Найти в Дзене
НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ

Человек размером с материк… Умер замечательный русский писатель Алексей Слаповский

Оглавление

Практически до самых последних дней своей жизни Алексей продолжал писать, потому что не представлял себя без любимой профессии

    Практически до самых последних дней своей жизни Алексей продолжал писать, потому что не представлял себя без любимой профессии
Практически до самых последних дней своей жизни Алексей продолжал писать, потому что не представлял себя без любимой профессии

В воскресенье 8 января в Москве на 66-м году жизни скончался замечательный русский писатель, драматург, сценарист, поэт и журналист Алексей Слаповский. Почти невозможно перечислить все, что он написал за свою, не такую уж и длинную жизнь, по пьесам Слаповского поставлены спектакли во многих театрах страны, по его сценариям снято множество фильмов и сериалов, в том числе его «Остановка по требованию», «Участок», «Ирония судьбы. Продолжение»… Алексей был лауреатом и финалистом множества литературных премий. Его повести и романы «Я – не я», «Первое второе пришествие», «Синдром феникса», «Пропавшие в Бермудии», «Поход на Кремль», «Страж порядка» и другие успешно продаются и в России, и за рубежом. Алексей родился в 1957 году в Саратовской области. Окончил филологический факультет Саратовского университета. Работал учителем русского языка и литературы, был редактором и заведующим художественной литературы журнала «Волга». В 2001 году переехал в Москву.

Его смерть стала неожиданностью для друзей и читателей. Еще в начале декабря прошлого года Алексея выписали из больницы после перенесённой тяжелой пневмонии, причем, это не был ковид. Все анализы и показатели были в норме. Но, видимо, в больнице он подцепил какую-то инфекцию, которая «дремала» до поры до времени, а потом «накрыла», и вместо того, чтобы выздоравливать, Алексей стал чувствовать себя все хуже и хуже. 5 января вечером Алексея увезли по скорой в Центр пульмонологии на Новорублевской улице в очень тяжелом состоянии: 75% поражения обоих легких. Как и месяц назад его снова поместили в реанимацию, однако на этот раз, выбраться ему не удалось…

Вот, что пишут о Слаповском его друзья, коллеги и читатели.

Драматург Михаил Дурненков:

Ушел Алексей Слаповский. Человек размером с материк. Страшно повезло всем, кто у него учился.

Писатель и сценарист Родион Белецкий:

Огромное горе. Замечательный человек и редкий драматург. Театр много потерял, люди потеряли ещё больше.

Писатель Виктор Шендерович (признан иноагентом в РФ):

Умер Алексей Слаповский - прекрасный писатель и замечательный человек.

Печаль и ощущение потери.

Редактор Надежда Жуковская:

Год начинается с потерь, личных и общих. Большая потеря для всех нас, русскоязычных читателей -- смерть замечательного писателя, драматурга Алексея Слаповского.

Автору, наверное, приятно было бы видеть, как потрепан, затерт, зачитан первый большой сборник его рассказов (1999 год): "Всё в этой книге -- правда, как в жизни, а если где и есть фантазия, то такая, что правдивей самой жизни".

И в других книгах точно так! Любим вас, вашу иронию и самоиронию, смех сквозь слезы и просто смех, читаем и перечитываем, в том числе и посты в фейсбуке, без вас это проклятое время было бы ещё невыносимее.

Как жаль, что вы так рано ушли, дорогой Алексей Слаповский...

Фотограф Алексей Саломатов:

Он был писателем, сценаристом и Гражданином. Думаю, что удушающая атмосфера в стране, о которой он написал в этом посте месяц назад, тоже сыграла свою зловещую роль.

Режиссер, преподаватель Дмитрий Николаев:

Слаповского любят. Предложил студентам выбрать монологи. Выбрали прекрасных писателей - Шекспира, Окуджаву, Слаповского... «Вы уезжаете, и я уже не успею сказать, что люблю вас!» Алексей знал, что я его люблю, я ставил его пьесы и на сцене, и на ТВ «Культура», и на радио...

Издатель Борис Пастернак:

Что значит большой писатель — даже уходя, Алексей Слаповский сотворил сюжет высокого класса. Мне сейчас кажется, что он понимал: судьба подарила ему всего лишь отсрочку от исполнения «отрицательного прогноза» врачей. И нужно было успеть высказаться. Что он и сделал, написав в паузе между двумя реанимациями два небольших, но очень важных текста. Их уже прочли и перепечатали тысячи людей. Сделаю и я перепост, лишним он не будет. Спасибо, дорогой Алексей Иванович.

Писатель Анатолий Курчаткин:

Сижу и читаю прощальные посты, посвященные уходу из жизни Алексея Слаповского. Жаль, что все мы устроены так, что самое главное и сущностное о человеке принимаемся говорить лишь тогда, когда он уходит «в ту страну, где тишь и благодать». Это не в укор человеческой природе, она от нас не зависит, это мы от нее зависим и можем лишь печалиться, что такими созданы. Но вот я о чем. Как светлы и единодушны в своем восприятии писателя и человека Алексея Слаповского все написавшие о нем! При разности стилей и произнесенных слов - будто некто единый во множестве лиц говорит вослед ему то, что не сказал при жизни. И ведь никто никого не заставляет, не просит. У каждого потребность произнести эти слова, желание не промолчать - потому что невозможно не сказать, промолчать, когда с языка рвутся слова печали, отчаяния и любви. Прежде, когда во время оно имя писателя обладало звучностью колокола, можно было бы сказать: «всенародной любви». Теперь не скажешь, и не писатель в том повинен. А кто повинен, никогда в том не признается. Да, пожалуй, и не осознает своей вины. Что же, назовем это прощальным словом того народа, который остался на наших «необъятных» просторах верен голосу правды, искренности, душевной ясности - к чему и призван человек на земле, - которому нужен свежий воздух общественной жизни, бодрящий запах озона в нем, а не сизая, обжигающая легкие горячая муть повсеместных пожарищ. Присоединю свой голос к числу уже прозвучавших и я. Прощайте, Алексей! Писатель и Гражданин. «Поэтом можешь ты не быть, а Гражданином быть обязан». Вы были и тем, и другим. Не знаю, были вы верующим или нет. Но в любом случае: Царствия небесного!»

Писатель Денис Гуцко:

А ведь были обнадёживающие новости. Казалось - всё, слава Богу, выкарабкался. Нет, не выкарабкался, ушёл.

Всегда восхищался Вашей лёгкости, Алексей Слаповский - как Вы легко и точно формулировали, как легко сочиняли сюжеты, как легко вели по ним своих темпераментных героев. Как легко - по крайней мере, так это выглядело со стороны - получалось у Вас оставаться приличным человеком в любой, самой нехорошей ситуации. Не записным "камертоном", который механически выдаёт шаблон за шаблоном - чувствовалось в каждом слове, что оно прожито. Всерьёз, по чеснаку, на полную. Это ведь отдельный талант, да? - без малейшего усилия оставаться приличным человеком. В том самом - возвышенном смысле, который так сложно вписывается в наше убогое сегодня.

Прощайте…»

Писатель Наталья Громова:

Шок. Он был невероятно добрый, внимательный, веселый человек. Его чудесный голос, его особенное пение, я помню всегда. Жизнь разбросала нас, но мы кидались друг к другу на разных собраниях, где заставала нас судьба. Мы чувствовали друг друга на расстоянии и читали книги друг друга. После начала СВО Леша написал мне горькое письмо, что не знает, как жить и писать в условиях возрастающей цензуры. Мы думали, что делать, как быть нам. теперь...

Он был удивительно цельный и честный. Это видно из его прекрасного поста, написанного после первой больницы, и как нам всем казалось, чудесного спасения. И вот он ушел, хотя его голос был так необходим сейчас.

Прости, Лешенька и прощай!

Последние тексты Алексея Слаповского

Почти все читатели и почитатели Алексея упомянули в своих некрологах два текста, которые он оставил в своем блоге. В первом, названном «Удушье» и написанном в начале декабря, он описал больничный быт. Второй же - «Платон мне друг…» - и вовсе был написан Алексеем за два дня до смерти. Мы приводим ниже один фрагмент из первого и второй целиком.

УДУШЬЕ

Хирург-реаниматор резал и рычал: дыши, сука, дыши! Просьбы в этом было больше, чем приказа. На приказ я строптив, а на просьбу всегда отзывчив. И задышал.

Скальпель - шанцевый инструмент; можно закопать, а можно и откопать. Он откопал. Шанцевый шанс.

Неделю нельзя было читать, смотреть, звонить. Только дышать и думать.

Я дышал и думал. Вернее сказать, задыхался и думал.

Все в жизни человека метафорично. Это удушье - тоже метафора. Метафора того, как я жил (и многие жили) последний год. Да и все эти годы вообще.

Времена любят называть себя. Или подставляться под названия, как лошади под хомут. Оттепель. Застой. Перестройка. Лихие девяностые.

Нулевые, десятые и двадцатые как только ни называли, я тоже пытался подобрать им имя, но все не так, неточно, не склеивалось.

И вот жизнь натолкнула: да удушье же.

Да, удушье.

С самого начала.

Сразу же задохнулись «Курском».

Потом - «Норд-Ост». Задушили в спасительных объятьях. Обозначилась тенденция: своих не бросаем. Освободим даже ценой их жизни. Как и сейчас. Разрушим, обездолим, обескровим, но освободим. Потом спасибо скажете. Кто выживет.

Ширилось и оптом, и в розницу. Мельдонии, полонии, новички. Или просто - пальчиками. Вручную. Прикрутили кран - нет телеканала. Закрыли вентиль - нет газеты. Поставили заглушку - нет одной общественной организации, другой… А потом понеслось бурным потоком. Шариковы, проживая в пятикомнатных (а то и пятиэтажных) апартаментах, выходили на трибуны и хвастались, как они «душили-душили, душили-душили» - и предлагали новые душительские инициативы. Принималось с восторгом. А профессоры Преображенские в своих хрущевках ехидно и бессильно шипели про разруху в головах.

Неприятности жизни отвлекают от неприятностей мыслей. Санитарка-разносчица злится:

- Чего харю воротите? Откажетесь - через жопу кормить будут!

Другая санитарка:

- Подыми жопу-то, дай подгузник подсунуть!

Любимое слово. Советский анекдот: «Мы научились удалять гланды через жопу». - «Зачем?» - «А у нас все через жопу делается!»

Меж тем, если сравнить с советскими больницами - земля и небо. Простынки белые. Кровати-трансформеры. Те же подгузники. Куча приборов, хитроумные препараты. Да и еда сносная. А вот нянечки, сестры и врачи - те же. Грубоваты, а то и хамоваты. Но дело знают. Условия меняются быстрее, чем люди.

Говорю с молоденькой врачихой: непонятная у вас система, кто мой врач? Мелькают все…

- Кто зайдёт, тот и ваш.

- Неудобно.

- Нормально. Мы привыкли.

Второе любимое слово русской жизни: привыкли.

Страшно огорчу национал-писателя Прилепина, который уверяет, что население только и дышит вестями с фронтов, горя тайным энтузиазмом. Ни персонал, ни больные не обсуждают боевые действия. Я и раньше слышал что-то только от тех, кого лично касалось. Для остальных - не тема. Естественно, имеются в виду обычные люди, не сетевики и блогеры. Не тема. Это, конечно, грустный симптом вялости общества. Но для Прилепина и иже он не просто грустен, он смертельно опасен.

Не обсуждают ещё потому, что - побаиваются. Скорее по генетической привычке.

«Не умом заробел Иван Артемич, заробел поротой задницей». А. Н. Толстой.»…

ПЛАТОН МНЕ ДРУГ, НО… ДА НЕ ДРУГ ОН МНЕ!

Сюжет такой: в марте прошлого года я разругался с человеком, которого знаю 44 года. Постоянно общались, когда-то выпивали и говорили о книгах, потом говорили о книгах без выпивки, потом я уехал, но связи не теряли.

И вот - разругались. Вдрызг. Потому что: «Я русский человек, и, что бы ни сделала моя страна, я буду на ее стороне, пусть даже она ошибается, - сказал он. - Это моя позиция. Могу я оставаться при своём мнении?»

«Можешь», - сказал я, и он остался при своём мнении, с тех пор мы не общались.

Вчера он позвонил поздравить с наступившим. И я его. Ну - друг все-таки. И он говорил о том же: ты мой друг, я тебя люблю, хотя наши позиции противоположные. Может, сказал он, я в этих вопросах такой упёртый и тупой, но вот такой я, принимай как есть.

Да, да, бормотал я, чувствуя какую-то душевную изжогу. И понял, откуда она, и сказал:

«Знаешь, я тут целый год думал и понял: не друзья мы теперь. Я помню, ты говорил о праве на мнение. Но это не мнение, это суть твоя. Это - ты. Это отношение к происходящему такое, какое и у моих коренных врагов. И не льсти себе, не обманывай себя: ты не упёртый и тупой. Ты сознательный сторонник беззакония, позора, подлости, которые, между прочим, в первую очередь вредят твоей любимой Родине. Короче, будь счастлив, если сможешь, и иди на…»

Понимаете, одно дело - родственники. Там кровь, ты им не судья, как бы ни относился к их отношениям с реальностью. А тут - дело наживное. Было - сплыло. Горько мне от этого?

Не очень. У меня, наоборот, ощущение, что я расстался с человеком, который для меня - чужой.

Но, если совсем честно. Если совсем честно, то мне ведь никогда не нравились его обывательская косность, удивительная для человека с высшим гуманитарным образованием, морализаторство, увлечение славянофильством на грани шовинизма, его бытовой антисемитизм, который и в вчера проявился: «Какой-то еврейчик у них правит на потребу американцам!»

То есть, если не врать, я раньше - врал. Я закрывал на все это глаза. Друг же ведь, 44 года…

А теперь перестал закрывать, вот и все.

Ничего не возникает ниоткуда. Я много раз читал и слышал: какой был человек, что с ним случилось?! Вглядитесь и поймёте: он такой и был.