19 февраля 1917 года около тысячи печатников, журналистов, писателей и общественных деятелей собрались в Политехническом музее – в тот день с помпой и размахом отмечали 50 лет работы в книжном деле крупнейшего в России издателя – Сытина. Эта дата станет венцом карьеры купца-миллионера. Но уже совсем скоро вихрь революции сметет всю сытинскую издательскую империю, а на станках его «Русского слова» начнут печататься «Известия».
Окончание. Начало см.: "Русский мир.ru" № 12 за 2022 год.
Крупнейший издательский бизнес, лучшие печатные машины, самая массовая газета в стране… Известные писатели считали большой удачей публиковать свои книги у Ивана Дмитриевича Сытина. И не без оснований: тиражи его изданий расходились по всей России.
Делом своей жизни книготорговец – по рождению крестьянин, а после 1894 года купец второй гильдии – считал не накопление богатств, а распространение знаний среди самого бедного населения страны.
ТОЛСТОЙ ЗА КОПЕЙКУ
По словам Сытина, более всего в этом ему помогло сотрудничество с толстовским просветительским издательством «Посредник». Лев Николаевич, в отличие от большинства писателей «большого света», нередко заглядывал на мужицкий Никольский рынок. Он еще с купцом Петром Николаевичем Шараповым обсуждал, как можно было бы приобщить крестьян к хорошей литературе. Его впечатляло, насколько широко простой лубок расходился по стране и как хорошо книгоноши справлялись со своим делом. Оставалось лишь предложить людям столь же дешевую, но уже более качественную и полезную книгу – что, впрочем, до сих пор особого успеха не имело. Мужик «барские» морали и нравоучения читать не хотел, тем более что многие из них напоминали ему синодальные листовки, распространяемые церковью.
Толстой решился предложить сотрудничество лидеру книжного рынка. Ближайший помощник писателя и его доверенное лицо, Владимир Григорьевич Чертков, в 1884 году обращается к Сытину с предложением запустить серию книг для народа. Сытин, как и следовало ожидать, моментально загорается идеей. Замысел оказался плодотворным: с 1885 по 1910 год в издательстве «Посредник» было выпущено 1200 просветительских книг. «Посредник» получал все права на издания, за ним же оставалась корректура и подготовка текстов к печати. За счет того, что многие писатели и художники-иллюстраторы добровольно отказывались от гонорара, себестоимость снижалась и книги «Посредника» можно было продавать по цене лубочных – за 1–2 копейки. А распространялись они через «Товарищество» Сытина. Иван Дмитриевич тоже работал без прибыли. Не все книги «Посредника» продавались хорошо: душеспасительную и нравоучительную литературу народ по-прежнему не покупал – куда охотнее брали художественные рассказы писателей о крестьянской жизни, беллетристику, познавательные и научно-популярные брошюры, а позже и переводы зарубежных классиков, таких как Виктор Гюго, Анатоль Франс или Эмиль Золя.
Сотрудничая с «Посредником» и отлученным от церкви Толстым, Сытин сильно рисковал. Неоднократно его приглашал на беседу обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев. Интересовался серией и Цензурный комитет, пропускавший книги с большой осторожностью. Сытин согласился сократить количество изданий, но связей со Львом Николаевичем не прерывал. После смерти писателя и сложного торга с другими издательствами именно Сытин получает право на печать полного собрания сочинений Толстого в дорогом и дешевом вариантах. Щедрого сытинского гонорара в 300 тысяч рублей наследникам Толстого хватило на выкуп у вдовы писателя яснополянских земель, ставших, как и было велено старцем, собственностью местных крестьян. По слухам, Сытин, не без оснований считавший, что с Софьей Андреевной, не получившей прав на произведения мужа, обошлись несправедливо, из собственных средств заплатил графине 100 тысяч дополнительно.
Помимо Толстого Сытин общался и заключал контракты с немалым числом своих современников, ставших классиками русской литературы: у него печатались Николай Семенович Лесков, Владимир Галактионович Короленко, Александр Иванович Куприн, Валерий Яковлевич Брюсов, Александр Александрович Блок, Дмитрий Сергеевич Мережковский, Леонид Николаевич Андреев, Всеволод Михайлович Гаршин и многие другие. У Максима Горького, к которому книготорговец относился с большим уважением, Сытин даже гостил в особняке на итальянском острове Капри. А поэт Сергей Александрович Есенин, придя в издательство никому не известным сыном рядового московского приказчика, начал работать подчитчиком в корректорском отделе, а после под псевдонимом Аристон дебютировал в печати в детском сытинском журнале «Мирок» со стихами «Береза», «Пороша», «Село».
Коммуникабельный книготорговец активно налаживал связи, общался с людьми всякого достатка и сословия, много ездил по России и, по словам своего работника А.М. Мотылькова, ночевал в вагоне поезда чаще, чем у себя дома. Семейные дела и воспитание детей полностью находились в ведении его супруги Евдокии Ивановны. А Сытин занимался делами и встречался с влиятельными лицами, в том числе с Сергеем Юльевичем Витте, Петром Аркадьевичем Столыпиным, Григорием Ефимовичем Распутиным, Петром Алексеевичем Кропоткиным. И даже с императором Николаем II и Владимиром Ильичом Лениным.
ПО ЗАВЕТАМ ЧЕХОВА
Но, наверное, больше всего Иван Дмитриевич гордился своим знакомством с Антоном Павловичем Чеховым, которое за десять лет переросло в крепкую дружбу. «Все, что он мне предлагал, советовал и говорил, для меня было священно», – признавался Сытин.
Охотно начав сотрудничать с «Посредником», писатель быстро разочаровался в слишком долгой подготовке публикаций к печати и в редакторских правках Черткова. Чехов то был недоволен корректурой (как в случае с рассказом «Жена»), то жаловался на качество оформления книги (как со знаменитой «Палатой №6»). Параллельно писатель печатался и у других крупных издателей: Алексея Суворина, Максима Горького, Адольфа Маркса. Последнему в конце концов в 1899 году за 75 тысяч рублей он решил передать права на все свои имеющиеся произведения и те, что будут написаны в следующие двадцать лет. Жить Чехову, правда, оставалось всего пять лет. К слову, в том же, 1904 году умер и Маркс, а Сытин в 1916-м выкупил у его наследников контрольный пакет акций, в том числе право на издание популярного журнала «Нива» с приложениями.
Чехов, хоть и связанный обязательствами с другим издателем, продолжал по-дружески общаться с Сытиным, а еще то и дело, как сам говорил, «насиловал его газетой»: писатель считал, что именно Сытину непременно нужно начать печатать народную газету. Чехов был уверен, что миллионер, помимо того что будет значительно экономить на рекламе своей продукции, может собрать вокруг себя талантливых людей, способных сделать издание лучшим в стране. После нескольких отказов, которые Чехов не принимал, Сытин все же решился: в 1895 году он начал выпуск своего «Русского слова».
Чтобы получить разрешение на печать, пришлось пойти на поклон к Победоносцеву, заручившись поддержкой его хорошего знакомого – Анатолия Александрова. Он же назначался главным редактором. Сытину не нравился ни хамоватый и верноподданнический стиль Александрова, ни подобранная им редакция, но приходилось терпеть. Через два года Александрову надоело играть в газету, и он полностью отдал ее на откуп Сытину. С 1901 года главным редактором издания был зять Сытина – врач Федор Иванович Благов. Но издатель задумал переманить к себе «короля фельетонов» – Власа Михайловича Дорошевича, одного из самых модных в те годы журналистов Петербурга. Дорошевич поначалу отказывался, считая, что его услуги стоят слишком дорого, но Сытин постоянно повышал ставки. Добиться желаемого издателю помог случай: в 1901 году в газете «Россия», в которой работал Дорошевич, разразился скандал из-за публикации желчной и хлесткой сатиры на царскую семью – фельетона «Господа Обмановы». Автора статьи – Александра Валентиновича Амфитеатрова – сослали в Минусинск, газета была закрыта, а Дорошевич остался без работы. И за баснословный гонорар (20 процентов от чистой прибыли издания), а также гарантию полного карт-бланша в редакции принял предложение Сытина.
В очередной раз расчет Ивана Дмитриевича оправдался: за последующие пятнадцать лет тираж «Русского слова» вырос в 10 раз и перед революцией перешел миллионный рубеж. Дорошевич привел с собой талантливую команду, включая Владимира Алексеевича Гиляровского, прозванного «королем репортажа». Кроме того, Дорошевич потребовал круглосуточного доступа к телефонной линии и расширил сеть российских и зарубежных корреспондентов – одних военкоров насчитывалось 20, среди них был родной брат основателя Московского Художественного театра Василий Иванович Немирович-Данченко, присылавший репортажи из самых опасных мест, в том числе с полей сражений Русско-японской и Первой мировой войны.
Для своей газеты Сытин строит новое здание на Тверской улице, где селится и сам вместе с семьей; типографию оснащают современными наборными машинами и новейшими печатными станками. Газета действительно стала самой массовой, народной и доступной. «Русское слово» читало и правительство, и рабочий класс. Постепенно газета все больше брала левый крен, однако в ней публиковались и откровенно ура-патриотические материалы. Взять хотя бы статью Дорошевича о добродетелях и успехах правящей династии, вышедшей в декабре 1913 года в юбилейном номере к 300-летию дома Романовых.
ЗАМАРАН ЛИБЕРАЛИЗМОМ
Печатники, работавшие на предприятиях Сытина, по большей части отличались прогрессивными настроениями. Самого книгоиздателя, по словам Дорошевича, в правительстве давно считали «замаранным либерализмом», а два его сына открыто симпатизировали революционерам. В начале XX века над «Товариществом» стали сгущаться тучи.
Сам Иван Дмитриевич при этом пытался лавировать между различными партиями и определенной позиции не занимал. Однако именно его рабочие то и дело устраивали забастовки и стачки, а в 1905 году стали одними из активных участников восстания. Пострадал и Сытин: его сын Василий угодил в Бутырку, а обнесенная баррикадами типография на Пятницкой, ставшая центром революционного Замоскворечья, вместе со всем оборудованием, готовой продукцией и огромной хозяйской коллекцией старинных гравюр сгорела дотла. Сытин, а вслед за ним и советские исследователи, полагал, что здание в отместку взбунтовавшимся рабочим и хозяину типографии подожгли по указу люди московского градоначальника Георгия Петровича фон Медема и отгоняли всех, кто пытался тушить огонь. Однако показания свидетелей расходятся, а сам купец, опасаясь за жизнь, скрылся в Петербурге. Впрочем, после пожара интерес к его персоне только вырос, это сделало большую рекламу «Товариществу» – и уже через год Сытин на пепелище отстраивает типографию заново, еще больше осовременив ее.
Пожар в типографии был не единственной крупной финансовой неудачей купца. На рубеже веков бумагу книгоиздателям приходилось закупать в Европе; по подсчетам Сытина, все имеющиеся в России небольшие бумажные фабрики, вместе взятые, не смогли бы обеспечить даже его «Товарищество». А ведь природные условия и богатые леса севера страны теоретически могли бы позволить наладить и отечественное производство. Долгие годы Сытин мечтал основать собственный крупный бумажный комбинат. В Карелии, на реке Кемь, он нашел окруженный лесами подходящий водопад мощностью 20 тысяч лошадиных сил, специалисты составили план строительства фабрики, но оценили объем первоначальных инвестиций в 9 миллионов рублей – такую сумму Сытину в одиночку было не потянуть. Тогда он обратился к богатейшему немецкому промышленнику Гуго Стиннесу, тот идею оценил очень высоко, но от участия отказался. Тогда в 1913 году Сытин решил приобрести и расширить фабрику в Петербурге, нашел партнеров, но и в этот раз не обошлось без проблем. Новые пайщики, сговорившись за спиной купца, в ходе финансовых манипуляций с продажи лесных угодий по завышенным ценам выгадали более 600 тысяч рублей. Сытин был чрезвычайно оскорблен.
Не удалось Сытину осуществить и замысел строительства Дома книги в Лужниках. Купец мечтал перевести туда свои типографии и склады, построить масштабный печатный комбинат, открыть при нем и учебный корпус, а напротив, на Воробьевых горах, организовать общежитие для рабочих фабрики.
Но с началом Первой мировой войны все эти планы оказались несвоевременны. Уходит на фронт и в 1915 году умирает от воспаления легких сын Сытина Владимир. Свою подмосковную усадьбу Берсеневку купец переоборудует под военный госпиталь. «Товарищество» активно включается в издание книг о войне, начинает выпускать многочисленные лубочные карикатуры, высмеивающие врага. «Русское слово» прирастает читателями, но работа редакции осложняется введением военной цензуры: чтобы противник не узнал лишнего, военные репортажи запрещено было печатать до публикации официальных сводок правительства. В этот раз через угольное ушко цензуры удалось проскочить, и газета обеспечила себе еще несколько лет жизни.
ОТДАТЬ ВСЕ
Печатная империя Ивана Дмитриевича Сытина рухнула в революционный 1917 год. 19 февраля, в день освобождения крестьян от крепостного права, купец торжественно отметил 50-летний юбилей работы в книжном деле. Уже тогда он предчувствовал неминуемые перемены и, как вспоминал писатель Николай Дмитриевич Телешов, говорил, что «пришел в Москву голым и уйду голым». Он даже собирался уйти в монастырь.
Всего через пару недель после торжества произошла Февральская революция. А в октябре, после прихода к власти большевиков, одним из первых документов Совета народных комиссаров становится Декрет о печати. Отныне типография на Тверской, где печаталось «Русское слово», переходила в ведение государства, сама газета закрывалась, вместо нее правительством начали издаваться «Известия», а партией большевиков – «Правда». Остальные предприятия «Товарищества» также были национализированы.
Не дожидаясь, пока власти за него примутся всерьез, Сытин отправляется в Петроград – на аудиенцию к Ленину. Владимир Ильич понимал, что большевики нуждаются в широком распространении своих идей и массовая печать могла бы стать мощнейшим инструментом для этого. А Сытин, как никто другой знавший книжное дело, мог бы пригодиться. К тому же он сам шел на контакт, соглашаясь на сотрудничество в любом виде. Ленин гарантировал Сытину и его семье безопасность и пообещал не лишать его жилья. Вот только многочисленным домочадцам пришлось потесниться: их бывший особняк на Тверской отводился редакции газеты «Правда», семья Сытина теперь жила во флигеле во дворе дома. Иван Дмитриевич без зарплаты стал работать на своей бывшей фабрике в Замоскворечье.
В автобиографии «Жизнь для книги», опубликованной в советское время, Сытин пишет, что уже в скором времени национализированные типографии работали в прежнем темпе, производство восстановилось. Он, конечно, лукавит: на самом деле производительность серьезно упала, многие рабочие не поддержали новую власть и ушли, а сменившие их не смогли быстро влиться в процесс. Сытинская типография пришла в упадок, бумага и детали печатных машин постоянно терялись и пропадали неизвестно куда.
На фоне неразберихи в столь важном печатном деле власти решают объединить мощности бывших частных предприятий, создав Государственное издательство. Ленин рассматривал кандидатуру Сытина на пост главы Госиздата и советовался по этому поводу с Горьким, но в конечном счете руководителем стал Вацлав Вацлавович Воровский. Сытина назначают его консультантом – теперь не он решает, что и в каком объеме печатать, а ему дают указания. Времена изменились, даже лубочная литература ушла в прошлое: в 1919 году власти запрещают ее распространение и изымают со складов отпечатанные остатки. Хотя… те же советские «Окна РОСТА», например, пусть и сильно отличались стилистически, но переняли от народного лубка очень многое.
ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПЕНСИОНЕР
Иван Дмитриевич хотел быть полезен новой власти. Но даже в годы НЭПа большевики продолжали жестко контролировать сферу печати. Совнарком передал в управление Госиздата все запасы бумаги, но ее катастрофически не хватало. Переживая о хроническом дефиците бумаги в стране, Сытин предоставил Ленину свой старый проект по строительству фабрики в Карелии. Его дореволюционный замысел оценили, и по заданию Высшего совета народного хозяйства Сытина командировали в Берлин – договариваться о концессии все с тем же Стиннесом. В Германии, где жил и сын Сытина Петр, экс-миллионер неоднократно встречался с такими же потерявшими все российскими фабрикантами, искренне недоумевающими, почему он не решился эмигрировать и не попытался спасти свои капиталы.
В Карелию прибыл немецкий инженер, который проверил расчеты, оценил местность и перспективы – за годы войны от Петрозаводска до Мурманска провели железную дорогу, и это должно было еще больше убедить фабрикантов в выгоде инвестиций. Однако концессия не состоялась, из Германии пришел отказ: фирма все-таки посчитала проект нерентабельным.
Неудачи преследуют пожилого Сытина: не находит успеха выставка-продажа картин русских художников в США, курировать которую его отправили в 1924-м. В том же году умирает жена Евдокия Ивановна, что буквально выбивает Ивана Дмитриевича из колеи. В 1927-м за участие в подготовке сборника политических биографий «Возрождение» его старшего сына, Николая, ссылают в Томск – оказалось, в список включили людей, неожиданно ставших неугодными властям. Ко всему прочему, семью Сытина попросили освободить занимаемое жилье и переселили в дом на Тверской улице по другую сторону Страстного монастыря, который снесут в 1937 году (в этой квартире сегодня и находится музей книгоиздателя). Утешало только то, что по постановлению Совнаркома с 1927 года Сытину начали выплачивать персональную пенсию – сначала 150, а потом 250 рублей.
Сытин-пенсионер оказался не у дел. Все чаще подводила память, да и сам он стал признавать, что работать как прежде уже не в силах. То и дело соседи встречали сухого высокого старика с тростью – он все пытался найти себе занятие, не умея сидеть дома сложа руки. Много времени Сытин проводил и за мемуарами – его автобиографию, знаменитую «Жизнь для книги», издадут в 1960-е годы.
В 1934 году в возрасте 83 лет Иван Дмитриевич Сытин скончался. Его скромно похоронили на Лазаревском кладбище, а когда оно было ликвидировано, перезахоронили на Введенском.
Квартира на Тверской, в которой издатель провел последние семь лет жизни, осталась за его потомками. Младшие дети – Дмитрий, Анна и Ольга – долгое время систематизировали многочисленные архивы отца, собирали коллекцию мемориальных предметов и сохраняли наследие семьи. После нескольких их обращений в ЦК КПСС и Комитет по печати СССР было принято решение о создании дома-музея книгоиздателя. В 1977 году квартиру расселяют, а в 1986-м передают Всероссийскому обществу любителей книги, которое, кстати, заведовало еще и единственным в стране Музеем экслибриса (подробнее о нем см.: «Русский мир.ru» №11 за 2014 год, статья «Метка книголюба». – Прим. ред.). Оттуда, по всей видимости, происходит украшающий квартиру Сытина миниатюрный печатный станок.
В 2019 году после продолжительного ремонта и обновления экспозиции музей открылся уже под эгидой культурного центра имени Николая Алексеевича Островского «Интеграция». Хранители коллекции продолжают собирать и систематизировать сведения об Иване Дмитриевиче, устраивают тематические выставки. Здесь за стеклом витрин в ярких лубках живет душа крестьянского сына, ставшего самым народным книгоиздателем дореволюционной России.