Тем же летом 2002 года состоялся серьезный разговор Гарри с отцом — Чарльз был обеспокоен будущим младшего сына: «Приближался мой последний год в Итоне, и папа хотел поговорить о том, как я представляю свою жизнь после окончания учебы». Большинство итонских приятелей Гарри собирались продолжить обучение в разных университетах, но Чарльз не собирался заставлять Гарри получать университетское образование, учитывая, что он сам совсем не стремился к этому: «Не то чтобы я был против университетов как таковых. На самом деле Бристольский университет выглядел интересно. Я изучал информацию о нем и даже подумывал о курсе истории искусств (многие симпатичные девушки интересовались этим предметом). Но я просто не мог представить себя проводящим годы над книгами». Кто-то из итонского руководства уже беседовал с Гарри по этому поводу — и без обиняков сказал, что университет не для него; теперь Чарльз поддержал эту точку зрения, деликатно объяснив Гарри: семья вовсе не ждет, что он станет ученым, и будет просто прекрасно, если он прислушается к своим желаниям и поймет, какая работа по-настоящему его увлечет.
К сожалению, он пока не думал об этом серьезно:
«Вилли уже был в Сент-Эндрюсе и преуспевал...
— А ты, мой мальчик? Ты когда-нибудь думал о будущем?
Ну да, конечно. Да, я думал. Несколько лет я со всей серьезностью говорил о работе на горнолыжном курорте Лех-ам-Арльберг, куда нас обычно возила мама. Такие чудесные воспоминания. В частности, я хотел работать в «домике фондю» в центре городка, который любила мама. «Это фондю может изменить вашу жизнь!» (да, я действительно настолько сходил с ума). Но теперь я сказал папе, что отказался от фантазии о фондю, и он вздохнул с облегчением. Вместо этого я увлекся идеей стать инструктором по горным лыжам...
Папа снова напрягся.
— Об этом не может быть и речи.
— Окей.
Долгая пауза.
— Как насчет... сафари-гида?
— Нет, мой мальчик.
Это будет нелегко.
Часть меня действительно хотела совершить что-то абсолютно нестандартное. Что-то, что заставило бы всех в семье, всех в стране сесть и сказать: «Что за?..» Часть меня хотела уйти, исчезнуть — как это сделала мама. Как это делали другие принцы. Разве в Индии не было того парня, который давным-давно просто вышел из дворца и сел под прекрасным баньяном? Мы читали о нем в школе. Ну, или должны были читать.
Но другая часть меня была чрезвычайно амбициозной. Люди предполагали, что у Запасного не будет или не должно быть никаких амбиций. Люди предполагали, что у членов королевской семьи нет карьерных желаний или тревог. Ты королевской крови, все для тебя, зачем тебе беспокоиться? Но я действительно сильно беспокоился о том, чтобы проложить собственный путь, найти свое предназначение в этом мире. Я не хотел быть одним из тех ленивцев, прихлебывающих коктейли, при виде которых все закатывают глаза и которых избегают на семейных сборищах. В моей семье было много таких, если заглянуть в глубь веков...»
Итак, Чарльз и Гарри долго «ходят по кругу», перебирая всевозможные профессии и методом исключения отбрасывая идею за идеей, — и наконец добираются до, кажется, единственного варианта, соответствующего желаниям и возможностям Гарри.
Армия.
Но сначала, напоминает Чарльз, ему предстоит «промежуточный год». Многие люди воспринимают этот перерыв между школой и дальнейшим обучением «как должное», но сам Чарльз считает, что это один из главных периодов в жизни человека, который во многом формирует его личность. Поэтому — «посмотри на мир, мой мальчик, и радуйся приключениям!»
«На что будут похожи эти приключения» в конечном итоге, Гарри решает уже не с отцом, а с Марко, который незаметно стал плотно его курировать. Они устраивают мозговой штурм и в конце концов принимают решение: первые полгода он проведет в Австралии, работая на ферме. Вторую половину года Гарри хочет провести в Африке — «пройти по стопам» Дианы, присоединившись к организациям, борющимся против распространения СПИДа. Конкретного плана у него пока нет, но Марко «проводит кое-какие исследования» и в конце концов называет Гарри страну: Лесото. Прекрасная страна, которая очень нуждается в помощи и в которой любой желающий найдет очень много работы. Гарри в восторге: наконец-то в его жизни появился четкий план действий!
Прежде чем выпуститься из Итона, Гарри должен принять участие в одной из традиционных театральных постановок, которую ставят силами учащихся весной 2003 года: «Звучит нелепо, но в Итоне к театру относились со смертельной серьезностью». Для закрывающего год спектакля выбрана шекспировская пьеса «Много шума из ничего», и Гарри достается роль Конрада — второстепенного персонажа, весельчака-выпивохи (у него даже мелькает мысль, что преподаватель, назвавший его Конрадом, решил поиздеваться). Но внезапно он втягивается в процесс, вживается в роль и начинает получать удовольствие от игры: «Оказалось, что быть королевской особой не так уж отличается от того, чтобы быть актером. Игра есть игра, а контекст неважен».
На премьере спектакля присутствовал Чарльз — «сидел в самом центре переполненного театра «Фаррер» и был просто счастлив: вот оно, его мечта сбылась, его сын играет в постановке Шекспира!» При этом, пишет Гарри, он реагировал на постановку очень странно: смеялся, кричал, аплодировал — «но почему-то в самые неподходящие моменты, как будто не рассчитывая время. Он сидел безмолвно, когда все остальные смеялись, и смеялся, когда все остальные молчали. Это было более чем заметно — и чертовски отвлекало. Зрители думали, что папа — подсадной актер, часть представления. Кто это там смеется без причины? Ох... это принц Уэльский?»
«Позже, за кулисами, папа рассыпался в комплиментах:
— Ты был великолепен, мой мальчик!
Но я выглядел сердитым и ничего не мог с собой поделать.
— Что случилось, мой мальчик?
— Папа, ты все время смеялся в самый неподходящий момент!
Он был сбит с толку. Я тоже. Как он мог не понимать, о чем я говорю?
Постепенно все прояснялось. Однажды он рассказал мне, что, когда он был в моем возрасте и тоже играл в школьном спектакле по Шекспиру, пришел дедушка — и сделал в точности то же самое. Смеялся в самые неподходящие моменты. Устроил настоящий спектакль. Повторял ли папа модель поведения своего собственного отца? Может, он не знал другого способа быть родителем? Или это было в большей степени подсознательно — какой-нибудь рецессивный ген проявлял себя? Неужели каждое поколение обречено невольно повторять грехи предыдущего?
Я хотел знать, и я мог бы спросить — но это был не тот вопрос, который стоило бы поднимать в разговоре с папой. Или с дедушкой. Поэтому я выбросил его из головы и попытался сосредоточиться на хорошем. Папа здесь, сказал я себе, и он гордится мной, и это не пустяк. Многие дети не могут похвастаться тем же. Я поблагодарил его за то, что он пришел, и расцеловал в обе щеки. Как говорил Конрад, неужели вы не можете извлечь какой-нибудь пользы из вашего недовольства?»
В июне 2003 года Гарри благополучно оканчивает Итон «благодаря многочасовой напряженной работе и некоторым дополнительным занятиям, организованным папой. Немалый подвиг для не склонного к учебе, ограниченного и рассеянного человека. Я не гордился собой, потому что просто не знал, как гордиться собой, — но явственно ощутил паузу в своей непрерывной внутренней самокритике». Но радость длилась недолго — практически сразу же над его головой грянул очередной гром: преподаватель искусства обвинил его в «мошенничестве» при работе с художественным проектом. Через некоторое время экзаменационная комиссия полностью оправдала Гарри, все обвинения были сняты — но газеты уже подхватили очередную «горячую» новость и перепевали ее на разные лады. Разумеется, он горит негодованием и хочет сделать официальное заявление о том, что он не жульничал; разумеется, дворец ему этого не позволяет. Очень расстроенный, «будучи близок к отчаянию», Гарри беседует об этом с отцом — все газеты пишут, что он не может пройти даже самый простой тест без жульничества, «принц Тупица»! — но Чарльз дает ему совет, который кажется совершенно невыполнимым. Он говорит сыну: «Мой мальчик, просто не читай этого».
Сам Чарльз действительно никогда не читал таблоидов: «Он читал все что угодно, от Шекспира до официальных документов, касающихся изменения климата, но никогда — новости (иногда он смотрел BBC, но это часто кончалось тем, что он швырял пульт в телевизор). Проблема была в том, что их читали все остальные...»