— Галя, соли займи...
— Что, твой отправил?
Это я к соседке Гале вроде как за солью заскочила. А на самом деле — по поручению врача. Так совпало, что супруг мой — Семён Маркович — он не только друг Галиного мужа, но и невролог. Вот он мне как невролог и заявил: "Вчера Леха свалил к своему коллагена и силикону. Сходи, глянь, как там Галюня, не сильно ли в прострации..."
Ну я давно в курсе была, что у Лехи краля имеется. Так и Галя, его жена, догадывалась. А что делать, полигамность борщом и двадцатью годами семейного стажа не перешибешь. Только усугубишь.
Пошла я. Она мне говорит: "Заходи, Сара, заходи, вижу, новости тебе Сема уже рассказал." Кивнула, зашла. А у нее в квартире все сверкает. Намыто то есть. Она и раньше чистюля была, но тут уж Эрмитаж нервно курит. Все начищено, включая саму Галю. Сияет, как будто ее только что на монетном дворе отлили. На голове прическа накручена. Сама не в халате, а в костюме навроде атласного. Ткань — шелк искусственный, вид — шик настоящий. Лет десять, кажись, Галюня вместе с Лехой с мышц плечевого пояса скинула.
"Заходи, заходи," — говорит. Сама сразу в бокал шампанского мне. И себе. Салатик на столе из травы и орешки в нем кедровые. Шоколадка с апельсином. И всё. Никаких признаков борщей и мяса по-французски.
Выпили за освобождённых женщин Востока.
Галюня мне ещё подливает. Ба, а шампанское-то в ведерке со льдом! В ведре натурально цинковом. Галя в нем раньше кухонные полотенца вываривала.
Ты, говорит, посиди, Сара. Пусть Сёма понервничает, он невролог, ему полезно прочувствовать фактуру. Я, говорит, сейчас чемодан Алексею Ивановичу соберу и поедем отвозить. И точно: в нише рядом со шкафом чемодан, а в нем ровными идеальными строчками Лёхино приданое. До чего ж всё-таки Галя аккуратная баба. Свитер какой-то вытащила, разложила на полу, разгладила, чтоб без складок. Потом один рукав загнула и приглаживает его, приглаживает. Потом второй. И гладит, гладит. Потом пополам весь свитер. И руками по нему водит, сверху вниз, справа налево. А маникюр свежий... И по плечу гладит свитер, и по вороту пальчиком...
— Ой, Галь, у меня молоко на плите! — и бросилась я из её квартиры, чтоб она слёз моих не видела. Домой влетела, кричу:
— Звони этому адиёту, пусть всеми ногами домой бежит, пока она чемодан не собрала! А то проведет остаток жизни в силиконовой долине. Безжизненной и беспощадной к чужому, не первой свежести возрасту. Нехай чешет обратно Усейн Болтом, может, успеет. Скажи, я её задержку. Щас только пустырника глотну. А то прям перед глазами , как она евоный свитер к груди прижимает перед чемоданом. Не видели такого ещё глаза мои, а чего они только не глядели.