Найти тему

Фото с кладбища

БАЙКИ ОТ СЕМЕНЫЧА

— Семеныч, там это..., — Генка задержался в дверях, споткнувшись о хмурый взгляд поверх очков сторожа кладбища. 

Недовольный вид старику придавали косматые и нависшие над глубоко посаженными глазами брови. Отложив очки на книгу с пожелтевшими от времени страницами, сторож Семеныч развернулся на скрипучем табурете и внимательно посмотрел на парня, передразнив интонацию местного могильщика:

— Что "это"? 

— Могилку ограбили, — выдохнул Генка, переступив порог сторожки. 

Переминаясь с ноги на ногу, парень не решился без разрешения старика опуститься на свободный стул. Словно не замечая нерешительность могильщика, Семеныч сощурил глаза, зрительно увеличивая паутину морщинок на лице, но не двинулся с места. Уподобившись строгому преподавателю, прежде выслушал корявый ответ студента:

— Значит, я копал яму, периодически вымеряя рулеткой размеры. Каждый раз засовывать в карман несподручно, и я положил ее на край ямы. Хвать, а нет рулетки! Глянул, лежит с другого бока. Огляделся, никого нет на кладбище, рановато для посетителей. Думаю, шут с ним, сам ошибся. Измерил, положил на прежнее место. И что ты думаешь, Семеныч? 

— Пить меньше надо, Генка, — сторож хмыкнул в опаленные табаком густые усы. 

— Ай, Семеныч! — махнул рукой парень. — Дело не в выпивке. То духи шалят, во как! Глянул, нет рулетки на том месте. Покрутился и увидел на соседнем надгробии. Вот как бы я туда ее положил, не вылезая из ямы? Как, Семеныч? То-то, смеешься в усы! 

Сотрясаясь от беззвучного смеха, старик сложил очки в чехол и засунул тот во внутренний карман суконной курточки. Заломил уголок странички и закрыл книгу, аккуратно отложив в сторону под нетерпеливое подпрыгивание Генки. 

— Проблема-то в чем? 

— Так, я ж и говорю, — встрепенулся парень, — соседнее надгробие! 

— Твою ж дивизию, Генка! Ты конкретно скажи. 

— Вылез я из ямы, огляделся: на кладбище тишина. Подошел к могиле, подобрал рулетку и глаза поднял на памятник, — отчеканил парень, — а фото нет. Пустое пятно! 

— Кому ж в здравом уме фото с кладбища понадобится? — недоуменно пожал плечами Семеныч. — Поди на реставрацию отправили? Кто там лежал? 

— Барышня средних лет, миловидная такая, — ответил Генка. — Я когда вчера место готовил под копку, обратил внимание. Домой уходил, фото висело. 

— Петрович вчера на смене был. Ничего поутру не сказал, — почесал затылок старик, кряхтя поднимаясь с табурета, — пойдем, глянем место преступления. 

Отворив перед сторожем дверь, Генка прошел следом, указывая дорогу, где работу не закончил, на ходу добавив:

— Не подумай, Семеныч, что кляузничаю, но сомневаюсь, что Петрович обходил территорию. Он с вечера с дружком неплохо посидел в сторожке, и до утра храпел, распугивая духов. Что отмечали, не ведаю. 

— А с кем сидел-то? С Палычем? 

— Он самый, — залыбился Генка, вспоминая крепкого плечистого мужика, изредко захаживающего до сторожа Петровича в его смену. 

Пройдя по дорожке к яме и обогнув кучу земли вперемешку с камнями, Семеныч остановился напротив соседней могилы с белой мраморной плитой и таким же памятником. Скорбная эпитафия и даты жизни и смерти сиротливо выделялись на камне.

 Подбоченясь, старик обошел могилу, приминая ногами пробившуюся сорную траву. Пригляделся, склонив голову набок, и подобрал с земли маленький продолговатый предмет серебристого цвета. 

— Зажигалка! Я такую видел в руках Палыча, когда выходил с кладбища. Они с Петровичем на лавочке сидели и курили. Семеныч, на кой Палычу фото? 

— На пьяную-то голову чего только не придет, — задумчиво произнес старик, сжимая в руке зажигалку. — Но меня беспокоит другое... 

— Чего, Семеныч? 

Шмыгнув носом и положив зажигалку в карман, сторож достал портсигар, вытащил папиросу, покрутив ту в пальцах, сжимая картонный мундштук, и зажал губами, но подкуривать не стал:

— Беспокоит то, что ты, Генка, потерял уйму времени, а яма до сих пор не копана. Хватит лоботрясничать, полезай в яму! 

— Дак я... 

Махнув на могильщика рукой, Семеныч заложил старческие руки за спину, склонившись вперед, и пошел по направлению к живому уголку, как на кладбище называли домик смотрителя. 

День пролетел, склонившись к вечеру, не принеся ничего примечательного. Ночь прошла еще тише: духи и те притаились, не донимая сторожа потусторонним вмешательством. В течение дня старик названивал Петровичу, но абонент оказывался вне зоны доступа. Наутро Семеныч поинтересовался у сменщика:

— Тебе как в мавзолей, хрен дозвонишься. Слышь, Петрович, ты на прошлой смене ничего подозрительного не заметил? 

— По поводу? 

— С могилки фото сперли, а на месте преступления зажигалка Палыча лежала. Как понимать? 

— Черт его знает, Семеныч! На кой Палычу фото покойного? 

— Много выпили в тот вечер? — допытывался старик. 

— Что ты, пригубили малехо! 

— Ну-ну, знаю я вас, — отмахнулся Семеныч. — Адрес Палыча напиши, сам проверю. Коль не он, принесу извинения, а после узнаю у родственников, возможно, на реставрацию забрали фото. Однако, по инструкции они обязаны были заявление написать во избежание недоразумений. 

— Вот черт! — выругался Петрович, забыв, где находится, чем вызвал очередное недовольство Семеныча:

— Ты язык-то за зубами держи: мало того, что на погосте чертыхаешься, так еще пятница 13-е.

— Ой, Семеныч, я тебе умоляю... 

— Я предупредил! Потом не жалуйся. Но вернемся к инциденту. Коль выяснится, что порчу нанес Палыч, а родственники узнают об этом раньше, чем он возместит ущерб, не избежать конфликта. Ответственность за надгробия и памятники несет администрация. Родственники имеют право подать заявление в полицию, а это, Петрович, уже статья 244 УК РФ. Пиши адрес! 

— Семеныч, братишка! Выручай! Моя ж смена была... Вот че...! Прости, больше не повторится. 

Получив адрес проживания Палыча, старик напялил старую потрепанную шляпу на торчащие скудные волосенки на голове и отправился в город. Меньше всего кладбищенского сторожа волновала судьба сменщика Петровича в случае с инцидентом. Тот частенько закладывал за ворот, и встряхнуть Петровича давно следовало. 

Куда сильнее Семеныча волновали последствия надругательства над надгробием в отношении самого Палыча. Духи подобные злодеяния не прощают!.. 

— Здорово, мужики, — поприветствовал Семеныч жильцов многоквартирного дома, сидевших с утра пораньше за старым обшарпанным деревянным столом и забивающих козла. 

— И тебе не хворать, — отозвалось разноголосье любителей игры в домино. 

— Палыч. Александр. Видели сегодня или дома у себя? 

— Не, сегодня не видели. Но вчера к ночи ближе Палыча девица спрашивала, так думаем, он еще не скоро встанет, — в один голос заржали мужики, многозначительно перемигиваясь. 

— Девица? — переспросил Семеныч, нахмурив брови. 

— Ага, она самая! Он еще фото странное нам показывал, хвастался, что вот-те какая у него баба появилась... 

— Ясно, бывайте, мужики! — махнул рукой старик и достал телефон, сощурившись, выискивая знакомый номер в адресной книге. — Алло, Николаич! Дело есть, так скажем, вне твоего служебного положения. Сможешь подсобить без протокола? 

— Темнишь, Семеныч! Под статью меня подвести хочешь? Да ладно, что стряслось? 

— Я тебе адресок продиктую. Надо проверить мужика одного. Надеюсь, с ним порядок, но как знать... А ты тем временем мило намекнешь, чтобы поскорее уладил инцидент, пока проблем не возникло ни у администрации кладбища, ни у него самого. Приедешь, я растолкую подробно. Буду ждать на лавочке у подъезда. 

— Договорились. 

Усмехнувшись, участковый Прокопенко отключился, подхватил фуражку и вышел из отделения, направляясь к машине. Сторожа Семеныча знавал давно, и не ради уважения отозвался на просьбу старика, сколько сыграло любопытство: где Семеныч, там и мистика. Да и сторожу не раз приходилось помогать участковому. Долг платежом красен!.. 

— Здорово, Семеныч! Где мужик твой? 

— Дома. Я подходил к двери, слышал шорохи. Но решил-таки тебя дождаться. Пошли, по дороге расскажу. 

Поднимаясь на четвертый этаж, старик без утайки поведал капитану состояние дел, признавшись, что более всего его беспокоит:

— Только не смейся, Николаич! Дай-то бог, чтоб я ошибался, и с Палычем все хорошо! Но ты частенько про духов спрашивал, вот я и говорю: в этой ситуации они могут разозлиться. 

— Ну, давай проверим! 

Долго участковому пришлось стучаться в дверь, покуда блеющий и заикающийся от страха голос не спросил, кто его спрашивает. 

— Открывайте, Филимонов, полиция! 

— А рядом кто? 

— Палыч, это я, сторож Семеныч! Помочь пришел. 

— Семеныч? Я щас, мужики... 

По звуку отворяемых замков ожидавшие Прокопенко и Семеныч догадались, что руки Палыча знатно потряхивало. Справившись и отворив дверь, в приоткрывшуюся щель выглянула всклокоченная голова Палыча. Бледный как смерть с темными кругами под глазами, Филимонов заскулил, увидев Семеныча. 

Втолкнув сгорбленного и неказистого хозяина квартиры внутрь помещения, Прокопенко пропустил старика и войдя следом, закрыл дверь. Теребя дрожащими руками ткань семейных трусов, Филимонов упал на диван и закрыл лицо руками. 

— Вижу, тебе не надо объяснять, зачем мы пришли, — мягко произнес Семеныч. — Где фото, Палыч? 

— Да вот оно, будь неладное! Семеныч, забери, прошу! Умоляю! 

— А украл-то зачем? — спросил Прокопенко. 

— Пьяный был. Пошел между могил прогуляться, да приспичило по малой нужде. Гляжу, на фото бабенка такая красивая, прямо глаз не оторвать. Думаю, на кой ляд покойнице фото, ей уж все равно. А я перед мужиками похвастаюсь, что бабу нашел! 

— И как? Стоило оно того? — усмехнулся старик. 

— В жизни так страшно не было, мужики! Я ж на четвертом этаже живу. Она через окно вошла, кожа белая, волосы развеваются и руки ко мне протягивает..., — лицо Палыча исказила гримаса ужаса при воспоминаниях прошедшей ночи. — Сбежать хотел. Не позволила! Измывалась до зари, а уходя сказала, что вернется, где бы я ни был... 

Некогда здоровенный детина всхлипнул и, утирая нос широкой ладонью, пустил слезу. Прокопенко со сторожем переглянулись, и участковый взял на себя инициативу:

— Поступим так, Филимонов: вы возместите администрации починку памятника, и мы не станем заводить на вас уголовное дело. 

— Да, гражданин начальник, сделаю! Все сделаю! Только заберите фото, прошу! — взмолился несчастный. 

— Нет, Палыч, сам взял, сам и вернешь! — наставительно произнес Семеныч. — Без ритуала не избавиться от разгневанного духа. Она продолжит приходить к тебе! Пока до смерти не замучает. 

— Что же мне делать? — едва слышно прошептал Палыч. — На кладбище идти? 

— Именно, да еще в полночь, иначе никак. 

— Семеныч, да ты что! Я ж там и останусь! — подскочил Филимонов, бегая по комнате и заламывая руки. 

— Как знаешь, Палыч, — развел руками сторож, — тогда не обессудь, ничем помочь не смогу. Прощай, Филимонов! Увидимся на твоих похоронах! Только не факт, что и тогда дух отстанет: будешь ты, Палыч, вечность страдать! Пошли, Николаич, заодно и дело откроешь по статье 244 УК РФ. 

Едва сдерживая улыбку, Прокопенко наблюдал за театральной постановкой сторожа Семеныча, мысленно апплодируя убедительной игре и знанию законов. Однако Палыч быстро пришел в себя, прокрутив в голове слова сторожа:

— Семеныч, погоди! Не переживу, коль она опять заявится. Я согласен. Что делать надо? 

— Так бы сразу, Палыч! А то как могилы обсыкать да фото тырить, ты удалец! Слушай сюда... 

Объяснив бедолаге суть дела, Семеныч и участковый удалились, договорившись встретиться около полуночи у ворот кладбища. Улучив возможность воочию увидеть мистическую сторону погоста, Прокопенко вызвался лично присутствовать при возврате фото Палычем. Заодно проследить, как виновник возместит на добровольной основе причиненный ущерб. 

Управившись с делами и сменив форму на гражданскую одежду, Прокопенко лично подвез Филимонова к воротам кладбища, где их ожидали оба сторожа: один на смене, второй – по делу. 

— Как, Палыч, готов? — спросил Семеныч. — Фото не забыл? 

— Скажешь тоже, оно руки жжет! 

— На долгую память, Филимонов, чтоб впредь неповадно бесчинствовать было, — отозвался Прокопенко. 

— Эх, Палыч! — укоризненно покачав головой, Петрович удалился в сторожку, не желая принимать участие в мнимых ритуалах, считая то ребячеством, в отличии от штрафа за употребление алкоголя во время служебных обязанностей. 

— Давай, Палыч! Время пришло. На могилке той фонарь горит, так что не заблудишься и не так страшно будет. Ничего сложного! Просто в точности выполни, что я сказал. 

— Кто б знал..., — прошептал Филимонов, бросая горсть монет на землю у входа на кладбище и, перекрестившись, вошел на территорию. 

Следуя указаниям старика, Палыч свернул на дорожку, ведущую к могилке, на которой призывным маяком сверкал фонарь. Царившая загробная тишина не нарушалась даже шелестом листвы в деревьях. Спотыкаясь на ходу, на ватных ногах Палыч прокрался к могиле, аккуратно обойдя свежую яму, осеняя себя знамениями и мысленно представляя, что та уж предназначалась ему. Бок-о-бок с понравившейся ему по фото дамой. 

— Прости меня, бога ради! Не со зла я глупость сотворил! Принес тебе дары: цепочку серебряную с крестиком и фото возвращаю. 

Положив поверх мраморной плиты откуп и фото, вновь перекрестился. Повернувшись, Палыч пошел обратно к воротам, стараясь не ускорять шаг и не оглядываться, как наставлял мудрый Семеныч. Не отдавая отчет, Филимонов безоговорочно доверился старику. Поговаривали, что Семеныч и есть Хозяин кладбища — владыка мертвых — но то очередная байка из склепа. 

До выхода оставалось не более десяти шагов, когда позади Палыч ощутил дуновение ледяного воздуха. Кожу на затылке обожгло холодом, но Филимонов сдержал порыв сорваться на бег, видя впереди стоящих Семеныча и Прокопенко. 

Вытянув из кармана горсть монет, кинул под ноги, перекрестился и вышел за пределы погоста, ощущая, как силы возвращаются к некогда пышущему и крепкому мужику. 

— Андрей Николаевич, у вас лицо, словно вы призрак увидели, — обратил внимание Палыч на обескураженного Прокопенко. 

— Цыц, Палыч! Я ж сказал, хранить молчание, покуда в город не вернешься, — приструнил Филимонова сторож. — Гони деньги на починку памятника и чтобы я тебя на кладбище больше не видел, разве что в качестве провожающего. 

Сунув Семенычу пачку купюр, Палыч уселся в машину участкового, намеренно не глядя на кладбище, в отличие от Прокопенко, который потерял дар речи. 

— Доволен, Николаич? Больше не станешь донимать меня вопросами? Сам видел призрак, как она не желала отпускать Палыча. Обернись тот или ускорь шаг, то не миновать беды. 

— Но ты бы не допустил этого, Семеныч? Чего молчишь? 

— Эх, Николаич! Живым следует оставаться с живыми, а к мертвякам не суйся, покуда время не придет!..