Своего папу я совсем не помню. Его не стало, когда я была совсем маленькой. Зато прекрасно помню день, когда в нашем доме появился дядя Женя – очкастый и худой…
Мы с мамой жили не тужили: я в детсаду, она на работе. Утром обнимаясь расставались; вечером целуясь встречались. И топали домой: мама держала за руку, а я вприпрыжку шла рядом, боясь выпустить ладошку. Пока это так, мы вместе преодолеем всё: и ворчливую бабушку, и пустые супы на растительном масле, и мои штопаные колготки. Мама говорила, что на меня платят пенсию за папу, и нам бы хватало, если бы не её крошечная зарплата. Она копила деньги на ремонт: у нас то и дело текли трубы, из окон дуло, а полы исполняли грустные скрипучие симфонии. Это ужасно расстраивало маму, а я меня забавляло: специально нажимала пытливой ногой на половицы, чтобы сравнить тональности скрипа…
Иногда мама плакала по вечерам, уложив меня спать. Думала, я уже вижу десятый сон, а я не спала и рисовала пальцем на ковре, висящем над кроватью. Там были два оленя, лес и озеро, а из-за камня позади оленей выглядывал волк. Я гладила оленей, грозила кулаком волку, проходилась пальцами по кронам деревьям из ворса. И поскольку каждый вечер картинка не менялась, олени были на своём месте целы и невредимы, я верила в своё всемогущество. Вон даже волк меня боится!.. Но однажды услышала всхлипы из кухни, вылезла из кровати и на цыпочках прокралась туда… А там, включив воду в кране, тихонько плакала мама. Увидев, я молча вернулась в кровать. И со всей силы ударила волка: если мама плачет, значит, у нас не всё хорошо. И я тут бессильна. Наверное, потому что маленькая. Но я вырасту и спасу её!..
А потом мама повеселела, купила новые платья и духи, пахнущие конфетами. На выходные стала чаще отдавать меня бабушке – маме моего папы. Бабуля варила густую манную кашу, и единственным украшением этого монолитного безобразия была лужица малинового варенья на поверхности. Я ела, бабушка гладила по голове и приговаривала: «Ешь, сиротинушка, папка твой посытнее кормил бы, да нет соколика нашего».
Непонятно, чего жалеть вполне счастливого ребёнка. Папу жалко, мама говорила, на работе произошёл несчастный случай, папа – герой, всех спас, а сам не успел. Только я думаю, он не всех спас, раз мама иногда плачет, а бабушка стала ворчуньей.
***
Дядя Женя пришёл к нам домой с тортом, бутылкой шипучки для взрослых, цветами для мамы и куклой для меня.
- Разве у нас праздник или день рождения? – удивилась я, разглядывая куклу.
- Ирочка, познакомься, это дядя Женя. Мы собираемся пожениться, - сказала мама и рассмеялась, будто произошло что-то хорошее.
- Здравствуй, Ирочка, - протянул руку худой кощей в свитере, - надеюсь, мы будем друзьями.
Ответом ему был суровый взгляд из-под густой чёлки:
- Девочки не дружат с дядями. Только с родными папами.
- Ира!!!
Мама всплеснула руками, дядя Женя засуетился, мол, ничего-ничего, я не претендую, нужно время. А я ушла в комнату и тыкала новой куклой в морду волка на ковре: на, волчок, подкрепись, она всё равно никому не нужна. И вот ладошку мою возьми, кусай. Я теперь тоже никому теперь не нужна…
С приходом дяди Жени у нас перестали течь трубы, в квартире сделался ремонт, на ужин постоянно было мясо, рыба или курица. Они и правда поженились и вместе отводили меня в садик. Подруга Оля отреагировала:
- Это твой новый папа? Облезлый какой-то. У меня старый плюшевый медведь такой же, только у него пуговицы вместо глаз, одна уже оторвалась. А твой не медведь, но тоже плешивый. У тебя красивая мама, могла бы и получше выбрать…
Мы были в старшей группе, впереди выпускной, школа и молодость. А Оля к тому же умела читать. Она разбиралась в жизни и мужчинах: дядя Женя был действительно не фонтан.
Поэтому, когда они вместе забирали меня из сада, я никому не давала руку. Делая вид, что эта влюблённая парочка не имеет никакого отношения к симпатичной, ловко скачущей на одной ножке девочке.
***
Мама растолстела. Теперь она носила просторные платья и всё время улыбалась. Как будто есть чему радоваться, когда толстеешь. Она всегда была стройной и красивой, а теперь стала как мамы других ребят. Те их любят, несмотря на толщину – странные какие-то.
А меня ждал впереди первый класс, букет гладиолусов размером с ружьё, белые банты и гольфы с бубенчиками на боку. Уже закуплены тетради, прописи, пахучие прозрачные обложки, ручки, карандаши и внимание – новенький портфель!..
Вечерами я перебирала своё богатство, трогала гладкие обложки, вдыхала их запах…
Однажды дядя Женя застал за этим:
- Иришка, пойдём ужинать. О, да у тебя тут церемония. Готовишься стать на путь знаний, дочка?
Я подняла глаза:
- Я вам не дочь. Бабушка сказала, что у ребёнка только один отец. Мой был героем. И не носил очки.
Ударила словами – и сама почувствовала боль, словно отдачу от выстрела. Дядя Женя дёрнулся и виновато закрыл дверь. Он больше не называл меня дочкой, да и вообще никак не называл. А мне почему-то было обидно. Наверное, бабушка неправильно мне сказала про отца. Она старенькая и могла ошибиться…
Когда не могла заснуть, я прокрадывалась и подслушивала у двери в комнату мамы и дяди Жени. Мама снова смеялась, а он бормотал какую-то нелепицу: «Хочу, чтобы она была похожа на тебя. Твои глаза, твой носик, твои волосы. Радость моя, моё счастье»…
Дальше они, кажется, целовались. Боже, какой ужас: толстая мама и худой дядя в очках.
***
В школе не понравилось с первых дней. Учительница была ещё терпима, мальчишки тоже вполне сносны – пятеро из нашей детсадовской группы, а вот девочки могли быть и получше. Особенно противной была Юля Трепакова – избалованная цаца (бабушкино слово), которая сразу невзлюбила меня.
- Ирка-дырка! – кричала эта цаца, едва завидев. Её свита, компания таких же дурочек, подхватывала дразнилку. Однажды они спрятали мой портфель, и я чуть не опоздала на урок, пока отыскала его. Потом Трепакова подложила на парту рисунок: уродец с косичками и подпись «Ирка-дырка».
Приходя домой, я швыряла портфель подальше и злобно говорила, что лучше останусь неучем, чем ещё раз пойду к этим зверям. Мама говорила, что всё наладится, дядя Женя хмурился. Унявшись, я шла писать в прописях и читать по слогам…
А потом маму положили в больницу. Они с дядей Женей признались, что ждут ребёнка, и с малышом что-то не так, хочет родиться раньше времени. Ну и пусть бы рождался, подумала я. Но врачи испугались и забрали маму от нас… Целый вечер я плакала и умоляла волка на ковре съесть меня. Хотя была взрослой и знала, что никого он не слопает, так и будет таращиться из-за камня…
Дядя Женя утром кормил меня бутербродами и провожал до школы. Стирал мои колготки, заплетал косички. Они получались корявыми, и Юля Трепакова не упускала шанса позабавиться: «Ирка-дырка, на голове блошиный домик!». Было обидно, а ещё обиднее, что некому было пожалеть и заступиться. Ребята, даже мальчики, побаивались её, а мама в больнице. Я одна на всём белом свете…
По выходным дядя Женя брал меня с собой к маме в больницу. Она выходила в халате и шлёпанцах, целовала меня, сажала на колени, тормошила: «Моя наследница, мой первенец! Как же я скучаю! Доченька, тебя никто не обижает?». А я мотала головой – никто.
Дядя Женя сказал, маму нельзя расстраивать. Она не толстая, она в «положении».
***
Это был ужасный день. Я сломала три цветных карандаша, порвала колготки. Брела домой, и тут откуда ни возьмись Трепакова с подружками, окружили, заметили прореху на колготках: «И впрямь Ирка-дырка!». Я пыталась пройти через них, толкнула Трепакову, а она сильно ударила в ответ. И я не удержалась на ногах, полетела в колючие кусты акации, сильно расцарапав руки и щёку… Увидев кровь, девочки кинулись врассыпную…
Царапины заметил дядя Женя. Взял моё лицо в ладони, рассмотрел, спросил: «Это в школе? Тебя обидели? Кто это сделал?» …
Это был долгий разговор, дядя Женя даже распаковал коробку конфет, как он сказал «для врачей», вкусные, шоколадные. Жевала, прихлёбывала чай и говорила, что несладко живётся в одном классе с королевишной Трепаковой…
На следующий день дядя Женя повёл меня в школу. Проводил до парты, и я заметила насмешливый взгляд Трепаковой. Ой, что будет, когда он уйдёт, меня засмеют… Но дядя Женя не ушёл. Он вызвал учительницу за дверь, и они долго говорили. Кто-то из девочек прошептал: «Ну, Юлька, тебе достанется за Иру». А она насмешливо сказала: «Это мы ещё посмотрим». Но все поняли – она боится… А мне впервые стало спокойно.
В тот день меня не трогала Трепакова. И больше не тронула никогда. Дядя Женя по утрам отводил, после школы встречал. Он отпрашивался с работы, и повзрослев, я поняла, чего ему стоил этот двухнедельный марафон: ведь вечером он спешил к маме в больницу. Ни словом не проговорившись о происходящем…
***
Маму мы забирали в субботу. Я ахнула – она снова была красивая и худенькая. Кинулась меня целовать, а потом сказала: «Сейчас я познакомлю тебя с сестричкой. Поможешь придумать имя для малышки?» И предъявили кокон с сопящим красным гномом. Ну, так себе красотка, подумала я. А дядю Женю распирало от гордости, и мне захотелось его поддержать:
- Она очень хорошенькая. Может, назовём Белоснежкой?
Ну не гномом же! А они не поняли и сильно смеялись…
Дома дядя Женя смотрел, как малышка спит на их большой кровати. Когда проснулась и закряхтела, взял на руки и позвал меня:
- Дочь, иди сюда. Подержи сестру, вы же родные…
Я взяла гномика- совсем не тяжёлая. Но дядя Женя под моими руками держал свои ладони, страховал нас обеих. И у меня вдруг защипало в носу:
- Возьми её, пап. Я её уже люблю, но боюсь помять…
И они с мамой снова засмеялись, только у мамы почему-то слёзы потекли…
***
Моей сестре Ладе 27 лет, у неё есть дочь Ира, а у меня двое мальчишек. Нашим родителям нескучно, часто подбрасываем им ребятишек на побывку….
В следующие выходные муж уедет на рыбалку, а я пойду на вечер встречи выпускников. Значит, сыновья снова отправятся к дедушке с бабушкой.
Когда сказала родителям, что иду встречаться со школьными товарищами, мой седой сухонький папка взволнованно снял очки:
- Дочь, может, мне с тобой сходить?
И посмотрел заговорщически. А я улыбнулась:
- Спасибо, пап. Я уже взрослая. Но если будет нужна помощь, я тебя наберу.
За всё это время мама так ничего и не узнала.