Часть вторая
Начало здесь Продолжение здесь и здесь
Евгений с нежностью прикоснулся к фотографии. Она улыбалась тепло, нежно и чуточку печально.
Его друг, жена, спасительница. Его Людмила, Лютик, Людушка.
Так вытаскивают раненого бойца из- под обстрела. Утопающего из воды. Так смертельно больному говорят: будешь жить.
Эта женщина стала спасательным кругом, который вдруг протянула судьба. Предварительно со всей силы приложив о стену. До хруста в костях и кровавых соплей.
Этот день навсегда впечатался Евгению в память. Солнце, лето, жена Аня, сыновья- близнецы Гришка и Тишка.
Ехали к морю. Такому долгожданному, тёплому, ласковому. Весёлый щебет пацанят, счастливая анечкина улыбка.
И тот злосчастный грузовик из- за поворота.
Тот миг не забыть до самой смерти. Миг, когда красивая, любимая, самая- самая для тебя женщина превращается в кровавую кашу. Для такой боли, такого ужаса не придумали слов в человеческом языке
Дальше всё, как в тумане. Суд над водителем, похороны жены. Ночью просыпался с криком. Близнецы испуганно жались к отцу, а он не мог ободрить и утешить. Не было на это душевных сил. Совсем не было.
Они познакомились в парке. Решил выйти из квартиры, где всё напоминало о жене, о той, теперь уже такой далёкой, жизни.
Переливчатые голоса птиц, еле слышный шум деревьев, небо, нежно -голубое, как анины глаза. Гришка и Тишка чуть ожили и затеяли возню.
И Евгения отпустило. Взрослый тридцатилетний мужик заплакал. Наконец- то. Боль, ужас, тоска, всё выходило со слезами. Пацанята притихли.
Лёгкие шаги. Низкий грудной голос. Почти невесомое касание женской руки и слова:" Что, совсем плохо?"
Он кивнул. И каким- то непостижимым образом через полчаса ел мороженое и кидал в пруд камушки с незнакомкой. Ставшей почему- то родной. С ходу, сразу, за несколько минут.
Она была умной и рассудительной. Смешливой и ироничной. Неожиданно чувственной и раскованной. Их страстные ночи до сих пор будоражили память. Раскосые зелёные глаза, горячечные объятия и хриплый шепот :"Лови бусю, милый!" Это белорусское словечко заводило не хуже наготы.
Мальчишки признали Людмилу сразу. Стосковались по женскому теплу, котятами жались к дающим успокоение ласковым рукам. А когда выросли, нашли себе жен, чем- то похожих на мачеху. Но это слово никогда не звучало в доме. Мама, мамочка, мамулечка.
Благодаря ей Евгений сменил работу. Занялся тем, что было по душе: стал сапожником. Мастером. Виртуозом. Открыл своё ателье. Какие шишки шили у него ботинки! А их жены, обдавая запахом духов стоимостью в бюджет банановой республики, пытались кокетничать с рослым ладным сапожником.
Тот только усмехался, никто не нужен был, кроме Людмилы.
С годами их отношения изменились. Ближе друга у Евгения не было, Людмила понимала его, как саму себя. Но страсть ушла, оставив тихую грусть и воспоминания.
А однажды ушла и сама Люда. Он вернулся с работы, на столе лежала записка:"Не ищи."
Словно сделала для него и сыновей всё, что могла.
Он и не искал. Понимал, что так лучше. Она ушла другом, не чужим человеком. И воспоминания не отравлены болью, обидой, отчуждением.
Прошло уже около десяти лет. Парни совсем взрослые, у него самого - несколько обувных ателье. Женщины случались, но такой, как Людмила, больше не было. Да и не могло быть.
Он любил быть один. Но не сегодня. Хотелось виски, негромкой музыки и, возможно, задушевного разговора
Евгений встал и надел кожаную куртку, казаки, которые сшил сам. Бар " " Сердитый пони" - то, что нужно в этот вечер.