Клавдия Семёновна неторопливо собирала в корзину самое необходимое. Застелив плетёное дно белоснежной салфеткой, уложила несколько пышных и румяных пирожков. С мясом, капустой, картофелем и грибами и, обязательно, сладкий с самодельным абрикосовым вареньем.
- Пирожки у тебя, Клава, как у самых знаменитых пекарей, только лучше! - Всегда хвалил муж.
- Ох, ох, подлиза! - Смеялась она. - Можно подумать, ты знаешь, что там готовят знаменитые пекари!
- А чего там знать. Я в Германии пробовал их знаменитые брецели. Ничего особенного. И кальцоне итальянская и круассаны из Франции - всё меркнет по сравнению с твоими пирогами, душа моя.
Николай Иванович не врал. Ведущий инженер одного из крупных предприятий, он и, вправду, объездил полмира. Звал и жену с собой, да она всегда стеснялась деревенского своего происхождения и не хотела подвести мужа, но зато хозяйкой была хлебосольной, и в большом их доме часто собирались гости.
- Хозяйка, Николай, у тебя отменная! - Восхищались высшие чины. - Ни в одном ресторане не попробуешь такого.
- Это правда! - Подтверждал, смеясь, Николай Иванович. - Такой искусницы, как Клавдия Семёновна моя, не сыщешь больше. А ещё она у меня умница, красавица и скромница. Вот и прячу её от вас.
А сам все уговаривал жену быть посмелее.
- Не моё это, Коля. - Отнекивалась она. - Не такое у меня образование, чтобы людям его показывать. Я уж лучше дома.
Потому изо всех поездок торопился Николай Иванович к жене, хоть посмеивались над ним за глаза, подкаблучником считали.
Особенным праздником для них с Клавой всегда был Новый Год. Познакомились они на Крещение. Он, молодой студент, приехал в деревню со своим другом к его матери. Ребята помогли по хозяйству и в ожидании, пока хозяйка затопит баню, решили прогуляться по селу. От мощного удара в спину, Николай едва не нырнул носом в ближайший сугроб. Он обернулся. На снегу рядом с ним лежал здоровенный, как показалось сперва, валенок. Чуть в стороне хохотала группка девчонок.
- Девчата, чей валенок? - Крикнул Коля, поднимая над головой едва не убивший его снаряд.
Девчонки захохотали ещё громче и разбежались. Осталась одна, поджимающая лишённую обуви ногу. Парень подошёл, помог обуться. Щеки девушки залил пылающий румянец.
Коля сразу заметил и васильковые глаза и светлую выбившуюся из-под платка прядь и изящный размер ноги.
- Что ж валенки не по размеру? - Весело спросил он. - Ровно на гренадёра какого.
- Так то брата валенки. - Смутилась девчонка. - Свой один я в реке утопила, пока бельё полоскала, а новые батя не справил ещё.
- А кидала в меня зачем? Ведь не убила едва.
Она покраснела ещё сильнее и, придерживая рукой спадающие валенки, убежала.
- Ох, Коля, - засмеялась мать приятеля, когда он рассказал о своём приключении - ты разве не знаешь, что так девушки на суженого гадают. Куда башмачок носком ляжет, туда и замуж идти. А тебя прицельным выстрелом накрыло. Придётся тебе на этой девушке жениться. Кто там был-то, сынок?
- Клава Стародубцева. - Улыбнулся приятель. - А оробела, страх как.
- Что ж, Клава - девушка хорошая, хоть без матери растёт. Единственная хозяйка в доме, всё сама постигает.
Второй раз Коля приехал в деревню после летней сессии, и тогда уже понял, что влюбился. Были и прогулки под луной, и пение соловья и пряный аромат летних трав. Отец Клавы дал свое согласие не сразу, но дал. Поженились молодые тридцать первого декабря, и с тех пор, много лет, всегда отмечали двойной праздник вместе.
Клавдия Семёновна аккуратно поставила в корзину бутылочку домашней клюквенной наливки. До чего ж хороша! Сладкая, но крепкая. Вроде женский напиток, а лучше для её мужа нет. Коля - не любитель выпить. Его и за границу всегда посылали охотно. Знали, разума не пропьёт, лица не потеряет. А наливочку домашнюю они иногда и просто за ужином пригубить могли.
Следом в корзинку отправился шматочек сала с розовыми мясными прожилками, краюха черного хлеба из домашней печи и аккуратная баночка с солёными груздями. Клавдия Семёновна сама собирала и засаливала.
Женщина посмотрела на часы. Вот, скоро уже. Оделась потеплее. Повязала пуховый платок, положила в карман теплого тулупа коробку спичек, маленький электрический фонарик. В сенях прихватила заранее приготовленные еловые лапки.
Клавдия Семёновна вышла за калитку и побрела по едва заметной тропинке.
- Хорошо, что заранее протоптала. - Сказала она сама себе. - Ишь, сколько снега навалило. Не прошла бы.
* * * * *
На кладбище было привычно тихо. Хорошо,что Колю похоронили почти рядом с домом. Свой прежний большой дом они продали, когда вырос сын Митя, чтобы выделить ему денег на собственное жильё. Себе купили маленький, к природе поближе. Сначала они оба расстроились, когда этот участок на окраине города определили под кладбище, но потом решили, что это куда как лучше, чем если бы построили какой-нибудь завод или торговый центр к примеру.
- Ничего, Клава, соседи у нас с тобой тихие. - Шутил Николай Иванович. - И мы тоже ребята не скандальные. Уживёмся.
Это первый год, когда Клавдия Семёновна осталась без своего Коленьки. За всю их долгую, счастливую жизнь они ни разу не отмечали свой двойной праздник порознь. Даже когда однажды все аэропорты были закрыты из-за непогоды, Николай ввалился домой за десять минут до боя курантов, и Клавдия Семёновна до сих пор не знала, как ему удалось преодолеть тогда время и расстояние. Она просто была безумно рада чудесному появлению мужа.
- Здравствуй, Коленька. - Она поставила корзину на заснеженную лавочку, бережно смела снег с могильной плиты, зажгла свечи. - Как ты, родной? Горько мне без тебя, не радует ничего. Сынок наш, Митя, звонил сегодня. Всё звал приехать. Не хочу я, Коля. У него там своя жизнь. И куда я от тебя, от дома нашего.
Она бережно разложила еловые веточки, положила блестящий шар.
- Тот, что ты из Германии привёз, Коля. Мой любимый. Только у нас с тобой стеклянные шары и остались. В магазинах одни пластмассовые. Зато не бьются, правда, Коля? А я всего любимого твоего принесла. С мясом пироги удались сегодня! Ароматные такие. А картошка неудачная. Вася, сосед, мешок привёз, а она даже в погребе прорастает. Но я её в начинку с лучком и грибами пережарила. Ничего. Матвеевна звонила, Коля. Всё на болячки жаловалась. А я нет, ничего. Глупо ведь надеяться, что в наши годы ничего болеть не будет. Тебя там артрит твой не мучает больше? Говорят, что проходит всё. Правда это, Коленька, или как? Ой, забыла совсем, сейчас приёмник включу. Митя в последний раз привёз. Сейчас, Коля, куранты слушать будем.
Она засуетилась, торопливо нажимая на маленькие кнопки. Приёмник затрещал, подстраиваясь. Клавдия Семёновна достала стопочки, разлила наливку. Дождалась боя кремлёвских часов.
- Ну, Коленька, родной, с Новым Годом тебя, с нашим днём! Ты не скучай там, скоро уж и я к тебе соберусь.
Она замолчала, пристально вглядываясь в родные глаза на фотографии, и вдруг ей показалось, что Коля то ли сказал, то ли простонал что-то. Клавдия Семёновна вздрогнула. Господи, спаси и помилуй. Ей впервые стало не по себе в этом тихом обычно месте.
Всё стихло.
- Ветер, наверное, да, Коля? - Спросила она, прекрасно понимая, что погода стоит безветренная.
Звук повторился.
- Да что ж это. Словно плачет кто. - Ахнула Клавдия Семёновна и тут же разозлилась на себя. Чего испугалась, дура старая. Только что к Коле собиралась, а тут, гляди, забоялась невесть чего.
* * * * *
Она оставила корзину на лавке и, прислушиваясь, пошла на звук. Идти было тяжело. Снегу между могил навалило порядком. На краю, около свежей могилы словно шевелилось что-то. Клавдия Семёновну снова охватил страх. Не то чтобы она верила в нечистую силу, а всё же стало не по себе.
Женщина напрягла зрение и выдохнула с облегчением. Собака.
- Напугала, окаянная! - Отругала её Клавдия Семёновна.
Поднявшая голову псина, снова опустила морду на снег и заскулила.
- Хозяин твой что ли? Ну, не плачь, не плачь.
Она подошла поближе. Собака не проявила никакой агрессии. Казалось, она охвачена глубоким, почти человеческим, горем. Клавдия Семёновна всмотрелась в надпись на кресте.
- Колесов Николай Иванович.
Она вздрогнула.
- Николай Иванович. Гляди-ка, как Коля мой. Тёзка. Выходит, как близкие мы с тобой. Есть хочешь ты, или как?
Собака не пошевелилась. Женщина заспешила обратно. Торопливо собрала вещи, оставив на могилке свечу, стопочку с наливкой и помин. Шар бережно сложила в корзинку. Разобьётся ещё. Сама складывала, а сама рассказывала мужу про собаку.
- Ты не сердись, Коленька. Пойду я, покормлю сердешную. Горе у неё тоже.
Она поспешила вернуться. Идти теперь было легче.
- На, поешь.
Собака не шевельнулась. Клавдия Семёновна разломила пирожок с мясом и поднесла к самому собачьему носу. Ноздри шевельнулись, собака сглотнула, и пирожок исчез в пасти.
- Идём.
Псина встала, и Клавдия Семёновна удивилась тому, какая она большая.
- Идём. - Строго повторила она. - Замёрзнешь здесь. - Никуда наши с тобой Николаи Ивановичи отсюда не сбегут. Некуда дальше.
Собака словно поняла. Покорно, хоть и нехотя, пошла следом.
- Навещать их будем. - Говорила ей Клавдия Семёновна. - Снег чистить. С тобой-то мне вовсе не страшно будет.
Ту ночь они отмечали вдвоём. Клавдия Семёновна, не в силах заснуть, смотрела телевизор, а накормленная собака лежала у её ног.
Уже после Рождества приехал Митя.
- Мама, это ж овчарка. Настоящая. Как ты управишься с ней.
- А что управляться, сынок. Она умная. Сама все порядки понимает. Мы с ней на могилу к хозяину её каждый день ходим. И к отцу тоже. Так она дорогу лучше меня запомнила. Не поверишь, лопату в зубах таскает.
- Кормить её как, мама? А, ладно, решим.
Митя привез каких-то сухих катышков три больших мешка. Собачий корм сказал. Клавдия Семёновна только вздохнула: что это за корм? Сухари какие-то. Собаке мясо нужно. Но та ела с удовольствием, и женщина смирилась.
- Как закончится, позвони мне. - Учил сын. - Я закажу, привезут вам из магазина.
- Хорошо, Митенька. - Соглашалась мать.
* * * * *
- Вот так, Коля, бывает. - Рассказывала Клавдия Семёновна мужу. - Боялась я, как одна в Новый Год буду. А теперь, гляди, какая подруга у меня. Обе мы с ней своих Николаев потеряли, а друг друга нашли. Недаром, мы с тобой всю жизнь в эту ночь верили. Особенная она, Коля, особенная!
Из сети.