют глобальный цифровой характер. Скорее всего, они имеют какие-то личные особенности. То есть Левиафан допускает такого рода конфликты, как между демократами и республиканцами в США или между лейбористами и консерваторами в Великобритании,
По сути, это все об одном и том же, но с несколько разными акцентами. Здесь можно понять, что Маск играет на стороне республиканцев, но открыто он не обозначает такой позиции. Считает себя нормальным центристом и говорит, что, если, к примеру, президент — демократ, то законодательная власть должна быть у республиканцев, и наоборот. Из него делают какого-то чуть ли не радикала и революционера, а он думает и ведет себя в духе американских бизнесменов 40-х, 50-х, 60-х годов прошлого века. Однако сейчас они все стали слугами Левиафана, полуроботами, взломанными людьми, которые делают то, что им предписывают.
Поэтому на их фоне Илон Маск выглядит таким бунтарем и революционером. Он, по-видимому, действительно счел, что ему нужно поддержать республиканцев и их повестку, которая подразумевает отказ от самых жестоких практик технократического управления миром. Очевидно, с этой целью он и купил «Твиттер». Но при этом надо понимать, что 44 миллиарда долларов не такая большая сумма для подобного рода сделки, да и для самого Маска. Тем более что не все эти деньги — его личные. Он нашел финансирование этой сделки, и понятно, что за ним стоят какие-то люди, какие-то круги, которые поддерживают его. Все, что он хочет сделать, — это немножко изменить дискурс с тем, чтобы позволить определенную долю свободы. Настолько все стало жестко, что теперь не продохнуть, цензура повсюду в этих сетях и на этих платформах такая, что это чувствуют даже те люди, которые являются сторонниками цифровой повестки. Такие люди, как Дональд Трамп и Илон Маск, хотят иметь свое слово, но я не уверен, что у них что-то получится.
— Почему?
— Чисто технологически все-таки дело идет к тому, что, действительно, в разных странах будут разные платформы. Потому что мир фрагментируется, но при этом в каждой из этих стран или внутри союза государств будет какая-то одна господствующая платформа. Это все равно своего рода монополизация. Это может привести к тому, что в Америке они сольются в одну сеть. Маск, конечно, тоже слуга Левиафана, но он считает себя эдаким полубогом, устанавливающим правила, поэтому посмотрим, что из этого всего получится.
— «Твиттер» давно уже стал «информационным оружием». Мы знаем такое понятие, как «твиттер-революции». Например, в 2011 году данная соцсеть стояла за событиями так называемой арабской весны. Уже тогда «Твиттер» представляла собой серьезную политическую площадку, послужившую триггером революционных событий в целом ряде арабских стран. Против кого сейчас может быть направлено это информационное оружие?
— Когда до Маска этим оружием пользовались другие, ни у кого вопросов почему-то не возникало. Все платформы — «Фейсбук»*, YouTube и «Твиттер» — тоже использовались для информационного террора, в особенности в последние два года, и никто не говорил, что это плохо, что это ведет к какой-то там революции, все было нормально. Как только появился человек, который создал конкуренцию или просто выбор, так сразу пошли разговоры о том, что он использует соцсеть как оружие. А другие эти платформы не используют как оружие? Все используют. И метавселенная (от Meta — названия компании, признанной экстремистской и запрещенной в РФ, — прим. ред.), кстати, тоже мощное оружие.
— А какие ценности Маск будет продвигать?
— Я уже сказал, что он тоже слуга Левиафана, и не думаю, что он станет продвигать альтернативные повестки. Он просто будет создавать более благоприятные условия для себя, для таких как он. Я не исключаю, что какие-то наиболее острые дефекты цифровизации для общества он попытается нивелировать, но ничего принципиального и серьезно существенного я в этом не нахожу.
Особо хочу отметить, что в России «Твиттер» не является каким-то серьезным оружием. Здесь им мало кто пользуется и обращает на него внимание. К тому же в России он еще и запрещен. Но при этом мы не в силах создать свою подобную сеть.
— Мария Захарова еще в апреле ушедшего года говорила, что YouTube подписал себе приговор, но он до сих пор жив и здоров на наших просторах. Евгений Пригожин недавно написал обращение о его закрытии. Но пока все тихо. Кто и почему лоббирует у нас иностранные цифровые площадки?
— Как воспринимают российские власти все эти площадки? Как средство контроля над населением. Поэтому YouTube и не запрещают полностью. Это довольно эффективное средство контроля. Как происходит контроль, мы знаем — прежде всего через алгоритм самого YouTube, через невозможность высказать там определенные вещи. Критиковать то, что происходит. В последние два года просто строжайшая цензура была наложена. А власти России никогда не предпринимали реальных шагов, чтобы преодолеть эту цензуру, чтобы действительно обеспечить свободу слова. Когда начались закрытия определенных каналов, блокирование блогеров, никто никак из властей не реагировал. Реагировали лишь тогда, когда закрывали или блокировали каналы людей, тесно связанных с властями, людей, которые несут официальную информационную повестку. Вот тогда действительно следовали определенные действия, но до конца YouTube все равно никто закрывать не будет, потому что, насколько я знаю, та же самая администрация президента России платит очень хорошие деньги YouTube за возможность прямо закрывать там определенные каналы или запрещать доступ определенным людям. YouTube таким образом продает свои услуги, но он этим не просто зарабатывает деньги. Они совместно обеспечивают ту повестку, о которой я говорил в начале. Для меня самого удивительно, но я видел много подобных случаев и сам являлся жертвой этой политики, когда был совершенно очевидный сговор, с одной стороны, властей Российской Федерации, а с другой — цензоров YouTube, которые находятся в Калифорнии. Казалось бы, это враги, но нет, они прекрасно ладят, когда это нужно для контроля и для общей повестки. Поэтому YouTube полностью не закрыт, а вот с «Фейсбуком»* таких условий не удалось обеспечить, и его заблокировали.
Что касается Пригожина, то было много публикаций на тему того, что у него есть огромные информационные ресурсы, целая фабрика интернет-троллей, способных в нужные моменты подключаться к открытой и скрытой информационной борьбе, влиять на какие-то процессы. Поэтому у него, конечно, есть свои интересы и он хотел бы закрытия конкурентов для того, чтобы навязать стране свою монополию. В этом случае я не исключаю, что люди Пригожина, его платформы и ресурсы привели бы к еще большему информационному террору и еще большей цензуре.
«Россия потеряла субъектность, но это никак не связано со спецоперацией на Украине»
— Кто у нас больше и сильнее влияет на умы и сердца россиян — телевизор и традиционные СМИ, в частности радио, или интернет и соцсети?
— Соцсети, конечно, но там тоже все находится под контролем властей. Другое дело, что по всем признакам не за горами конфликты внутри самого политического класса. А что касается традиционных и нетрадиционных СМИ, я не думаю, что стоит так уж серьезно противопоставлять одно другому. Телевидение совсем под тотальным контролем, а интернет все еще не до конца, но все равно уже довольно сильно и серьезно.
— Кто нас поведет в светлое цифровое кибербудущее — Китай или коллективный Запад во главе с США?
— Стран как таковых уже сейчас нет. Это все фасады. Байден — это тоже фасад, причем довольно своеобразный, поскольку мы все знаем о странностях этого человека. Это уже чистая декорация. И не только Байден. В ряде других стран мы тоже это видим. Все основные процессы уже так или иначе находятся под контролем Левиафана, о котором я говорю, а все, что мы видим, — это такая игра на публику. В реальности, да, есть Байден, есть китайский Си, и внутри каждый из них может действительно верить, что они в самом деле конфликтуют, что решают какие-то отдельные задачи. Но, по сути, они предлагают одинаковые варианты развития.
Что касается нас, то Россия, очевидно, пойдет по американскому пути развития. Имелись основания полагать, что пойдет по китайскому пути, потому что к этому склонялась российская верхушка, но центры принятия решений у нас все-таки находятся в европейской части, поэтому они в той или иной степени будут под американским контролем. А вот если Китай сумеет установить свой контроль над Сибирью и Дальним Востоком, то для этих регионов, да, появится какой-то китаизированный путь. Но я думаю, что у КНР много слабостей. Цифровизация и все эти процессы начаты все-таки американцами, и они своих преимуществ не уступят. Внутри Китая тоже не все просто и там тоже возможны какие-то бурные события, хотя Си Цзиньпин пытается сейчас со всем этим справиться через информационный террор, связанный с ковидом. Людей стараются всячески охладить, чтобы они не бунтовали.
— Но мы же говорим, что с Западом у нас дело не пошло. Единое пространство от Владивостока до Лиссабона Запад не захотел, а предпочел создать государство «анти-Россия» в лице Украины. Поэтому теперь мы резко поворачиваем на Восток и будем ориентироваться в противоположном направлении.
— Я считаю, что РФ потеряла субъектность, причем это случилось не вчера, и это никак не связано со спецоперацией на Украине. Это случилось гораздо раньше. Риторика может быть любой, а в реальности, я думаю, все-таки случатся фрагментация и хаос.
— И когда, по вашим прогнозам, этого стоит ждать?
— Уже начинается. Это можно судить хотя бы по поведению таких людей, как Евгений Пригожин. Они не просто готовы, они уже начинают действовать. Уже свой кусок хотят застолбить. Я думаю, что у него есть определенные виды на то, чтобы стать властелином Санкт-Петербурга, ну и так далее. Везде найдутся такие деятели.
— Недавно вице-премьер Дмитрий Чернышенко сообщил, что российский бизнес взял на себя обязательства профинансировать разработку и внедрение отечественного программного обеспечения на сумму свыше 155 миллиардов рублей. По его словам, это не только удовлетворит потребности отраслевых заказчиков страны, но и реализует большой экспортный потенциал наших IT-решений. Это серьезно, мы всех обгоним или что в итоге произойдет?
— Я уже сказал, что есть какой-то фасад и есть реальная работа по созданию цифрового концлагеря, постройке удивительных умных городов, куда человек попал и уже не выберется свободным. Это все, разумеется, требует развития определенных технологий, решений, и я думаю, что это достаточно всерьез они пытаются делать. Это их задание, которое получено от Левиафана. Конечно, в российских условиях неизбежно, что часть этих денег будет украдена, даже если это частные деньги. Тем не менее замысел вполне реален, и это не фикция.
*принадлежит Meta — запрещенной в России экстремистской организации