200 дней ночей - ровно столько длилась Сталинградская битва. Это самое кровопролитное сражение в истории человечества. Только по приблизительным подсчетам суммарные потери обеих сторон в этом сражении превышают 2 миллиона человек. Средняя продолжительность жизни солдата Сталинграде, будь то немецкие или русский, составляла около 15 минут. Это означает, что бои были настолько ожесточенными, что любой человек, будучи внезапно заброшенным в город, едва ли имел шансы дожить до следующего дня. Сейчас вы услышите самые душераздирающие выдержки из писем и дневников немецких солдат, которые очень четко описывают тот, которым они находились.
Рядовой Герман Хайс вспоминает: "Русский солдат ткнул меня штыком в грудь, потом еще раз 7 в спину. Я лежал неподвижно, как труп. Русские подумали, что прикончили меня. Я слышал стоны моих товарищей и тут же потерял сознание. Лейтенант Рихтер пишет своем дневнике ноябрь 1942 года: Мы надеялись, что до Рождества вернемся в Германию, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов. Сталинград - Это ад. Русский не похоже на людей. Они сделаны из железа. они не знают усталости, не ведают страха. Матросы на лютом морозе идут в атаку в тельняшках. Физические. Духовно один русский солдат сильнее целый нашей роты." А вот последнее письмо безымянного Солда 4 января 1943 года: "Русские снайперы и бронебойщики, несомненно, ученики Бога, не подстерегают нас и днем, и ночью и не промахиваются. 58 дней мы штурмовали один единственный дом. Напрасно штурмовали.
Оснащенные самым современным оружием, русские наносят нам жесточайшие удары. Это яснее всего проявляется в боях за Сталинград. Здесь мы должны в тяжелых боях завоевывать каждый метр земли, приносить большие жертвы, так как русские сражаются упорной, ожесточённо, до последнего вздоха. Никто из нас не вернется в Германию, Если только не произойдет чудо. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских." Из письма Генриха Малхуса: "Когда мы пришли в Сталинград, нас было 140 человек. К первому сентября после двухнедельных боёв осталось только 16. Все остальные раненые убиты. У нас нет офицера и командование подразделением вынужден был взять на себя унтер-офицер Из Сталинграда Ежедневно вывозятся в тыл до 1000 раненых. Как ты видишь, потери у нас немалые." А вот что пишет своей матери-пулемётчика Адольф: "Днем за укрытий показываться нельзя, иначе тебя пристрелят, как собаку. У русского острые метки глаз. Было когда-то 180 человек. Осталось только семь пулемётчиков. Номер один был раньше 14, теперь только двое." Из письма оберев Рейтера Йозефа Цимаха: "Здесь сущий ад в рот их насчитывается едва по 30 человек. Ничего подобного мы еще не переживали. К сожалению, всего я написать вам не могу. Если судьба позволит, то я вам когда-нибудь об этом расскажу. Сталинград - могила для немецких солдат. Число солдатских кладбищ растет. Вчера мы получили водку. В это время мы как разрезали собаку, и водка появилась. Кстати, Хэтти, я в общей сложности зарезал уже четырех собак, а товарищи никак не могут наесться досыта. Однажды я подстрелил сороку и сварил ее, а 26 декабря ради праздника мы сварили кошку." Из письма солдата Отто Зах-тига из Дневника офицера Восьмого легкого оружейного пулеметного парка 212 полка 19 ноября: "Если мы проиграем эту войну, нам отомстят за все, что мы сделали. Тысячи русских и евреев расстреляны с жёнами и детьми под Киевом и Харьковым. Это просто невероятно, Но именно поэтому мы должны напрячь все силы, чтобы выиграть войну. 24 ноября утром добрались до Гумрака. Там настоящая паника. Из Сталинграда движется непрерывным потоком автомашины, обозы, дома продовольствия, одежда сжигаются. Говорят, мы окружены, вокруг нас рвутся бомбы. Затем приходит сообщение, что клатч захваченной было немцами, снова в руках у русских. Против нас выставлено будто бы 18 дивизий. Многие повесили головы, некоторые уже твердят, что застрелятся. Возвращаясь из Карповки, мы видели части, которые жгли свою одежду и документы, листовку, в которой был напечатан Ультиматум. Это не могло не повлиять на наше решение.
Мы решили сдаться в плен, чтобы тем самым спасти жизни нашим солдатам." Из показаний другого военнопленного, ефрейтора Йозефа Шварца: "Я прочел Ультиматум, и жгучее злоба на наших генералов вскипела во мне. Они, по-видимому решили окончательно угробить нас в этом чертовом месте. Пусть Генералы и офицеры воюют сами, с меня довольно. Я сыт войной по горло." Письмо от матери своему сыну обер-лейтенанту Гэнсу Гэндрихту: "Мой дорогой мальчик, ты участвовал в битве за Смоленск третий раз смотрела Хроники Вахиншао. Вахиншао - это немецкий пропагандистский киножурнал времен Второй мировой войны, выпускавшейся в 1940-1945 годах, демонстрировался в кинотеатрах перед просмотром кинофильмов в обязательном порядке. Обычно ему предшествовал культурный фильм - краткое развлекательная кинопрограмма. Еженедельно рассылалось по 2000 фильма копий плюс копии на иностранных языках для союзников нейтральных стран, оккупированных территорией лагерей военнопленных. Какое грандиозное зрелище! На экране двигались танки, грохотали орудия, шли загорелые улыбающиеся юноши в рубашках с закатанными по локоть рукавами, среди которых надеялась увидеть твое любимое лицо. И тут же поля, усея типами русских, и колонна военнопленных. Эти ужасные, живые русские, они выглядят по-связки как бестии. По этим лицам можно изучать ужас, и с таким сбродом вы должны сражаться. Местность ужасная, такая страшная, что не знаешь, как ты и твои солдаты продвигаются там вперед. Об этом просто невозможно думать. Когда все это видишь на экране, только тогда понимаешь, что вам, бедным мальчиком, выпало на долю. Однако, надеясь, что самые большие трудности у вас уже позади, Москва скоро падет и война закончится, я ежедневно молюсь о твоем возвращении. Шлёт тебе приветы и целует заботливо любовью твоя мама письмо унтер-офицера Клауса Шварца." "Дорогой Гертруд! Пишу тебе опять маленькое письмо. Нахожусь на наблюдательном пункте на церкви. Нельзя сказать, чтобы Здесь было уютно, Но зачем тебя беспокоить за четыре дня мы не продвинулись не на один шаг. Вблизи проходит автострада Смоленск - Москва. Русские стреляют из орудий всех калибров, особенно и спусковой установки, которую на наших позициях называют Джонни. В нашей батарее осталось только одно орудие, другие уничтожены во время атаки русских танков они знатно отравили нам жизнь. Нам говорили, что русские - это уже не солдаты. Не верь, парни дерутся до последней капли крови. Русский не перестает стрелять, даже когда он полумертв. Надо признать, что система у русских воспитывать комиссаров действительно неплохая. Пехоте колоссальные потери. Один батальон насчитал в день 105 потерь. У нас 26 роты уменьшились до размеров маленьких групп. Бывает минуты, с не знаю, что мне делать. Не так просто удерживать себя и других на высоте. Некоторые уже теряют мужество, и после каждого боя вновь и вновь слышится: "Ах, когда же закончится эти боевые действия! Черт бы побрал эту Москву!" У меня еще есть надежда, что нас поменяют с теми, кто прохлаждается во Франции не был в бою, А мы здесь истекаем кровью. На сегодня хватит. Сейчас вновь будет ни с чем не сравнимый бой. Если буду жить, напишу следующее но, это все зависит от русских. Сердечно тебя приветствует. Целую твой верный и преданный друг Клаус." Из письма евфрейтора Альберта Отто на своей жене 15 января 1943 года: Фронт за последние дни рухнул. Все брошено на произвол судьбы. Никто не знает, где находится его полка и ворота. Каждый предоставлен самому себе. Снабжение остается по-прежнему так что момент разгрома оттянуть нельзя. В последние дни бывает так: нас атакуют шесть или девять Sb2 или Ил-2 с двумя - тремя истребителями. Не успеет исчезнуть, как выплывают следующие. Не свергают на нас свои бомбы. на каждой машине по 2-3 тяжелые бомбы. И эта музыка слышится постоянно. Ночью как будто должно быть поспокойнее, но гудение не прекращается. Эти Молодцы иногда летают на высоте 50-60 метров, а наших зениток не слышно. Боеприпасы израсходованы полностью. Молодцы стреляют из авиакатушек и сметает наши блиндажи с лица земли.
Выдержки из писем немецких солдат и офицеров, перехваченных немецкой цензурой Отчет номер 19 за июль 1941 года цензурного пункта полевой почты при четвёртой армии Оберфрейтор Рудольф Вицек пишет: Мы несем серьезные потери. В моем отделении с 9 человек осталось двое. Так обстоят дела не только у меня, но и во всех отделениях, если они еще существуют, вместе со взводными командирами. У нас вроде Осталось четыре унтер-офицера а было 22. Для всех нас война теперь страдания. Хорошего настроения больше нет. Боевые действия становятся все упорнее. За каждый метр земли идут ожесточенные бои, и в каждом мы теряем все больше людей. Красавчик брюнет Макс убит 11 июля. Говёное это производит впечатление на сослуживцев. Дорога Победы стала дорогой могил. Рядовой санитар Эрих Нахлер хотел написать Домой: Сейчас мы находимся в Ленеле. его можно найти на карте. Было ужасно. все сожжено. Не осталось и Малой части города. Но я не видел, чтобы русские поджигали дома сами обезумевшие население бегло среди развалин и пожарищ, спасая свои убогие пожитки. Много убитых русских и лошадей. Удручающее впечатление произвели молодчики из Ань - зац команд. Вместо того, чтобы сражаться на фронте, они на оккупированной территории выказывают свою Храбрость перед лицом безоружных. Добиваешь штыками и прикладами еще живых. На моих глазах воин врач Рохал сорвал бинты с раненых и лично застрелил четверых русских. Письмо солдата Гейнса, Мюллера: Герта, милая и дорогая, я пишу тебе последнее письмо. Больше ты от меня ничего не получишь. Я проклинаю день, когда родился немцам. Я потрясен картинами жизни нашей армии в России. Разврат, грабеж, насилие, убийство, убийство и убийство истреблены. Старики, женщины и дети. убивают просто так. Вот почему русские защищаются так безумно и храбро. Русские солдаты стоят там, где их поставят, пока всех их не убьют. Надо быть русским, чтобы все это выдержать. Унтер-офицер Вальтер Осман пишет: Это очень утомительная война. Как противник русский явно недооценены. Они воюют Храбрые, очень Стойко, до последней капли крови защищают свою Родину. Им совершенно все равно, погибнут они или нет, и это вызывает даже уважение. С каждым днем тает надежда на скорую, до наступления холодов победу. Нет настроения писать, так как не знаешь, что будет с тобой завтра. Много моих друзей убито и ранено. от непрерывных боев Нервы расшатываются и водкой является единственным лекарством. Ты не можешь себе представить, как я уже проклял эту войну. Всё это не имеет никакого смысла. С нетерпением жду обещанного фюрером скорого окончания войны. С меня довольно.
В первые месяцы войны против Ссср немецкие войска очень радовались своим успехам на фронте. И вот что они писали домой. Из письма ефрейтора Курта Кама на своим родителям: Дорогие мама и папа! Наша героическое наступление местные жители встретили В панике, и наш победоносный марш продолжается. Русские идут в отступление. У них колоссальные потери, и можно утверждать, что нам уже удалось их сломить. Война очень скоро будет закончена. Местное население разбежалось при нашем приближении. они сразу поняли всю безнадежность их положения. А потом они, как побитые собаки, идут назад с нашими листовками и своими жалкими пожитками в своих гнилые избы, которые отлично горят. Они сразу поняли, что их единственная защита - это мы, немцы. Строки из письма лейтенанта 74-й Дивизии: Я уже сейчас могу смело сказать, что месяц через полтора от силы 2 флаг со свастикой будет рейдить над московским Кремлем. Более того, в этом году мы покончим с Россией и уложим ее на лопатки. Да ни для кого не секрет, что месяц спустя наш Непобедимый Вермах будет стоять у ворот Москвы. До Москвы от свалок всего ничего, каких-нибудь тысячи километров. От нас всего лишь требуется еще один Блицкриг. Только мы можем так наступать! Вперед, вперед и только вперед! За нашими танками пойдём Мы, обрушивая на русских пули, осколки, снаряды. Большего от нас никто не требует.
Короткая выдержка из Дневника лейтенанта Гэйнса Кнокноки, пилота истребителя Me109: Эффект внезапности был полнейшим. Одно из казарменных зданий занялось ярким пламенем. Взрывы сдирали брезент с грузовиков, переворачивая их. Внизу все походило на растрёженный муравейник. Русские метались Кто куда. Сыны Сталина в одних подштанниках бежали под деревья в поисках укрытия. Вот они, русские солдаты. Обереврейтер Отто Шульке 27 июня 1941 года написал своей маме: Дорогая мама! Наш гениальный фюрер всё рассчитал правильно и своевременно напал на этих дикарей. Мы, Солдаты фронта, собственными глазами убедились в том, что русскими все было подготовлено для уничтожения Германии. В течение 25 лет они только вооружались и ничего не позволяли своему народу, специально не строили дорог и удобных квартир, чтобы нанести Внезапный удар по Германии. Но благодаря гениальности нашего фюрера всё вышло наоборот. Командир танка 25-го танкового полка Карл Фукс 28 июня 1941 года сделал следующую запись в своем дневнике: Вчера, как и позавчера, мне удалось подбить в общей сложности два вражеских танка. Так что не за горами и первая Боевая награда. На войне на самом деле не так уж и страшно. Ясно одно: русские бегут, Как зайцы, А мы их подгоняем. Все мы верим в скорую и окончательную победу Германии.
А вот какие письма немецкого солдата полетели домой уже к концу 1941 года. Из письма вахмистора Опермана своей жене: Опишу вам в немногих словах мои дела и переживания. С мая по конец октября мы все время находились в наступлении, многое пережили и проделали постоянно под угрозой смерти Додона. Война была еще терпима, но у предмостного укрепления на Дону русский начал наносить нам такие удары, что мы часто впадали в полнейшие отчаяние. Здесь истреблялись целые роты и Батальоны. Это была настоящая мясорубка, и, Несмотря на эти жертвы, мы не смогли продвинуться вперед не на метр. Выдержка из письма ефрейтора Арнозура: Надеюсь, что вы все живы, здоровы, чего обо мне сказать нельзя. Прожитые нами 8 недель не прошли для нас бесследно. Многих, которые раньше обладали хорошим здоровьем, уже нет. Они лежат в холодной русской земле. Я все еще не могу понять, каким образом русский смог собрать столько войск и техники, чтобы поставить нас в такое положение, в котором мы находимся по настоящее время. Это самые тяжелые недели во всей моей 30-летней жизни. Вдобавок я нахожусь в моем отделением на расстоянии 560 метров от Русского. Счастье, что он здесь, пока не переходит в атаку. Как вояки мы уже теперь никуда не годимся.
Оберфрейтор Генри Гейман пишет своей жене: Сегодня для меня было бы величайшей радостью получить кусочек черствого хлеба, Но даже этого у нас нет. Год тому назад мы смеялись, глядя, как русские беженцы едят дохлых лошадей, А теперь мы радуемся, Когда у нас сдохнет какая-нибудь лошадь. Сегодня вечером мы снова варили конское мясо. Мы едим его без всяких приправ, даже без соли, а околевшие лошади пролежали под снегом, может быть, четыре недели. Как ты можешь понять, у нас нет лакомых кусочков. Дни, переживаемые нами, сейчас ужасны. Но, несмотря на это, тебе не следует обо мне беспокоиться. Все равно никто мне не поможет. Как бы чудесно могли бы жить, если бы не было бы этой проклятой войны. А теперь приходится скитаться по ужасной России. И ради чего? Когда я об этом думаю, я готов быть с досадой ярости. Из письма унтер-офицера Германа Трепмена: Вчера мы весь день убивали русских. Долго не писал, так как был в дороге, как прибыл на передовую в тот же день, участвовал в сражении. Это было не просто страшно, Это было чудовищно. Русские совершенно не ценят своей жизни. Мои руки устали убивать солдат, которые шли на нас грудью. Самое страшное, что их очень многое. они не кончаются. Еще тут очень холодно, а ночью нам мешали спать бомбардировщики. Нам говорили, что война с русскими - это очень просто. Теперь я понимаю, нас обманули. Из письма неизвестного немецкого солдата: Это письмо мне очень тяжело писать. Каким же тяжелым оно будет для тебя. К сожалению, в нем не радостные вести. Наша ситуация в России не улучшилась, А у нас сейчас дела совсем плохи. Если бы ты нас увидел, А ты бы половина не узнала, а потом спросила бы: А где тот, где этот Одни лежат в русской земле, другие на излечении на родине или в лазарете, некоторые лишились ног, рук и так далее. Плохо нам здесь погибает очень много народу, так как русский сражается чрезвычайно упорно, как лев. Война в России закончится только через несколько лет. конца ей не видно. Жаль, что мы вынуждены переживать подобное время и что мы родились и существуем в такую эпоху. Пусть никто на родине гордится тем, что их близкие мужья, сыновья или братья сражаются в России. Мы стыдимся нашей жизни, А для меня война уже окончена. Прощай.