Широкая ярмарка шумела и бурлила с раннего утра. Она являла собой подобие муравейника и, на первый взгляд, казалась беспорядочной. Однако это было обманчивым впечатлением, которое при внимательном взгляде, рассеивалось.
Здесь было всё на своих местах и действовало строго и упорядочено. Широким и вкусно пахнущим рЯдом располагались торговцы снедью, чуть менее широким, но цветистым рядком расположились коробейники с заманчивым и ярким товаром: тканями, платками, шалями, украшениями и другими товарами, столь привлекательными для женщин.
В центре ярмарочной площади установили свои жаровни блинники. На широких чугунных сковородках, раскалённых на углях, они жарили блины. Конечно, не обошлась ярмарка и без пенного пива, сваренного на ячменных солодушках*. Торговля этим весёлым напитком горячила тела и умы ярмарочного люда.
На специально отведённой площадке молодые мужики соревновались в силе и ловкости, подбадриваемые весёлыми криками зрителей. Заливисто играли гармонисты, вокруг которых лихо отплясывали шуты, завсегдатаи любой ярмарки, и покупатели товаров, собравшиеся со всей округи. Особое место на площади занимали заезжие торгаши, коими были обычные крестьяне, торговавшие тем, что производили своими руками. Они, обычно, становились кучно, не рассредоточиваясь по рыночной площади, раскладывая свой товар на домотканых скатертях.
Сегодня Лукерья торговала кружочками замороженного молока, толстыми пластами солёного сала, крупными налимами, выловленными мужем из-подо льда, тягучим мёдом, сушеными грибами и шиповником. Торговля шла бойко и она была рада, что не зря привезла столько добра.
Время от времени она обращалась мыслями к дому, где её ждала семья, где пахло хлебом и мёдом, дышала теплом большая русская печь, а на длинном семейном столе пыхтел самовар.
Ярмарочный день был морозным, а потому Доцка, молодая кобылица, на которой Лукерья привезла свой товар, стояла за её спиной, покрытая попоной из овчины. Хозяйка подкладывала кобылке охапки сена и пригоршни овса, ласково похлопывая по крепкой шее.
Этой весной Доцка принесла первого жеребёнка, который окрепнув и перестав прятаться под материнским животом, резво бегал по лугу и ржал тоненьким голоском. Доцка тревожно поднимала голову, выискивая его взглядом, и неслась к нему со всех ног, чтобы защитить от возможной опасности.
Сейчас ничего не напоминало о том, что несколько лет назад Доцка едва выжила, когда родившись на свет, она сразу потеряла свою мать.
Холодной дождливой весенней ночью в двери дома Лукерьи и Степана постучал деревенский конюх. В его руках был мокрый узел, мелко дрожащий и вздрагивающий от прикосновений. Так Доцка стала любимицей семьи, вскормленной коровьим молоком. На пастбище она ходила с хозяйскими овцами, телятами и коровами, часто возглавляя домашнее стадо.
Проходило лето за летом и, наконец, Доцка превратилась в быструю крепкую кобылицу темно-каштанового цвета и волнистой гривой. Запряженная в сани или телегу она легко несла груз, грациозно изогнув лебединую шею. Пока было тепло, жеребёнок всегда следовал за ней, но с приходом холодов его стали оставлять в теплом хлеву, где он скучал, изредка звонко ржал и чутко прислушивался к звукам за стенами. Когда Доцка возвращалась, он жался к её пахнущему потом и ветром боку, легонько покусывал и тёрся головой. Доцка отвечала ему тихим, каким-то глухим и успокаивающим ржанием, прижимала к себе его лёгкую головку своей тяжелой головой и её глаза увлажнялись от любви и радости.
Доцка застоялась на морозе и была не прочь сорваться с места, поэтому иногда трясла головой, звеня украшенной медными монетами уздой. В её больших глазах отражалось солнце, снег, люди, огни и всё разноцветье зимней и живой ярмарки.
Короткий зимний день сменил краски неба, выкрасив его в синий, а потом в фиолетовый цвет. Солнце резко ушло за горизонт, оставив после себя малиновую вечернюю зарю, которая, как говорили старики, предвещала скорую метель. Ярмарочную площадь как будто постепенно вымораживало. Торговые ряды сворачивались, возницы увозили свой товар, запоздалые гуляки спешили в тёплое жильё. Вскоре усталая площадь затихла и опустела.
Пришла лунная и морозная ночь. Яркие звёзды мерцали на тёмном небосводе и стояла оглушающая тишина. Доцка ходко бежала по утоптанной дороге, пересекая широкое белое поле. Санный след терялся в тёмной пасти леса и заставлял волноваться сердце Лукерьи. Казалось, Доцка прониклась чувствами хозяйки и не против повернуть назад. Она прядала ушами и громко фыркала. Под её сильными ногами снег скрипел, а звук далеко разносился в стылом воздухе.
Перед тем как покинуть снежный простор поля и углубиться в лес, Лукерья решила дать Доцке передышку, морда которой покрылась инеем, а от спины валил пар. Накинув на неё попону, она шепнула лошади в ухо, чтобы та отдохнула и набралась сил. Доцка послушно мотнула головой и погрызла удила. Лукерья ещё раз осмотрела поклажу, проверила, крепко ли она увязана и не растеряется ли по дороге.
Сани-розвала, сработанные мастером, были широкими и устойчивыми. Даже на крутых поворотах они не переворачивались, а их лишь слегка заносило и отталкивало от снежной бровки, добавляя ускорения. Возница в таких санях управлял лошадью стоя на коленях или в полный рост. Конечно, если путь домой был лёгким и неопасным, лошадью можно было вообще не управлять, она сама знала дорогу. Тогда хозяйка привязывала вожжи к облучку**, заворачивалась в тулуп, падала на устеленное соломой дно саней и любовалась бездонным небом. Они с Доцкой любили путь домой, потому что их там ждали.
Однако их ждали не только дома, но и совсем рядом, скрытые черной громадой чащи. Они стояли на своих сильных ногах, а в их хищных глазах отражалась луна. Время от времени они скалили зубы, ловя запах с поля, и ждали своего часа. Каждый знал свою роль и намеревался исполнить её так, чтобы все могли напиться горячей крови, набить брюхо сочным мясом и несколько дней не думать о еде.
Лесная дорога была узкой. Крупные деревья обступали ее с двух сторон, уменьшая место для манёвра. Развернуться назад было можно, но это были драгоценные минуты, ценой которым могла стать жизнь. Здесь могла спасти только скорость. Волки терпеливо ждали. Никто не подавал ни звука. Их серые тела были напряжены и готовы к гонке.
Лукерья ещё раз проверила упряжь, очистила морду Доцки от сосулек, сняла и бросила в сани попону. Морозный воздух защекотал спину кобылицы и как будто подстегнул её желание пуститься вскачь. Хозяйка правила лошадью стоя, крепко удерживая вожжи в руках.
Широкое поле осталось позади, лес капканом сомкнулся за спиной. Обратного пути не было. Доцка неслась рысью, едва касаясь дороги копытами. Её чуткий слух сумел отделить скрип снега от звуков дыхания и мягких прыжков серой смерти. Облако запахов от разгорячённых погоней тел хищников ворвалось в ноздри Доцки, когда стая решила обойти их сбоку и выйти навстречу, заставив её почти лететь над дорогой.
Лукерья видела горящие глаза хищников, которых было так много, что они были похоже на летящих светлячков. Серые тени скользили между стволами деревьев и расстояние между жизнью и смертью быстро сокращалось. Она крепко, широко расставив ноги, стояла в санях и как будто со стороны видела этот сумасшедший бег Доцки и волков. Но она не впала в отчаяние и сохраняла холодный рассудок. Наоборот, она слегка ослабила вожжи, чтобы удила не причиняли боль той, которая сейчас спасала не только их, но от горя тех, кто ждал их дома.
Живая сила лошади и человека слилась воедино. Доцка поняла свою хозяйку и перешла на галоп. Лепёшки снега из-под копыт летели Лукерье в лицо, но она этого не замечала. В этой дикой погоне время как будто замерло в своём переломном моменте. Хозяйка выкрикнула, а точнее, вытолкнула из груди свою последнюю молитву, которая была адресована не Богу, а той, которая рассекала холодные струи застывшего воздуха, превращая их в жаркий туман, исходящий от разгоряченного тела.
– Ну, Доцка, выручай!
Молитва, а точнее, мольба, горячая, быть может последняя, просьба, крик, рождённый страхом и желанием жить.
Перелом времени наступил и Лукерья отметила, или ей так показалось, что хищники замедлили бег. На самом деле они только ускорились, так как добыча стремительно уходила. Их гибкие тела рвали пространство, глаза продолжали искать те точки, в которые они нанесут решающие и смертельные удары. Ещё никто не уходил от их погони, поэтому они собрали все силы для последнего рывка.
Вдруг, лес расступился, открыв окраину деревни. Воздух запах печным дымом и человеческим жильём, послышался лай собак. Доцка продолжала лететь, не в силах остановиться. Хозяйка, упав на дно саней, оглянулась назад. Стая стояла на окраине леса, провожая их горящими глазами. Никто из них не решился преследовать ускользающую добычу.
Доцка постепенно замедлила бег и с галопа перешла на рысь, а потом на шаг. Она тяжело дышала, а с её боков клочьями падала белая пена. Створки ворот были распахнуты, их ждали. На радостный лай собаки вышел Степан и окинув взглядом Доцку, всё понял. Жгутами соломы он долго счищал с ее спины и боков пену и пот, шептал добрые слова и трепал гриву.
С окраины леса, широко разливаясь под бесконечным небом, донесся волчий вой.
*Солодушки – это лепёшки из ячменной муки, запечённые в русской печи, на которых варят деревенское пиво.
**Облучок – толстая деревянная скрепа, огибающая верхнюю часть саней.