Мой папа родился в 1930 году в селе Тиинске. А детство его прошло в Никольском-на-Черемшане. Черемшан это речка, впадающая в Волгу. Когда-то она была сказочно красивой, а сейчас в Никольском ее и не найти, там сейчас огромное Куйбышевское водохранилище. Семья папы жила ещё в старом Никольске, до его затопления. Красивейшее было село с богатой графской усадьбой, с церковью в стиле барокко. В Никольске бывал писатель Аксаков и описывал красоты усадьбы в своей повести "Детские годы Багрова внука".
Мой дедушка Александр Васильевич, папин отец, был в Никольске важной персоной - председателем колхоза, ездил на "персональном транспорте" - бричке с запряженным рысаком.
Бабушка Мария Семёновна нигде официально не работала, растила троих детей. Жила семья на улице под названием Барское гумно. Папа любил вспоминать, как красиво было село Никольское-на-Черемшане, как широка была, покрытая изумрудной травкой, их улица, упирающаяся одним концом в лес, другим в озеро, как вечером коровы, возвращающиеся с пастбища, переплывали его, и на зеркальной глади воды видны были торчащие рога, уши и розовые носы с широко раздувающимися ноздрями. Подплыв к берегу, буренки отряхивались и важно выступали из воды, сверкая мокрыми сытыми боками и покачивая чистейшим и тугим от переполнявшего его молока выменем. Коров семья держала все время проживания и в Никольском, и в Сенгилее. Папа рассказывал, как он с матерью, нашей бабушкой, стоговали сено вдвоем, как бабуся вершила стог, а закончив это ответственное дело, должна была спуститься. Это выглядело так: за шест забрасывалась веревка, за один конец держался внизу сын, за другой на вершине стога мать. Потихоньку папа должен был отпускать верёвку, а бабуся спускаться. Папа не удержал свой конец, и Мария Семёновна рухнула с высоты, отбив копчик. Досталось "на орехи" неловкому помощнику.
Папа, его звали в семье Шуркой, был средним ребенком. Сестра Лидия была старше на шесть лет, брат Толя моложе на восемь лет. У бабушки было ещё трое деток, умерших в младенчестве. Шурке доставалась вся самая черновая и трудная работа. Папа говорил, что он был батраком в семье. Лида была барышней, Толя маленьким, бабуся барыней, а дедушка работал, приходил усталый, вечно сердитый. Поест и укладывается отдыхать, отвернувшись к стене. Домочадцы в это время боялись дышать, ходили на цыпочках, говорили шепотом. Строгим был глава семейства. Когда он застал среднего сына за курением, влепил ему по губам толстенной книгой История КПСС так, что губы у парнишки разбил в кровь, ходил мой папа потом неделю с распухшим ртом. Зато курить больше не пытался. А случай с огурцами? Как он заставил сына отнести ворованные у соседей огурцы хозяевам оных. Я описывала этот случай. Если не возражаете, напомню.
Однажды летом Мария Семёновна послала старшего сына на дальний огород за укропом. Выполнив поручение матери, парнишка заодно проверил огурцы, но нашел одни недозревшие "пуплята". И надо же было ему заглянуть в соседний огород! Там на грядках лежали ровные, как на подбор, зелёненькие в пупырышках, уже крупненькие огурчики.
Ночью, вооружившись отцовским портфелем, Шурка забрался в чужой огород и методично обобрал наощупь грядки. Он надеялся прошмыгнуть со своей добычей в дом незамеченным. Но удача отвернулась от него. На крыльце с книгой в руках восседал сам отец! Фонарь, освещающий его, вырывал из кромешной темноты длинный коридор метров восемь. И эту полосу света нужно было как-то пересечь. Дождавшись, как ему показалось, удобного момента, мальчик, затаив дыхание, на цыпочках двинулся вперёд. Но тут, как гром средь ясного неба, раздался голос отца:
- Шурка! Ну-ка, иди сюда? Что у тебя? Зачем портфель взял? Показывай, что в нем!
Не смея ослушаться, сын двинулся на подкашивающихся ногах к грозному родителю.
- Огурцы... - сумел выдавить он вдруг пересохшими губами.
- Где взял? - прогремел новый вопрос.
- На огороде.
- Не ври! Я только сегодня проверял.
- У соседей немножко набрал...
- Дай сюда! Марш спать! Завтра я с тобой разберусь.
Всю ночь парнишка не сомкнул глаз, ломая голову, какая же кара его ожидает. Наутро злоумышленник предстал пред судом отца. А приговор его был краток и мудр.
- У кого взял огурцы, тем и отдашь. А я прослежу, не сомневайся!
- Папочка, не надо! - взвыл Шурка. Но Александр Васильевич был непреклонен. Неудачливому воришке ничего не оставалось, как подчиниться.
Он брел по улице с поникшей головой, волоча портфель с злосчастным огурцами и едва передвигая сделавшиеся ватными ноги, как на расстрел. За ним на небольшом расстоянии на бричке ехал отец.
И вот, изумлённым взорам мирно завтракающих деда с бабкой, явился заливающийся горькими слезами парнишка. Он вывалил содержимое портфеля, дюжину крепеньких огурчиков на стол, повергнув их в новое изумление. Заикаясь и размазывая слезы и сопли кулаком, Шурка нес такую околесицу, что дед с бабкой нескоро поняли из его всхлипов и стонов, что их обворовал сынок самого председателя Райисполкома.
Сердобольные старички взялись утешать горемыку, вытерли ему нос и напоили чаем с ватрушками.
Дедушка уже работал не председателем колхоза, а председателем Райисполкома, в Великую Отечественную он на фронте не был, но работал в то время и день, и ночь, ездил по району, по колхозам, организуя поставки продовольствия для фронта. В 1945 году его перевели в Сенгилей председателем Райисполкома, также, как и в Никольском. Дом, в котором поселилась семья, находился рядом с детским домом. На танцах в детском доме и познакомились мои папа и мама. Мамочка была очаровательная, с пушистыми густыми волосами, заплетенными в две толстые косы и вьющимися облачком вокруг круглого личика с красивыми серыми глазами, курносым носиком и пухлым ртом.
Она была невысокая, с изящной фигуркой, тонкой талией, которую можно было обхватить пальцами рук. Папа тоже был симпатичный паренёк с голубыми, как васильки, глазами, густыми черными бровями, прямым крупным носом и чувственным ртом. Оба были очень худенькие. Одевался папа очень бедно, несмотря на пост дедушки. Ходил в перешитой солдатской шинели, короткие брюки, из которых он вырос, он стягивал вниз, чтобы прикрыть щиколки, держались, как он говорит, брючишки на "маклаках". Детдомовка мама одета была не в пример лучше. Но папа не комплексовал. В послевоенное время мало кто богато был одет.
А потом мои родители поженились, учились в Ульяновске в пединституте, жили на квартире, которую оплачивал дедушка. После института работали сначала в селе Артюшкино, потом в Тушне, в Сенгилее, в Никольском и последнее их место жительства - Ундоры. Папа работал, начиная с Тушны, на руководящих должностях: и директором, и заведующим РОНО.
Он был прекрасным учителем литературы, хорошим организатором, любимым и замечательным отцом. Сегодня 14 января ровно 12 лет, как его нет с нами. А мы со Славой вспоминаем его каждый день. А что бы папа сказал? А папе понравилось бы или нет? Да, это бы ему понравилось. Вот так и держим равнение на Александра Александровича. Светлая ему память.