Когда Вероника вошла в палату, девчонки играли в карты. Они на секунду прервали игру и уставились на Веронику.
Впрочем, им сразу же все стало ясно. Вероника оглядела палату невидящими полусумасшедшими глазами. Казалось, она вообще плохо понимает, где находится, и что ей нужно делать. Она даже не смогла сама найти палату, ее завела постовая медсестра.
Значит, замершая. Значит, не на аборт.
Впрочем, здесь, особенно в первый день, никто ни у кого ничего не спрашивал.
Вероника тихо поздоровалась, горло сразу же отреагировало и болезненно сжалось. Затем она легла на кровать и отвернулась к стене. Девчонки переглянулись и продолжили игру. Играли не на деньги, а так, на сигареты и вкусняшки. Выяснилось, что колода была крапленая, хотя владелица карт клялась, что понятия об этом не имеет. То и дело раздавались смешки. Особенно часто хохотала одна из них – высокая темноволосая Лена. По виду – типичная девчонка с окраины. Даже в больнице она красила губы свекольной помадой, под цвет длинных, покрытых шеллаком ногтей. Даже здесь она носила обтягивающие черные штаны и длинную футболку до середины бедра – все это вместо положенного халата.
Вероника стиснула зубы. «Ну и контингент здесь, конечно», - подумала она. Ее рука привычно опустилась на низ живота, словно защищая ребенка от того положения, в котором они оба оказались. Но в ту же секунду она разрыдалась и отдернула руку. Как будто не могла прикоснуться к тому месту, где еще недавно был живой ребенок. Девчонки переглянулись и снова продолжили игру.
Они были здесь не первый день, а некоторые и не первый раз.
Однако через минуту Лена все-таки встала с кровати и подошла к Веронике.
— Да ничего, почистишься, и все будет хорошо. Родишь еще.
Вероника всхлипнула и уткнулась лицом в подушку.
Хорошо ей говорить, «почистишься»! Господи, слово-то какое! Веронику передернуло. Они сидели на кровати вчетвером, такие юные, веселые, счастливые, играли в карты. Все с ярким маникюром. Как будто едут в поезде, в плацкартном вагоне на юг, как это было у Вероники в юности. Она неприязненно взглянула на Лену, на ее тонкую фигурку, яркую помаду, шеллак. Для нее «почиститься», наверное, все равно к мастеру сходить. «Девочки, записываемся на абортики».
Вероника отвернулась. Не было сил что-то говорить.
Лена пожала плечами и отошла. Игра в карты продолжилась.
Вероника не могла слышать их смешки. Она не понимала, как они могут смеяться, играть в карты, жить.
Как такое возможно: Бог дает тебе ребенка, а ты его убиваешь?
Ей было тридцать шесть лет. Первая беременность, желанная, долгожданная, вымоленная. Господи, как она ждала… Как сдавала ХГЧ каждую неделю и радовалась растущим цифрам. Как собиралась на первое УЗИ в двенадцать недель. Она помнила, она все помнила… Врач бросила один взгляд на экран, помолчала, а потом сказала:
— Замерла беременность.
Вероника не поверила. Она ушла из клиники и стала читать, читать, читать в интернете об этом. Истории женщин, у которых не сразу увидели сердцебиение плода, женщин, которые отправляли на аборт, а потом они рожали здоровых детей.
Муж Саша тоже не поверил. Вероника вспомнила Сашу, его лицо возникло перед ее внутренним взором, и ей стало чуть легче. Насколько это было возможно. Она вспомнила, как они познакомились. Ей было тогда тридцать четыре года. Личная жизнь все никак не устраивалась, как будто какой-то злой рок мешал ей. Она знала, что может добиться всего: в учебе, в карьере. Во всех сферах жизни, где от нее хоть что-то зависело, для нее не существовало препятствий. Но в личной жизни этот подход не действовал. Иногда ей казалось, что именно в личной жизни нужно что-то другое. Проявить слабость, что ли…
И тогда у нее появилась Эсти. Маленькая собачка породы кавалер кинг чарльз спаниель. Она оказалась настоящим чудом: общительная, веселая, ласковая. К тому же она обладала очень выраженными охранными качествами: любого вора могла зализать до смерти. Когда по утрам Вероника выходила гулять с Эсти, она часто встречала в маленьком парке за домом высокого темноволосого мужчину с большой овчаркой. Мужчина в черном пальто и его коричневая овчарка с черными пятнами каждый день, в одно и то же время, целеустремленно двигались по аллеям парка, не обращая внимания ни на кого вокруг. Эсти, почти утонувшая в волнах своего неконтролируемого дружелюбия, не могла выносить такое положение вещей. Поскуливая от желания общаться, она рвалась с поводка в направлении овчарки, однако та, не обращая внимания на рыже-белую малявку, продолжала равномерно трусить рядом с хозяином. Однако Эсти не была бы кавалером, если бы не добилась своего. В один прекрасный день она буквально подлетела к псу, повалилась у его ног и прижалась к земле. Псу ничего не оставалось, как обнюхать Эсти, а хозяину – завести разговор с ее хозяйкой. Сначала они просто здоровались в парке и расходились, а потом стали гулять вместе. Эсти была счастлива, и даже Байрон (так звали пса), кажется, полюбил с ней играть. Саша был сдержанным, немногословным, свои эмоции выражал очень скупо. Вероника и подумать не могла, что он к ней неравнодушен. Однако он не стал долго тянуть. Через год после знакомства они поженились.
Они так поздно встретились. Но зато были готовы к любви.
Им не хватало только ребенка. И они его ждали. Они уже сроднились с этим ребенком. Вероника вся сжалась. Она не могла понять одного: почему это случилось с ними. Не с ней. С ними. Ведь они стали единым целым.
Конечно, Саша не поверил, услышав вердикт врачей. И уж тем более она не поверила.
Где-то там, внутри нее, жила маленькая фасолинка. Она видела, как выглядят зародыши на таком сроке. Они похожи на маленькую фасолинку, лежат себе, поджав ручки, ножки, головку и становятся похожи на бобовое зернышко…
Вероника поступила утром. Ей сделали УЗИ в приемном покое, но она ждала врача, чтобы еще поговорить, убедиться… Что сохранять уже нечего.
Так ей сказали в приемном покое.
Врач пришла на обход через час. Это была полноватая высокая женщина в хирургическом костюме. С утра она оперировала, а потом в этой же одежде шла на обход. Веронику передернуло.
— Я знаю вашу ситуацию, — первым делом врач подошла к Веронике, и та поняла, что муж Саша не бездействовал. — Если хотите, можете переделать УЗИ на экспертном аппарате. У нас здесь работает кафедра. Посмотрим вас коллегиально.
— Хорошо, — Вероника кивнула.
Девчонки переглянулись. И что эта блатная делает в обычной муниципальной больнице? Вероника не обратила внимания на эти переглядывания. Ей нужно было быть здесь. Врач, который вел ее беременность в частной клинике, рекомендовал ей обратиться именно сюда. Пусть здесь и нет такого комфорта, но, по его словам, здесь всегда смогут быстро сориентироваться, если что-то пойдет не так. После обхода Веронику пригласили на повторный осмотр, уже с доцентом кафедры, заведующей отделением и узиологом, которого нашел Саша. Он не мог ничего не делать, такой уж это был человек.
Вероника шла по коридору, согнувшись и держась за стеночку. Ей предстояло спуститься на этаж ниже. На лестничной площадке стояла Лена и курила, хотя это было строжайше запрещено. Но она же не сигареты, она – вейп, а значит, можно.
— Ты на УЗИ? — спросила Лена.
Вероника кивнула.
— Нам бы всем тоже не помешало УЗИ сделать еще разок, — сказала Лена, глядя куда-то в пустоту.
— А вам-то зачем? — искренне удивилась Вероника.
Ей нужно было УЗИ, чтобы знать правду, какой бы она ни была. Ей нужно будет УЗИ потом, для оценки эндометрия. Для того, чтобы выявить причину, для того, чтобы попытаться еще… А им-то зачем?
— Нам тоже нужна качественная помощь. Мы тоже хотим, чтобы все прошло без последствий, — сказала Лена.
— Если тебе не нужны последствия, то раньше нужно было думать, — резко сказала Вероника.
Она не хотела этого говорить, это вырвалось как-то само.
Но она действительно так думала. Сейчас существует столько методов контрацепции, что подобрать не составит труда. В наше время, чтобы залететь, нужно быть вообще без мозгов.
Лена будто прочла ее мысли. Ее глаза сузились, она приблизилась к Веронике почти вплотную. Та внезапно ощутила страх. Непонятно было, что ожидать от этой «девчонки с района». Но Лена, словно вдруг взяв себя в руки, отступила, тяжело дыша.
— Иди уже, — сказала она и выключила вейп.
Вероника спустилась по лестнице и подошла к кабинету. Сердце заколотилось, мгновенно потемнело в глазах.
— Входите.
Вероника легла на кушетку, почувствовала в себе датчик аппарата и закрыла глаза. Все, что угодно, лишь бы не наблюдать за лицом врача, который напряженно вглядывается в экран, отмечает что-то, и только потом говорит, что увидел.
Женщинам достается самое тяжелое. Ждать.
Всех почистили утром на следующий день. И тех, кто хотел, и тех, кто не хотел. Вероника больше не боролась за свою «фасолинку». Приглашенный специалист подтвердил отсутствие сердцебиения. Единственное, что врачи могли для нее сделать – это попытаться избежать выскабливания, чтобы не повредить эндометрий. Несмотря на довольно большой срок, ей сделали медикаментозный аборт. Взяв с нее слово, что, если «все не выйдет», она не уйдет под расписку и все же согласится на выскабливание.
Веронику забирал Саша. Он отпросился с работы, чтобы забрать ее и привести домой. Вероника выглядела спокойной. Она уже знала, что делать.
— Мне дали контакты врача. Мы узнаем причину, почему это произошло, и попробуем снова.
Муж просто обнял ее.
Уж он-то знал свою Веронику. Даже ее имя состояло из двух слов: вера и победа. И неважно, сколько там ей было лет.
Лена вышла из больницы, кутаясь в тонкую куртку. Достала сигарету и закурила, наконец. Утренний беловатый туман поднимался от асфальта.
Избавилась. Господи, как долго она этого ждала. Пока собирала анализы, проходила психолога, уговаривавшего ее оставить беременность, и даже священника, который что-то там говорил о том, что женщина спасается через чадородие.
Ей все время хотелось сказать: але, меня изнасиловали, вы что, думаете, я буду оставлять этого ребенка?
И она даже сказала это психологу. Хотя даже произносить слово «изнасиловали» ей было тяжело. Но, черт возьми, она готова была на все, лишь бы эта психолог замолчала, наконец. Та замялась на секунду, а потом снова продолжила свою речь.
— Да не смогу я полюбить этого ребенка, не смогу! — почти крикнула Лена.
— Сейчас вы в отчаянии, — мягко сказала психолог и накрыла ее руку своей, — вам нужно прийти в себя, почувствовать свою беременность и тогда…
Лена вырвала у нее свою руку.
— Я даю вам время подумать, — сказала психолог, — придете ко мне в понедельник.
И Лена ждала. За это время она сходила к священнику, который тоже провел с ней беседу. Но тут она уже ушла в глухую оборону. Выслушала. Не сказала ни слова. Взяла подписанную бумажку.
Денег на аборт в частной клинике у нее не было. Поэтому пришлось пройти все эти круги ада.
И вот, наконец, избавилась.
…Перед ее глазами все еще стояла та сцена, когда она, наконец, сдалась. Она долго сопротивлялась, кричала, царапалась, пыталась вырваться. А потом она сдалась и теперь не могла простить себя за это….
Она помнила, она никогда не сможет этого забыть.
Но теперь она избавилась. И может, по крайней мере, жить дальше.
И можно, наконец, закурить нормально. А не эту электронную гадость. В стационаре приходилось говорить медсестрам, что она бросает курить и не может обойтись без вейпа. Но теперь все, теперь никакой «электронки».
Докурив, Лена бросила окурок в урну и пошла на автобусную остановку. Когда она выходила за ворота, они раздвинулись, пропуская автомобиль. На переднем сиденье огромного джипа сидела Вероника.
Они встретились взглядом. Лена вдруг вспомнила их обеих в больничной палате, беспомощных и ожидающих: одна – приговора, другая – освобождения.
Вероника брезгливо отвернулась.
Мне, боюсь, никогда не понять.
Бог дает тебе ребенка, а ты его убиваешь…
Своих собак Вероника услышала еще до того, как открыла дверь. Всегда спокойный и сдержанный Байрон просто бился об дверь всем телом, а Эсти бросилась к ней, как только увидела, прижалась мордочкой к коленям и спрятала нос в складки хозяйского пальто.
…— В данной ситуации все зависит от вас, — сказала ей врач УЗИ, отложив датчик, — замершая беременность – это не приговор. Но это работа. И тут от вас зависит если не все, то многое. Вам придется пройти много обследований, не исключено, что лечение будет очень длительным. Это работа, и вам нужно быть к ней готовой.
— Я понимаю, — сказала Вероника, — уж к работе-то я готова.
Вероника нащупала в кармане пальто бумажку с контактами врача. Да, работать она умеет. Везде, где нужно добиваться, ей нет равных. Она не умеет отступать. Зато умеет последовательно решать любые сложные задачи.
Но нужно ли здесь это?
Она положила руку на белый ромбик, украшавший эстину головку, погладила мягкую золотистую шерсть, и почувствовала, как странная теплота растопила ледяную боль в ее груди.