Не так трудно умереть за друга, как найти друга, который стоил бы того, чтоб умереть за него (Э. Д. Булвер-Литтон)
Предыдущие главы:
Глава1, Глава2, Глава3, Глава4, Глава5
Глава 6
Алексей смотрел кино, когда взгляд уловил какое-то движение во дворе. Первая мысль — ветер носит мусор. Но уже через секунду внутреннее чутьë подсказало, что это не так и, мужчина подошёл к окну.
На крыльце, прижав колени к груди, сидел мальчишка. Тот самый, что лазил раньше в вишнёвые заросли.
Мужчина замер, не зная, как поступить. Пускать кого-то в свой дом, в свою жизнь он не хотел. Но ведь нельзя оставлять ребёнка под дождём. Он наверняка весь вымок, пока сюда бежал. Если он бежал через овраг, как раньше, то помимо дождя там высокие мокрые травы, скользко. Да и маловероятно, что ребёнок пришёл сюда без острой необходимости.
Алексей вышел в сени, стараясь не хлопать дверью. Хотя под таким дождём можно и не услышать посторонних звуков. Открыл дверь — мальчик тотчас обернулся. В глазах застыл страх и мольба. Словно он извинялся за своё присутствие здесь.
— Заходи, — коротко бросил Колдун.
— Дядька, я только дождь пережду и уйду.
— В доме переждëшь. Сыро здесь и холодно. Воспаление лёгких можно подхватить. Давай заходи.
Мальчик медленно встал. Он не знал, что страшнее: ослушаться этого страшного дядьку или зайти. И то и другое пугало. Но всё же он сделал шаг в сторону открытой двери. В сенях снял кроссовки и прошёл в дом.
— Раздевайся, — скомандовал дядька и Лёшка замер, распахнув глаза. Дядька, увидев это, добавил, — Ты весь мокрый. Сейчас включу отопление, положу одежду на батарею, должно высохнуть. Наденешь пока мою футболку.
С этими словами он развернулся и подошёл к котлу, Лёшка в нерешительности встал. Ему было некомфортно и холодно от прилипшей к телу одежды, хотелось зарыться в мамину шаль, ну или хотя бы вытереться досуха. Но и раздеваться в доме Колдуна было страшно. А случись что, ему голым по улицам бежать?
Колдун обернулся, посмотрел внимательно из-за плеча и молча отвернулся. Лёша в нерешительности стянул с себя футболку. Колдун встал, не глядя на него, вышел из комнаты и протянул футболку:
— На, надень пока. Тебе, конечно, до колен будет, но пусть так, потому что штанов на тебя нет, придëтся как в платье походить. Переживёшь. — И чуть мягче добавил — Раньше и мужскую одежду называли платьем. А где-нибудь в музее можно увидеть, что часто и мужская одежда была до колен. Так что считай, Лëха, ты просто вернулся ненадолго в прошлое. Понял?
Мальчик кивнул, быстро натянул на себя предложенную футболку и стянул штаны. Хоть стоять так было и некомфортно, но хотя бы сухо. Колдун забрал мокрые вещи и развесил на батареях:
— Здесь быстрее всего согреваются. Дождь закончится, они уже высохнут. На носки.
Лёшка кивнул, не зная, что ответить и что вообще делать. Те же сомнения терзали и Колдуна. Впервые за много лет в его доме находится посторонний. Да ещё и ребёнок. Была бы его воля, вытолкал бы за ворота и прекратил этот неуютный балаган. Но коли уж взялся за гуж... Да и временно это: летние ливни сильные, но короткие. Газ он включил на высокую мощность, чтобы быстрее просохла одежда. Ну в случае чего в полусырой отправит, едва дождь угомонится.
— Садись. Чего стоишь? — буркнул он, плюхнулся в кресло и вернулся к просмотру кино, не обращая на мальчика внимания.
Лёша послушно сел на уголок дивана, вытянулся как струна, сжал руку на подлокотнике так сильно, что она даже затряслась от напряжения. Колдун не обращал на него никакого внимания, и вскоре мальчик расслабился, забрался на диван с ногами, стараясь всё же сделать это как можно тише засунул острые коленки под широкую футболку и обнял себя руками. Стал смотреть кино вместе с этим странным мужиком, хотя всё больше разглядывал седой затылок и хвостик на шее.
«А всё же отчего у него такие шрамы? — думал мальчик — Может, он крутой полицейский и его изрезали бандиты? Или он тоже шпион, его рассекретили, и специально так сделали, чтобы не смог больше шпионить?» Фантазия мальчика заработала во всю мощь. Он представлял этого высокого и страшного дяденьку в бою с бандитами. Вот на него напали двое, трое, семеро. А он отбивается! Но когда напал самый главный бандит, тут уж его и удалось скрутить.
Воображение Лëшки так разыгралось, что он не заметил, как дядька со шрамами обернулся и смотрит на него.
А когда заметил, то смутился, уставился в окно.
— Дождь кончился, ковбой, — громогласно объявил мужчина.
Лëхе два раза повторять не пришлось: подошёл к батареям, потрогал одежду. Натянул чуть влажные штаны, аккуратно сложил гигантскую футболку и положил на диван, надел свою, высохшую и пошёл к двери. На пороге чуть задержался, не зная, что надо говорить в таких случаях, потом еле слышно выдавил:
— Спасибо. До свидания, — и открыл дверь.
— Бывай, — ответил Колдун и ни одна мышца не дрогнула на его лице.
Лëшка нашёл в полумраке свои кроссовки, поморщившись, сунул в мокрую обувь ноги и вышел на крыльцо. Если бы кто-то спросил его о чём он думает, или мальчик умел бы анализировать чувства, то с удивлением обнаружилось бы, что уходить из страшного дома Косухи ему не хочется. Ну и пусть там сидит дядька с перекошенным лицом и всё время молчит, а если говорит, то резко. Ну и пусть там немного страшно. Зато там безопасно, можно даже расслабиться и не ожидать неожиданного вопроса или подзатыльника.
Непонятно как совместить страх и безопасность, но у мальчишки это получилось, потому что чувство безопасности шло откуда-то из нутра, из самой глубины. А страх был ненастоящим, впитанным им с детства, просочившимся до самых костей, но всё равно ненастоящим.
А если бы кто-то спросил, о чём думает Алексей, то тоже поразился бы, потому что единственной мыслью этого хмурого мужчины была: «Может, рано я его выпроводил? Сидел бы ещё...». А ещё он отчётливо увидел красный след на скуле ребёнка, и это его злило.
В следующий раз к дому Косухи Лёша пришёл через три дня — отец получил на ферме расчёт и отмечал то ли освобождение от кабалы, то ли печалился по поводу того, что стал безработным. Но с самого утра у них во дворе собрались дружки отца, и срывая выращенные Аней огурцы и помидоры поднимали рюмки, раздавали Валере советы: встать на биржу труда, пойти на конезавод, сунуться в разнорабочие на стройку. В обед они разошлись, а отец начал приставать к сыну, который только что вернулся от друга. Мальчик, недолго думая, убежал через овраг в дом Косухи, не осознавая, что делает это не по причине реальной угрозы — отец ещё не распустил руки — а просто потому, что туда его влекло.
Осторожно открыл калитку, сунул голову в щель и осмотрелся. Колдун распилил последнее дерево, отделил сучки, принялся распиливать чурбаки на дрова, которые бросал на растущую кучку дров.
Лëша проскользнул во двор и остановился. Колдун поднял голову, посмотрел на него, но через защитные очки мальчик не смог понять о чём тот думает. Хотя и без них не понял бы, но принял молчание за приглашение и присел на корточки возле калитки.
Посидел так минут пятнадцать, наблюдая за сильным, мускулистым телом колдуна. Под спортивной майкой были видны крепкие мышцы груди, а напрягающиеся при усилии бицепсы вообще были пределом мечтания Лëхи. Наверное, он в качалке проводит кучу времени. Может спросить его не тренер ли он? Может, Колдун возьмёт его в ученики: он видел такое в кино и был готов учиться, как те киношные пацаны. Фантазия тут же нарисовала картину, как отец даёт ему подзатыльник, вынимает ремень, а он, Лëшка, даёт сдачи и отец в удивлении отлетает к стене и просит пощады.
Посидев так ещё немного, мальчик встал и подошёл к спиленным веткам. Взял секатор, лежащий на пне, и принялся обрезать ветки спиленного дерева, складывая их аккуратной горкой.
Мужчина со шрамами посмотрел несколько секунд на его действия и продолжил распил чурбаков. Когда он взялся за топор, наколоть остатки, Лëшка уже срезал все тонкие ветки и нашёл на том же пне ручную пилу, принялся распиливать ветки потолще.
Алексей остановился, ещё раз посмотрел на мальчишку, стоявшего к нему спиной и яростно пилящего сучья. Хмыкнул, отложил топор и зашёл в дом. Вернулся через несколько минут и протянул ребёнку рабочие перчатки. Тот также молча взял, натянул на узкую ладошку.
— Это лучше, чем натереть мозоль, получить занозу или пораниться, — коротко сказал мужчина, Лëша, кивнув, надел вторую перчатку и взялся за пилу.
Поработали ещё примерно полчаса, и Алексей коротко бросил:
— Ну всё, тëзка, на сегодня хватит.
Мальчик отнёс пилу на пень, сложил туда же перчатки, бросил короткий вопросительный взгляд на Алексея и тут же отвëл взгляд.
— За домом рукомойник, сходи, руки вымой, лицо сполосни. На обед рис с курицей.
Лëшка вприпрыжку помчался за дом, а мужчина смотрел ему вслед, и лёгкая улыбка коснулась его губ. Хотя со стороны это могло показаться и усмешкой, и злой гримасой и маской недовольства.
Обедали молча, может и вовсе не проронили бы и двух слов, но Лëшка тихо спросил:
— А кто такой «тëзка»? — хотелось понять обидное, что-то сказал Колдун. Обозвал или похвалил? Но тот по обыкновению коротко ответил:
— Значит, имена у нас одинаковые. Я Алексей и ты Алексей.
Мальчик кивнул и больше ничего не спрашивал. Отчего-то в тишине было комфортнее, чем в обществе разговорчивого (особенно если выпьет) отца. Это молчание дарило предсказуемость, а она в свою очередь, некую стабильность, а значит, и безопасность. Странный механизм, но двенадцать лет для Лёши слова в семье чаще означали ссору или прелюдию к скандалу. А здесь, в доме ведьмы, тишина, как благодать.
Пообедав, мальчик сказал, что пойдёт домой, потому что уже поздно, скоро мама вернётся, надо прибраться. Алексей молча, кивнул и, когда мальчик уже был на пороге, сказал:
— Спасибо за помощь. Облегчил работу. Мне эти ветки уже надоели.
Лëшка широко улыбнулся, кивнул нестрижеными волосами и вышел в сени.
Через два дня он снова нерешительно открывал калитку некогда Косухиного дома. Отца не было дома и причин сбегать у мальчика не было, но что-то тянуло в дом хмурого мужчины. Так же осторожно засунул голову в узкую щель калитки и разочарованно вздохнул: машины во дворе не было, а значит, дядька Колдун уехал.
Он посидел на крыльце минут пятнадцать, немного побродил вдоль забора, где раньше были заросли вишни и его штаб-квартира, помыл руки в рукомойнике за домом, ещё чуть-чуть посидел на крыльце и ушёл домой. Заходить в дом, и даже проверять, открыт ли он, без хозяина не решился, да тот и не разрешал, велел сидеть во дворе, если машины нет.
Алексей подъехал к дому, открыл ворота и сразу заметил следы мальчишки: на крыльце лежали палочки и камешки. Почувствовал небольшое разочарование: хотел ведь вчера ехать, но поленился. Сколько интересно он здесь пробыл? Час или дольше? Опять ждал, когда отец угомонится? Алексею доводилось видеть в каких условиях живут дети таких родителей. Мыши в подвале и те сытнее живут, а у этих вечно ищущий взгляд и одежда либо большая — с чужого плеча, либо маленькая — переросли.
Ему трижды довелось вытаскивать таких из горящего дома. Они доверчиво прижимались к нему, крепко вцеплялись в жёсткую одежду, плакали. А однажды девчушка пыталась поцеловать через шлем. Ни одна струна не дрогнула в сердце, он не помнил их лиц, не интересовался их судьбой. Его вообще ничья судьба не интересовала, даже собственная, что уж говорить о тех людях чьë горе ему вдосталь довелось повидать.
Было только два человека во всём белом свете, судьбу которых он хотел бы нарисовать сам на белоснежном холсте. Но о них Алексей старался не вспоминать, потому как они и без его спроса постоянно выныривали из глубин памяти.
~~~~~~
Продолжение ЗДЕСЬ
