Найти тему
Московская беседка

Растекшееся время

О пьесе Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо» и одноименной постановке театра «Без вывески»

Афиша спектакля
Афиша спектакля

Вхожу в колхозы. Гляжу в углы.

Навстречу козы. Волы. Ослы.

И все - о смерти. Какой-то бред.

Хотите верьте, хотите нет.


Тогда чуть слышно реку им я:

"Ошибка вышла. Увы, друзья.

Ваш клич безумен. Мне с вас смешно.

Ведь я же умер. Причем давно".

Михаил Щербаков

В том, что происходящее с нами — бред, уже не надо никого убеждать. И так ясно, что рассудок и здравый смысл встречаются в современной действительности существенно реже, чем хаос и абсурд.

Так или примерно так же рассуждал ирландский писатель и драматург, лауреат Нобелевской премии Сэмюэль Беккет, когда создавал своего «Годо». Годы были послевоенные, и все, что произошло с человечеством за последнее десятилетие, требовало осмысления, даже переваривания. А переварить бред и хаос войны с позиций логики и здравого смысла практически невозможно, поэтому Беккет создал Театр абсурда.

Сэмюэль Беккет
Сэмюэль Беккет

Гениальность пьесы «В ожидании Годо» (1948-1949) в том и состоит, что в ней есть некая универсальная форма, абсолютно абсурдная и противоречащая здравому смыслу, и в эту форму каждый мало-мальски думающий индивид вкладывает свое понимание той меры абсурда, какую он в силах зафиксировать в своей и общественной жизни. Причем в той мере, какую он в состоянии отрефлексировать.

Перед нами великое произведение, в котором каждый узнает себя и свою жизнь. Конечно, желательно при этом иметь привычку думать. Иначе, пожалуй, не увидишь в своей жизни абсурда и дисгармонии. Для счастливчиков, которые всегда довольны «собой, своим обедом и женой» (А. С. Пушкин), Беккет необъясним. Но мы пишем для иной аудитории.

Декор Театра "Без вывески". Фотография Ирины Красильниковой
Декор Театра "Без вывески". Фотография Ирины Красильниковой

Абсурд бывает экзистенциальным (и не зависящим от тебя) и субъективным (лично сочиненным тобой абсурдом). С первым мы, как правило, ничего не можем сделать; к нему можно только приспособиться. А вот со вторым — есть варианты. Как правило, можно или нельзя одолеть свой личный, субъективный хаос и бред, зависит от тебя.

Можно ли изменить свою жизнь, чтобы избавиться от бессмыслицы существования, или жертвы абсурда приговорены к нему навсегда? Эти вопросы пытаются решить герои пьесы, бродяги Владимир и Эстрагон. Каждый день, когда всходит солнце, они встречаются под заповедным деревом и проводят время в ожидании Годо.

Сцена из спектакля. Владимир - Геннадий Можаев, Эстрагон - Владимир Жучкин. Фотография Ирины Красильниковой
Сцена из спектакля. Владимир - Геннадий Можаев, Эстрагон - Владимир Жучкин. Фотография Ирины Красильниковой

Внесценический персонаж Годо окутан тайной. Его можно трактовать как Мессию, которого иудеи (еврейская тема, излюбленная Беккетом) будут ждать до скончания века, или Спасителя, на Которого привыкли уповать и на всякий случай побаиваться, но в реальное пришествие Которого не вполне верится, или просто человек-избавитель от холода и голода, который может дать кров и кратковременное отдохновение?

Каждый зритель трактует образ некоего всемогущего Годо по-своему. Общее в трактовках только то, что само ожидание — полный абсурд, ибо как можно целыми днями ждать, неизвестно кого?

Сцена из спектакля. Те же и Поццо (блистательный Алексей Осипов). Фотография Ирины Красильниковой
Сцена из спектакля. Те же и Поццо (блистательный Алексей Осипов). Фотография Ирины Красильниковой

У героев Беккета есть еще один враг, помимо абсурда. Это — время. Не зря в народе говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Придет Годо или нет — непонятно, существует ли он в природе — неизвестно, но они его ждут. А когда ждешь неизвестно кого и неизвестно, сколько придется его ждать, время останавливается. Оно зависает и длится вечно.

Фотография Ирины Красильниковой
Фотография Ирины Красильниковой

Солнце всходит и заходит, дерево, под которое, возможно, придет Годо, зеленеет и осыпается, а процесс ожидания словно бы не зависит от природных явлений. Утром герои начинают ждать, а вечером прерываются на сон. В подобных условиях время не просто тянется не медленно, а невыносимо медленно. Сначала друзья радуются, что случайные попутчики помогают его хоть как-то скоротать, но потом осознают, что и в этом искусственном ускорении нет никакого смысла, так как Годо не пришел, и его снова нужно ждать: "Ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит".

Фотография Ирины Красильниковой
Фотография Ирины Красильниковой

И тут пора отвлечься от текста пьесы и обратиться к театральной постановке и тем тонким и точным смысловым акцентам, умело и ненавязчиво расставленным режиссером-постановщиком Михаилом Кувшиновым.

Ожидание мучительно не только для актеров, вжившихся в свои роли, но и физически ощутимо всеми присутствующими в зале. Спектакль идет, идет, идет и никак не может кончиться. Снова и снова бродяги пытаются тронуться в путь, но не делают этого, ибо им нужно ждать. Даже заключительная авторская ремарка «они не двигаются» не дает ни малейшей надежды на возможное преодоление зависшего времени. Они все равно будут его ждать. И совсем не важно, пройдет время быстрее или медленнее, ведь процесс ожидания никогда не прервется. Годо не приходит, и время послушно растекается, безвольными блинами повиснув на невидимых ветвях жизненного древа двух бедолаг, в безволии и нерешительности которых каждый узнает себя.

Сальвадо Дали. "Постоянство памяти" ("Растекшееся время")
Сальвадо Дали. "Постоянство памяти" ("Растекшееся время")

Иногда мне даже казалось, что процесс остановившегося времени запущен самим театром: невозможно было отследить, когда же наконец кончится спектакль, чтобы вернуться домой если не вовремя, то хотя бы к позднему ужину. Мысли об ужине возникали на фоне раннего времени начала спектакля и все отчетливее проявлялись в сознании ближе к его обычному времени, так как буфета в театре нет. Антракт, объявленный на 15 минут, видимо, задержали, а сам спектакль продлился явно дольше обозначенного в программе времени, так что эффект получился потрясающий! Я буквально физически ощущала невозможность приближения конца на фоне медленных-медленных реплик и жестов, и моя деятельная натура буквально корчилась от невозможности вырваться из мертвящей западни бессмысленного ожидания бесплотного Годо. Погружение в Беккета было полным.

Сцена из спектакля.  Эстрагон (Владимир Жучкин), Поццо (Алексей Осипов), Владимир (Геннадий Можаев). Фотография Ирины Красильниковой
Сцена из спектакля. Эстрагон (Владимир Жучкин), Поццо (Алексей Осипов), Владимир (Геннадий Можаев). Фотография Ирины Красильниковой

Помимо решения вечного вопроса «Быть или не быть?» ("Уйти или ждать Годо?") герои вспоминают и о своем великом предназначении. «Человечество — это ты и я», - констатирует Владимир. В их душах просыпается человеколюбие, стремление к взаимопомощи и сострадание. Но эти хрупкие ростки гуманной активности вновь и вновь разбиваются о беспомощные вопросы, переспрашивания, уточнения, поиски смысла в заведомо бессмысленном существовании. Искра здорового человеческого действия угасает так же быстро, как вспыхивает.

И снова герои погружаются в сон, выяснение причин, построения прогнозов, снова вязнут в паутине хаоса и абсурда, бессмысленных вопросах, пикируются отрицающими жестами и бесконечно ходят по кругу бессмысленности и словоблудия.

Фотография Ирины Красильниковой
Фотография Ирины Красильниковой

Что же мешает вырваться из тягостного плена времени и начать, наконец, жить? Мешает призрачная надежда на милость Годо и страх его наказания — все, на чем стоит наивная массовая вера.

Вырваться из круга суеверий и ханжеских стереотипов — значит взлететь вверх, преодолеть земное тяготение бессмысленной, бездумной веры, воспарить над паутиной растекшегося времени, лабиринтов параллельных миров и вступить, наконец, на единственный путь медленного, но верного вознесения от земли к Небесам. Полетом-вознесением заканчивается поэтическая постановка Михаила Кувшинова.

Полет как путь. Путь постепенного освобождения души от пут мира сего к началу большого путешествия к Отечеству Небесному. Путь преодоления времени и пространства. Путь преодоления смерти.

PS. Автор выражает глубокую признательность Театральному блогеру, автору одноименного Телеграм-канала, художнику, фотографу Ирине Красильниковой за любезно предоставленные фотографии.