Осиротев в отрочестве, Савва и Антон начали жить самостоятельно, и жили неплохо. От родителей остались крепкий дом, большое хозяйство. А также оптимизм, физическая крепость и любовь к труду на земле. Отец, занимаясь торговлей, молодость провел на земле предков, в области пушных угодьев Сибири, там и женился, там родился первенец. После пожара 1868 года, уничтожившего большую часть Кяхты, семья, потерпевшая немалый ущерб, перебралась в село под Иркутском к родне. Поставили дом, родился младший…
Старший, Савва, в отличие от резкого и импульсивного брата, был задумчив и тих, отличался склонностью к размышлениям. Несмотря на разницу темпераментов, братья жили дружно, поднимали хозяйство и были довольны жизнью. А потом Савва заболел, и некстати: он полюбил Олесю, что жила по соседству, да и она не отворачивалась. О свадьбе стали поговаривать, собрался парень избу рубить, чтобы жить отдельно. Вот только стал слабеть он, боли в ногах ходить мешали; а когда свалила его лихорадка, позвали знахарку, что жила в лесу неподалеку.
Посерьезнела она, увидев больного. Велела пить травы и молча вышла. Когда полегчало, вернулся он к обычным делам, да хворь-то не ушла: то голова заболит, то снова в жар кинет. Сперва он старался не обращать внимания, но однажды, парясь в бане, заметил у себя странные пятна – небольшие, красновато-бурые. Заподозрив неладное, парень отправился вновь к старухе-знахарке. Долго жила она на свете, повидала многое или Господь дал ей провидческую силу, но роковое слово ударило Савву в самое сердце. Это был смертный приговор. Шила в мешке утаить не удалось, тем более, что зловещие пятна полезли по рукам и лицу. От брата диагноз скрыть не удалось.
Антон оказался перед трудным выбором. Он был очень привязан к брату, фактически заменившим ему отца. Но проказа издревле считалась тяжелейшей карой, которую Господь мог послать человеку. По селу потекли слухи, братьев стали сторониться. Савва, раздавленный свалившейся бедой, перестал выходить из дома. Развязка пришла сама. Олеся не отказалась от него, она приходила к дому и долго стояла, обмениваясь взглядами, ободряя и утешая. Но отец следил и однажды выследил ее. Накинувшись на дочь с бранью, он поволок ее по улице, на крики сбежался народ. Выбив окно, Савва бросился к невесте, угодив в самую гущу разъяренной толпы. Спас его священник; воздев крест над толпой, он увещевал и грозил. Братья закрылись в доме, понимая, что это ненадолго, люди вот-вот опомнятся и спалят их дом.
Ночью от дома братьев отъехала телега. Савва ехал в свой последний путь, что оказался горше пути на место лобное. Понимал, что нет ему теперь иного места. Возвращаться – лишь на смерть лютую. Нашлись смелые или жалостливые, помогли поставить лачугу в глухомани. Дали ружье, инструмент, обещали оставлять припас на опушке.
Так и жил Савва, сколь Бог отвел. Покорно принял судьбу, не проклинал никого, Богу молился. Охотился, удил рыбу, тем и жил. По третьей весне перестал забирать припас. Антон решился, прибыл с мужиками. От болезни ли, от истощения умер брат, пуще всего от бессердечия людского. Схоронили его, крест поставили. Сгинул Савва, будто не было его на свете.
***
Варю я знала давно. Мы учились вместе и даже дружили. Светлая, отзывчивая, с доброй улыбкой и лучистыми глазами, - такой она осталась в моей памяти. Она грела душу, как варежки греют руки в мороз. Ее так и звали – Варежка. Варя очень любила детей, и соседки частенько доверяли ей своих малышей. После педагогического училища она устроилась воспитательницей в детский сад.
Ее бабушка никогда не отказывалась напоить нас, подружек внучки, чаем с вареньем. Однажды, увидев ссадину на руке одной из девчат, она сказала внучке: “А тебе не след так увечиться”. Когда я спросила Варю об этом, она усмехнулась: “Бабушка уверяет - есть у нас родовое проклятие. Каждое столетие в нашем роду умирает кто-нибудь от проказы. Ну, где ты сейчас найдешь проказу?”. Не поленившись сходить в библиотеку, я узнала много об этой загадочной болезни. Лепра… Поистине не было худшей кары на свете.
Однажды, еще школьницами, мы большой компанией отправились в лес за грибами. Ранняя осень давала знать о себе терпким запахом травы и опавших листьев. Мы с Варей, отклонившись в сторону, наткнулись на сооружение из сгнивших, поросших мхом бревен с обвалившимися стенами и крышей. В нем с трудом угадывалась древняя хижина. Вблизи обнаружились обломки креста из таких же замшелых перекладин. Зловещее место, казалось, долго не могло отпустить мою подружку. Окончив школу, мы расстались. Ее крестный путь стал известен мне много позже.
Летели годы. После ранней смерти мужа Варя сосредоточилась на работе. Дети, хоть и чужие, стали смыслом ее жизни. С утра до вечера она занималась с ними – кормила, играла, утешала, а во время болезни повара принималась за стряпню и прочие кухонные дела, она любила готовить. К сорока пяти она мало изменилась: лучистые глаза так же сияли на ее добродушном круглом лице.
Однажды, помыв посуду, Варя заметила на руке красноватое припухшее пятно. Вскоре появились такие же на другой руке. Отечность сопровождалась жжением, добавилась сыпь в виде пузырьков. Женщина пыталась лечиться сама, но после работы в кухне симптомы возвращались. Когда пораженные участки инфицировались, грянул гром.
О чем думали члены приехавшей в садик комиссии из области, сказать сложно. Но, обратив внимание на руки воспитательницы и разделав под орех заведующую, они отстранили Варю от работы. А вечером… Вечером за ней приехали. Почти конвой и почти воронок. Оглушенную, смятенную от ужаса женщину привезли в инфекционную больницу и изолировали в боксе. Варя не знала, с каким злорадством подписала заведующая приказ об увольнении, как проклинали ее родители воспитанников. Милосердное сознание взяло тайм-аут.
Лепра, естественно, не подтвердилась. Через месяц Варю выписали с диагнозом “Дерматит”. Но как же изменилась ее жизнь… Без друзей, без работы, под косыми взглядами прохожих, она не могла найти себя. Наконец, ей все-таки удалось устроиться диспетчером в автопарк. И когда, казалось, Варе удалось вернуться, ее известили: готовиться к поездке в лепрозорий для всестороннего обследования. Все было просто. Скандалом заинтересовалась власть предержащая. Оскандалившимся нижестоящим пришлось держать ответ. Кто-то лишился премии, другие лишились должности. А кто-то, особо рьяный, решил, используя связи, отомстить неповинной беззащитной женщине.
Так до конца Варя и не поняла, что и за что с ней происходит. Она вспоминала Машу, Мишу, Данечку, других ребятишек, вспоминала весенний лес и мягкий ноябрьский снег, которых ей уже не суждено было увидеть. Она, добрая и доверчивая, не ожидавшая иного от других, в свой последний вечер достала оставшуюся от отца бутылку коньяка. Открыла и налила бокал, возможно, впервые в жизни. Извлекла из старой аптечки упаковку антидепрессантов, оставшуюся от бабушки. На ее лице навеки застыла улыбка. И отчаянный вопрос без ответа: за что?
Варя, Варежка…