"Виктор Сергеевич, подождите! Буквально секундочку!"
Женщина с запавшими щеками и темными кругами под глазами робко тронула его за локоть.
Ну, вот, сейчас опять начнется. Да-да, он и сам знает, что совершил невозможное. Знает, что от мальчика отказались в Москве лучшие клиники. Знает, что шел на риск. И знает, что все получилось. И гордится этим. Нет, пока еще не гордится. Это потом придет. А сейчас ему просто очень хорошо. Он как будто стоит на Эвересте и делает глубокий вдох. Вот оно! Она взошел! И вокруг такая величественная красота и полный покой.
Он знал, что сейчас начнутся слова благодарности. И понимал, что женщина сейчас будет подбирать слова, но так и не подберет нужные. Что она хотела бы сейчас отдать ему все, что имеет. Но, кроме больного ребенка у нее ничего нет.
Он столько раз уже это видел. Он видел, как люди смотрят на него как на Бога, и не знал, что с этим делать. Богом он не был. Просто так получилось и просто у него получалось...
Врачом он никогда не хотел быть. Не то, чтоб когда его спрашивали, кем он хочет стать, он говорил: "Только не врачом". Просто в списке его желаний, такой профессии вообще не было. Он хотел стать радиоэлектронщиком. Он хотел поступить в Политехнический. Ну как хотел... Дальше хотения дело не шло. Школу он закончил с трудом. Скорее с трудом для учителей и директора школу. Ибо это им пришлось выкручивать себе руки, прикрывать себе глаза, чтобы сделать мальчику более менее приличный аттестат. Благодаря отцу и его щедрым подаркам учителям, ему удалось получить результат, с которым хоть как-то можно было подойти к приемной комиссии. Избалованный матерью лоботряс, ни в чем не знающий отказа и вьющий веревки из обожающих его родителей.
Однако, даже с приличным аттестатом, в ВУЗ без блата такому разгильдяю поступить бы не удалось. Отцу пришлось поднять все знакомства, чтобы найти надежный блат. Блат нашелся только в медицинском. И тут отец проявил невиданную стойкость и решительно пресек все блеяния на тему "Хочу в Политех".
Вот так он и стал учиться в медицинском. Если читатель думает, что вот сейчас начнется что-то вроде "И вот тут произошло чудо!" Напрасно думает. Ничего не началось. Ничерта он не учился. Плевал на все эти кости, мышцы и прочие кишки. Гулял, лоботрясничал, оживал только перед сессией. Вот в это время все гулянки отменялись и он не пил и ни ел - изобретал передатчик. Типа того, что в "Приключениях Шурика!". Динамик - в ухо, друга с книгой - в туалет и все! Зачет в кармане.
На диплом отцовских знакомств еще хватило, а вот на распределение - нет.
И попал в казахские целинные степи, где на гектар земли один чабан с овцами. Возможно, именно это и имело значение при распределении. Степной народ малочисленен и крепок. Болеет редко. Авось выдержит такого молодого специалиста.
Он тянул лямку три года и все время мечтал, что когда эта каторга закончится, он вернется в родной город, и, наконец, поступит в Политех.
"Каторга" уже заканчивалась, он уже почти собирал свои нехитрые пожитки, как вдруг произошло неожиданное.
И без того немногочисленный персонал районной больнички оказался кто в отпуске, кто еще где. Так или иначе, в больнице остался он (молодой терапевт) и не менее молодая гинеколог. Одиночество в больнице их не смущало, так как (по какой-то причине) люди болеть отказывались.
И тут привезли больного с острым аппендицитом. Хирурга нет, оперировать некому. Но, и не принять нельзя, везти некуда, ближайший населенный пункт за 200 км. Да и больной уже часы считает. Старшая сестра одной рукой взяла за горло терапевта, другой - гинеколога, прижала к стене и сказала: "Клятву Гиппократа давали? Режьте!" Обильно полила больного эфиром и вложила в руки молодого терапевта скальпель. И он разрезал...
Ну и все!
Что делать дальше ни он, ни гинеколог не знали. Старшая медсестра орет, призывает выйти из ступора. Вероятно ступор был долгим, потому что больной периодически пытался прийти в себя и медсестре приходилось поливать его эфиром, а "специалистов" - отборным матом. Ничего не помогало. Больной лежит раскрытый, бледный. "Врачи" тоже бледные, и тоже бы не прочь прилечь, если б старшая сестра позволила.
Наконец, бросив им в лицо "Убийцы!", медсестра пошла звонить в местную колонию, чтобы спросить, не отбывает ли там срок какой-нибудь хирург? На удачу, хирург как раз там сидел. Причина его сидения медсестра не интересовалась, так как хуже ему уже бы не было.
Хирурга привезли под конвоем. Хирург взглянул на больного, потом на "специалистов", высказался в духе операционной медсестры словами, среди которых "убийцы" и "живодеры" были самыми ласковыми и принялся за дело.
Перед тем как хирурга увезли обратно в колонию, досиживать свой срок, он успел сказать, что будет большим чудом, если после всего, что с ним сделали "специалисты", больной выжил.
И тут Виктора проняло. Он жил возле больного в самом прямом смысле. На соседней кровати. Он сам делал перевязки, кормил его с ложечки. Он читал, читал и читал. перечитал все, что нашел в пустой ординаторской, все, что нашел в общаге в комнатах уехавших в отпуск врачей.
Больной выжил. И, даже став уже именитым доктором, Виктор продолжал удивляться - как, почему? Наверно - это это был последний отчаянный жест судьбы, все-таки взять Виктора на шкирку и ткнуть в его Путь.
Дальнейшая жизнь Виктора Сергеевича шла как в ускоренном кино. За короткий срок он наверстал все, что шесть лет пытался вложить в него институт. К своим 30-ти годам он уже подошел уважаемым в городе врачом. И покатило...
"Виктор Сергеевич, подождите! Буквально секундочку!"
Женщина с запавшими щеками и темными кругами под глазами робко тронула его за локоть.
"Спасибо, Доктор!"
Врачом он быть не хотел...