Предисловие
Фотография Ким Фук остается одной из самых узнаваемых символов Вьетнамской войны. Сделанная 8 июня 1972 года, она появилась на первых полосах газет всего мира в том же году. И с тех пор воспроизводилась бесчисленное количество раз. Джордж Эспер, последний руководитель бюро Ассошиэйтед Пресс в Сайгоне, который оставался там до тех пор, пока коммунисты не выгнали всех оставшихся иностранных журналистов, говорил со мной о силе фотографии, и ее влиянии на вьетнамскую войну: “Она запечатлевает не только зло этой конкретной войны, но и зло каждой войны”, - сказал он.
- Было много фотографий жертв, но эта не давала покоя… На ее лице читались страх и ужас, именно так люди относятся к войне. На этой фотографии были показаны последствия войны и о то, насколько она неправильна и разрушительна. Люди смотрели на эту фотографию и говорили: “Эта война должна закончиться”.
Как это делает камера фотоаппарата, этот щелчок затвора застыл на мгновение в истории, так что девочка в кадре навсегда осталась девочкой. Но время Вьетнамской война не стояло на месте. Для американцев война продолжалось еще год, для вьетнамцев – ещё три. Её конец зафиксирован в анналах истории—подписание Парижского соглашения о прекращении огня; последний эвакуационный вертолет, взлетевший с крыши американского посольства в Сайгоне; передача Южного Вьетнама о капитуляции по радио Сайгон; первый северовьетнамский танк, ворвавшийся в ворота Президентского дворца. Однако ужасы войны так легко не заканчиваются. И поскольку многие до сих пор борются с вопросом, почему произошла вьетнамская война и почему она закончилась именно так, эта глава истории Америки останется незавершенной.
Девочка на снимке была анонимной, когда ее изображение попало в телеграфную службу «Ассошиэйтед Пресс» (далее AP), но в течение последующих двух дней репортер назвал её имя. Ким Фук оправилась от ожогов и перешла из детства во взрослую жизнь. Так появилась возможность с помощью этой книги и с определенной ясностью присущей времени вернуться через призму своей жизни к тому, чем была война для обычного крестьянина в Южном Вьетнаме и к чему она привела, изучить влияние этой фотографии на ее жизнь. Направить мой взгляд за пределы рамки знаменитой фотографии было легче, когда я обнаружил, в буквальном смысле, далее записанный кадр ее жизни. Снятый Дэвидом Бернеттом, который пропустил знаменитый снимок, потому что перезаряжал пленку, когда она пробегала мимо, он показывает ее сзади, продолжающую идти по дороге. Журналист (возможно), Александр Шимкин, убитый на войне месяц спустя, бежит рядом, вытянув руку ей за спину. Человечность его жеста, кажется, приглушает ужас ее обугленной кожи.
Жизнь Ким была сформирована другими людьми, которые хотели вернуть ее в правильное русло. Как только коммунистический режим “заново открыл” ее как объект знаменитой на Западе фотографии, сама фотография стала главным, определяющим присутствием в ее жизни. Ее использовали для пропаганды, но в то же время она была «приемлемым» живым символом страданий военного времени. Во-первых, брызги напалма пролетели мимо ее лица и рук, так что шрамы можно было спрятать под одеждой. Ужас травм, наносимых напалмом - оружием, изготовленным в Соединенных Штатах и впервые широко примененным во время вьетнамской войны, более силен и, как ни странно, более приятен для созерцания, если оставить его на волю воображения. Во-вторых, она была южновьетнамкой, раненой своим же военными, и поэтому служила напоминанием о том, что случайности войны могут быть и ее зверствами.
Во время интервью для этой книги Ким была желанным, хотя и не всегда удобным собеседником. Она выросла в атмосфере войны. За исключением американцев, друг и враг выглядели одинаково, так что чем меньше кто-то говорил и знал, тем безопаснее было бы. Война сбивала с толку - тем более ребенка. Ким родилась на войне, ей было девять лет, когда ее ранили напалмом, и всего двенадцать, когда война закончилась. С тех пор и до двадцати девяти лет, когда она сбежала на Запад в 1992 году, она жила при коммунистическом режиме и в политической культуре, где любая информация считается конфиденциальной.
Побег Ким позволил ей говорить открыто, но это также представляло трудность, когда дело касалось моих исследований. Вскоре после ее побега стало известно, что она стала персоной нон грата во Вьетнаме. Следовательно, когда я отправился во Вьетнам в 1996 году, я не брал интервью и не просил об интервью коммунистические власти (режим, скорее всего, не только отклонил бы мои просьбы, но и вполне мог бы отказать мне в визе в страну). Вместо этого я въехал во Вьетнам по туристической визе и, обходясь переводчиками, которые когда-то работали с американцами в Южном Вьетнаме, но с тех пор не говорили по-английски, спокойно беседовал с семьей, друзьями и бывшими соседями Ким. Таким образом, коммунистические чиновники на страницах этой книги — это голоса, восстановленные из воспоминаний других людей; пока Вьетнам не станет более открытым обществом, это лучшее, что можно сделать. Я также побывал на Кубе, куда вьетнамский режим отправил Ким в университет. Опять же, я путешествовал по туристической визе и проводил там аналогичные исследования.
Читателю может оказаться полезным объяснить значения вьетнамских имен. Из-за своей немногочисленности и распространенности фамилий вьетнамцы (как правило) используют в качестве идентифицирующего имени скорее имя, чем фамилия. Последнее используется редко и часто известно только ближайшим родственникам. Например, Фам Ван Донг, в свое время премьер-министр Вьетнама, после первой ссылки в тексте именуется своим собственным именем Донг. Западная практика, напротив, состояла бы в том, чтобы обращаться к нему по фамилии Фам. Наконец, два комментария к письменному вьетнамскому языку в тексте. Для простоты я опустил диакритические знаки, указывающие на произношение слова и, следовательно, на его особое значение. И я часто объединял слоги в одно слово, хотя во вьетнамском языке каждый слог — это отдельное слово. Таким образом, хотя Вьетнам на самом деле — это два слова, здесь они объединены в одно. Продолжение