Когда-то процветавшие городки сегодня выглядят как после атомной бомбардировки
Урбанизация перевернула соотношение количества жителей больших и малых городов. Последние остались без присмотра государства и сами в условиях рынка выжить не могут. И речь не только о продуктах индустриализации, но и о старинных и своеобразнейших местах. Торжок, Осташков или Селигер, соседствующий с известным лагерем, в который вбуханы огромные деньги, удручают своим состоянием. «Малая» Россия буквально вымирает. Будет ли решением проблемы переселение 15 млн «лишних» людей в суперагломерации, к которому призывает правительство?
«Лишние 15 миллионов человек»
Для начала попробую оценить масштаб явления, о котором идёт речь.
Процитирую Проект концепции федеральной целевой программы «Социально-экономическое развитие малых городов Российской Федерации на период до 2015–2020 годов», размещенный на сайте Министерства экономики Республики Татарстан и датированный 2013 годом: «Малые города России (далее МГР) с населением до 50 тыс. чел. представляют подавляющее большинство городов (787) с общим населением 16 млн. 447 тыс. человек (12% населения РФ). Для них характерен нарастающий разрыв уровня и качества жизни населения МГР от среднероссийского уровня, особенно от крупных городов. У подавляющего большинства малых городов происходит сокращение населения (в целом по МГР примерно на –3% в год)… При этом у 48 МГ демографическая проблема встаёт очень остро: население сокращается с темпом более –3% (по некоторым городам до –11% в год), что приводит к угрозе их исчезновения».
Городам этим в плане отношения, мягко говоря, не очень повезло.
Глава Минэкономразвития Российской Федерации Эльвира Набиуллина заявила 8 декабря 2011 года на Московском Урбанистическом форуме «Глобальные решения для российских городов»: «За три волны индустриализации мы сформировали обширнейшую, и местами избыточную сеть малых и средних городов… Сегодня таких городов у нас насчитывается около 400… Очевидно, что в перспективе нескольких десятков лет сохранить жизнеспособность всех этих образований будет проблематичным. К сожалению, убывание городов небольшого размера является непреодолимой глобальной тенденцией, и мы не можем не принимать ее во внимание. Более того, существуют заслуживающие внимания оценки, что сохранение любой ценой экономически неэффективных малых городов и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города может стоить нам 2 — 3% экономического роста… Есть оценки, что в течение ближайших 20 лет из малых городов России может высвободиться порядка 15 — 20 миллионов человек».
Аналогичные мысли озвучил 25 ноября 2017 года на V Общероссийском гражданском форуме в рамках дискуссии «Будущее экономики страны: роль агломераций» Сергей Собянин: «У нас в сельской местности проживает сегодня условно лишних 15 млн человек, которые для производства сельскохозяйственной продукции с учетом новых технологий производительности на селе по большому счету не нужны. Это либо чиновники, либо социальные работники, либо еще кто-то». И предложил: «15% населения [страны] не могут найти себе работу в малых городах, это 30 млн. Сделайте из 30 млн три Москвы, и ВВП нашей страны вырос бы на 40%. Надо сконцентрировать это население в крупных городах, а не пытаться их всеми силами удержать».
Уже в 2021-м план по сбору к 2030 году «в 41 агломерации более 60 млн человек» сумел протолкнуть в правительстве первый вице-премьер Марат Хуснуллин. Учитывая, что на 2020-й год в 38 городах с населением свыше 500 тыс чел проживало суммарно 47,85 млн чел, то речь идет опять-таки о «сгоне» из малых городов и поселков примерно 15 млн чел.
«Еле-еле выживаем»
Основная проблема малых городов — это, конечно, отсутствие работы. Это закручивает целый маховик проблем. Низкая покупательная способность населения не позволяет развиваться местному бизнесу, нет бизнеса — нет и налогов, идущих на развитие городов.
Но в целом всё даже сложнее. Практически везде в регионах представлены крупные сети магазинов, которые платят налоги по месту регистрации головного офиса. Региональные заводы — тоже платят налоги по месту регистрации головной компании.
Кроме того, есть популярная практика, когда крупные компании покупают заводы в глубинке и просто закрывают их, уничтожая таким образом немногочисленных конкурентов. «Вот есть очень показательный пример с продажей [в 2014 году] в пользу En+ Ондской ГЭС [в Карелии], — рассказывал 3 февраля 2021 года в интервью „Коммерсанту“ генеральный директор „Газпром энергохолдинга“ Денис Фёдоров. — Было обещание „Русала“ сохранить алюминиевый завод, что компания сумеет добиться синергетического эффекта от включения в его состав ГЭС. И что? Завод закрыли через несколько лет после покупки ГЭС. Просто никто и не собирался выполнять эти обязательства. „Газпром энергохолдинг“ полностью выполнил правительственные поручения, а обещания En+ остались на словах». И такие примеры расскажут в любом регионе — как уже в 2010-е годы туда пришли крупные компании из Москвы, купили десятилетиями работавший местный заводик (где по производству полимеров, где — качественных местных наливок), а затем закрыли как конкурента.
Часто в качестве панацеи предлагается туризм. Однако, во-первых, далеко не до всех малых городов можно добраться, особенно, если речь идёт про таёжный и болотистый Русский Север. Например, Тотьма (Вологодская область) стариной и обилием прекрасно сохранившегося уникального культурного наследия не уступает Суздалю, но туристов там почти нет, потому что к ней не проложена железная дорога, а ехать 3 часа (210 км) от Вологды на автобусе не каждый выдержит.
Во-вторых, по факту от приезда туристов в городе зачастую формируется две находящиеся рядом друг с другом параллельные реальности — небольшой лощёный туристический центр, где сервис и цены как в Москве, и прочий город, где всё как везде. Такова, например, Коломна, где туристам отведено пространство внутри старого Кремля, точнее, его остатков, так как уцелела лишь часть крепостных стен и башен. Но там-то хотя бы, чтобы добраться от железнодорожной станции до Кремля, надо пройти через город.
Хуже в Угличе, куда туристы прибывают на кораблях и дальше прилегающей к пристани Успенской площади даже не идут. Тут и рестораны (по сути, дальше в городе их и нет нормальных), и пафосные гостиницы «Успенская», «Азимут» и «Волжская Ривьера» с облагороженной набережной, и небольшие местные музеи. А дальше через несколько минут пешком по старой купеческой части города XIX века идут избы и пятиэтажки со старыми автомобилями во дворах, нищенским выбором дешевых продуктов в магазинах и неработающими заводами (тот же часовой завод «Чайка», как рассказывали мне местные в 2011 году, не закрыт, но работает лишь иногда, когда приходят заказы на небольшие партии), «градообразующим» предприятием которого многие называют… находящуюся в черте города большую «зону» (исправительную колонию № 3).
А ведь не в любом малом городе вообще есть туристические объекты, особенно если он построен в ХХ веке вокруг какого-нибудь завода, рудника или военной части. И как быть?
Федеральный научно-исследовательский социологический центр Российской академии наук (ФНИСЦ РАН) в июле 2019 года провел экспертный опрос представителей администраций, депутатов городских Дум, местные журналистов, предпринимателей, общественников в городах Большой Камень (41,8 тыс. жителей на 2021 год) и Спасск-Дальний (35,7 тыс. жителей на 2021 год) Приморского края: «Описывая положение дел в сфере малого бизнеса, информанты часто называют себя «микробизнесом», говорят о снижении покупательской способности, уменьшении среднего чека, росте незаконной торговли со стороны мигрантов. На вопрос «Как вы оцениваете социально-экономическое положение вашего города?» уверенно отвечают: «Еле-еле выживаем…» (Малые города в социальном пространстве России / Ардальянова А.Ю., Бизюков П.В., Браславский Р.Г. и др.; ответственные редакторы Маркин В.В., Черныш М.Ф.; предисловие Горшков М.К. М.: ФНИСЦ РАН, 2019. С. 290).
Журналистка Анастасия Миронова в том же 2019 году делала для «Новой газеты» репортаж из города Шарья (23,2 тыс. жителей на 2021 год) Костромской области. «Новая» его не опубликовала (сама Миронова предполагает цензуру), и журналистка выложила в своем блоге на Дзене. Я сам был проездом в Шарье в 2013 году, могу сказать — описано всё верно: «Люди сидят… кроят свои 2 — 3 тысячи, оставшиеся на жизнь после оплаты коммуналки. Их жилье никому не нужно, ехать им некуда. За исключением нескольких энтузиастов, которые верят в возрождение города, и околовластных бизнесменов, живущих на госзакупках, все остальные обреченно ждут здесь конца. Трезвые. И от этого совсем горько. У меня лично в Шарье было лишь одно стойкое желание — или выпить, или удариться с размаху головой о стену и очнуться уже на Ладожском вокзале. Как они в этом ужасе трезвыми живут, я за неделю так и не поняла».
Инфраструктура
Разбитое состояние малых городов той же соседящей со столичным регионом Тверской области или лагерем «Наших» и Росмолодежи на Селигере, на организацию которого в 2005–2014 годах были вложены огромные деньги — будь то Осташков (15,2 тыс. жителей на 2021 год) или Торжка (43,6 тыс. жителей на 2021 год) — буквально шокирует всех приезжих. И ведь это развитые в XVIII веках города с большими старыми соборами, дворцами и прочим, которые сейчас доведены буквально до ручки. Общая оценка того же Торжка: «Не знаю, что там на окраинах, но в центре половина домов выглядит так, как будто вчера была война». Я похожие ощущения испытал в 2010-м в Великих Луках.
В ноябре 2015 года жители Осташкова даже обратились с открытым письмом к Путину: «Город, имея собственный асфальтобетонный завод, не имеет ни дорог, ни тротуаров… Не менее острой проблемой города является невыносимо удушающий запах городских очистных сооружений. Всем известно, что система очистки, построенная в далеких 60-х годах прошлого столетия, давно уже выработала свой ресурс и требует незамедлительного капитального ремонта, а может быть даже и полной реконструкции. Однако мы, жители города, как задыхались, так и продолжаем задыхаться от этого ужасного зловония… Водообеспечение многоквартирных, да и других жилых домов также оставляет желать лучшего. Насосные повысительные подстанции, обеспечивающие давление воды, необходимой для бытовых и хозяйственных нужд населения, практически не функционируют. На четвертых и пятых этажах большинства многоэтажных зданий холодная вода отсутствует. Данная проблема существует не один год, а как говорят люди, в некоторых домах уже с десяток лет. Решать ее местные власти не торопятся… Износ водопроводной сети по некоторым оценкам неофициальных источников составляет более 85%».
Нашествие мигрантов
«Но разве нигде ничего не строится? Новые дороги, предприятия?» — задаст вопрос читатель. Строится, хотя и далеко не везде. Только работают там мигранты, преимущественно из Средней Азии; в Сибири и на Дальнем Востоке — с Северного Кавказа и Китая. Да, такое характерно не только для крупных городов, но и для провинции.
Жители Большого Камня рассказывают: «Приток идёт рабочей силы, вообще, из других городов… они там живут где-то в своих каморках, общежитиях и зарплату увозят домой, а наши каменцы туда не могут попасть, где нормально платят… А статистику сейчас подадут и скажут, что в Большом Камне все зарплаты сто тысяч рублей, понимаешь? Сто тысяч-то получает кто? Чеченцы да китайцы…» Как отмечают исследователи: «В ходе проведения дискуссии сложилось ощущение, что жители города стали не участниками, а заложниками процесса. О мигрантах говорят как о „засланцах“, „оккупантах“, которые „маршируют“ на работу как армия» (Малые города в социальном пространстве России… С. 287).
Аналогично рассказывали в 2021 году журналистам о гастарбайтерах, опять-таки в основном из Средней Азии, жители малых городов Калужской области, например, Ермолино (10,8 тыс. жителей на 2021 год): «Ермолинскую тушёнку и пельмени продают по всей России. На территории мясного комбината несколько общежитий. На комбинате работают только мигранты, местных на работу не берут. Также раньше была Ермолинская хлопчатобумажная фабрика, теперь на её закрытой территории десятки маленьких фирм арендуют помещения. Там работают и живут мигранты».
Опять-таки и тональность у жителей Ермолино, с кем мне довелось пообщаться, как в Большом Камне — мигранты там словно орда захватчиков, они повсюду, на улицах, в общественном транспорте, передвигаются группами по несколько десятков человек.
Причем, опять же вопреки стереотипам, вопрос с мигрантами острее всего стоит как раз в малых городах. Согласно опросу, проведенному в 2016 году Институтом сравнительных социальных исследований в рамках 8-й волны академического Европейского социального исследования (ESS) (выборка — 2430 респондента), на вопрос «Разрешать ли мигрантам иной национальности въезд в Россию» ответили «Никому не разрешать» 32,4% жителей больших городов, 39,1% жителей малых городов и 28,5% жителей деревень и ферм (Малые города в социальном пространстве России… С. 197).
«Скорая» не доедет
Ещё одна проблема — отсутствие медицины в малых городах, особенно после ее начатой в 2012 году «оптимизации» по стране. Как писал 8 ноября 2019 года РБК: «За восемь лет с 2011 года (самые ранние доступные данные Минздрава) число врачей скорой помощи в России снизилось с 16.025 до 11.078 на конец 2018-го. В некоторых регионах сокращение было более чем двукратным — это Карачаево-Черкесия, Челябинская, Рязанская, Томская, Тюменская, Саратовская и Ивановская области. К примеру, в Тюменской области в 2011 году на скорой работали 413 врачей, а в 2018 году — 78». Эти цифры несложно проверить по ежегодным отчетам Минздрава.
Что в итоге? Вот тот же Большой Камень (Приморский край), где в июле 2019-го проводили экспертные опросы сотрудники ФНИСЦ РАН: «У нас остро стоит вопрос по МРТ, люди с инсультами, где идёт счёт на часы, не получают нужного… Пока вы не определите, какой это тип инсульта, это бесполезно… У нас сейчас вплоть до того, что скорая сразу везёт в Артем [город в 69 километрах от Большого Камня], где есть МРТ, но опять же, везут работающих, если ты на пенсии — не везут… Одна рабочая скорая на город Большой Камень, вы можете представить?» (Малые города в социальном пространстве России… С. 290 — 291).
Аналогичные оценки высказывались местными в ходе экспертных опросов, проведенных в июне — июле 2019 года сотрудниками ФНИСЦ РАН в городе Балахна (48,6 тыс. жителей на 2021 год) Нижегородской области: «Роддома нет, женщины рожают в скорой помощи, в районе не хватает 21 врача, нет некоторых узких специалистов, нет онколога… Поликлиника: приходишь — очереди, приходится ехать в Городец, выстаивать пробки, люди раздражены этим» (Там же. С. 249). На отсутствие врачей узких специализаций (гинекологов, онкологов, кардиологов) жаловались жители Большого Камня и Спасск-Дальнего (Там же. С 290).
А вот интервью с врачом, работающим в одной из северных районов Красноярского края, опубликованное 4 февраля 2019 года местным интернет-изданием Newslab.ru: «На нашей станции работает десять фельдшеров и четыре диспетчера, в сутки на дежурство выходит две бригады. И это на весь район, в котором 35 поселков».
И такие примеры можно бесконечно умножать. Причем ведь и «скорые» эти практически «убитые». Как сообщали 9 октября 2018 года «Известия»: «В России около половины автопарка скорой помощи нуждается в замене, рассказали „Известиям“ в Минздраве. Порядка 45% машин служат уже более пяти лет. В рекомендациях фонда ОМС по эксплуатации автомобилей „скорой“ сказано, что существенный износ происходит уже после трех лет работы кареты, а после пяти — машину нужно заменять».
5 декабря 2019 года то же издание написало о ситуации в Тверской области со слов местного водителя «скорой» Вадима: «Сейчас на районы, где работает Вадим, с численностью населения около 90 тыс. человек, формально приходится восемь автомобилей. Казалось бы, это почти норма. По госстандартам, на 10 тыс. населения должна приходиться одна машина. Проблема только в том, что всё это — формально. „Примерно 80% машин уже выработали ресурс. Пусть им 6 — 7 лет, но пробег уже в 2–3 раза больше всех норм“, — рассказывает в беседе с „Известиями“ Вадим».
Аналогичные цифры называл 17 августа 2016 года в своем блоге белгородский активист Сергей Лежнев, в дальнейшем ставший советником избранного в 2018-м губернатором области Андрея Клычкова: «В Белгородской области эксплуатируется 193 автомобиля скорой медицинской помощи в отделениях и станциях скорой помощи. 106 автомобилей СМП эксплуатируются свыше 5 лет, и требуют замены… Совсем недавно уже был один скандал, когда в посёлке Разумное (Белгородский район) фельдшера скорой помощи были вынуждены ходить пешком на вызовы».
Какое в такой ситуации развитие? Какой внутренний туризм? Хватит кого-то из приехавших в глубинку туристов инфаркт — а скорая будет ехать к нему час или два?
Владислав Мальцев, 24.01.2023