Предыдущая глава
Игорь погрузил лицо в воду и держал до тех пор, пока не стал задыхаться. Тогда он поднял голову. А потом снова и снова пил до ломоты в зубах прозрачную воду из быстрого шумного ручья, сбегавшего откуда-то с вершины конусной сопки, густо поросшей деревьями, стоявшей на отшибе от других.
Никитин внимательно осмотрелся, удовлетворенно произнес:
- Здесь и заночуем, гвардейцы, плато подходящее, и обзор хороший. Место, конечно, не ахти, но нам выбирать не приходится: вода, наконец-то, есть, горячее можно приготовить, фляги наполнить, помыться… Да и ночь подходит, двигаться дальше нет смысла. Можно, конечно, спуститься, там будет удобнее ночевать…
- Не стоит, товарищ капитан, внизу отдохнуть не получится, - возразил Гусаров. - Там болотистая марь из-за этого ручья: комары и мошка нас заживо сожрут, а здесь их ветерок хоть немного сдувает.
- Значит, так тому и быть… - капитан сбросил с плеч ранец, положил на него бинокль и автомат, присел на камень, достал из планшета карту, долго всматривался в ее зеленое поле. Произнес удовлетворенно:
- Итак, разведчики: позади девяносто километров, следуем, как говорится, по расписанию… Еще немного – и войдем в зону учений. А что можете сказать о территории проведения учений, ефрейтор Дудкин?
- Территория проведения учений условно считается вражеской! – без паузы отрапортовал тот. – Только разрешите вопрос, товарищ капитан?
- Слушаю.
- Если командование «северных» не соблазнится мостом на реке Каман, то о какой зоне учений идет речь? Их ведь здесь попросту не будет…
- А это нас не должно касаться, - строго и назидательно произнес Никитин. - Нам поставлена боевая задача и мы не имеем права ее обсуждать… Понадобится «северным» тот мост или не понадобится – мы обязаны быть наготове условно уничтожить его во что бы то ни стало… Ракетная… да и любая техника противника не должна попасть на восточный берег Камана, это приказ! И он должен быть выполнен любой ценой, пусть каждый из вас накрепко запомнит это!
- А что будет являться фактом уничтожения моста? – поинтересовался Игорь.
- Небольшой безвредный взрыв у одной из его несущих опор. Но тут есть одно обязательно условие: данный взрыв должен быть отмечен взлетом красной сигнальной ракеты. Для офицеров-посредников, контролирующих действия противоборствующих сторон, это будет означать, что мост уничтожен.
- А когда должен произойти взрыв?
- В так называемое время «Ч»[1], то есть в заранее назначенное время, - пояснил Никитин, деловая назойливость молодого разведчика была ему по душе. – А если такое время не оговорено, то нам его сообщат по рации.
- А если не сообщат… – все не унимался Игорь. – Мало ли что…
- Значит, мы должны принимать самостоятельное решение. Условный подрыв моста проведем тогда, когда перед ним скопится не менее тридцати единиц боевой техники «северных». Такова поблажка командования для нас, «южан», ее соблюдение обязательно для всех участников учений.
- Понятно, товарищ капитан, - Игорь раскладывал услышанное по полочкам памяти.
- Хорошо, раз так… Еще раз напоминаю: мы входим в зону учений со всеми вытекающими из этого последствиями! – Никитин обвел внимательным взглядом подчиненных. – А поэтому приказываю: внимание и осмотрительность удвоить, разговаривать тихо и только по делу, всем быть максимально собранными. Ни одна живая душа не должна нас видеть. С сегодняшнего вечера для ночевок будем выбирать господствующие высоты, чтобы иметь лучший круговой обзор. Не забывать о маскировке, использовать для этого складки местности, ветки, траву… - Никитин прервал фразу на половине, внимательно посмотрел на Дудкина. – Ты чего улыбаешься, Петр, или я сказал что-то смешное?
- Поговорку вспомнил, товарищ капитан…
- Какую еще поговорку? – озадачено спросил Никитин.
- По маскировку и разведку… - губы Дудкина ежились в неудержимой улыбке.
- Ну-ка, расскажи всем, - его веселость стала передаваться и капитану. – Может, что стоящее почерпнем?
Разведчик неловко замялся.
- Ничего, ничего, здесь все свои, так что давай…
- Во рту – сено, в… - Дудкин сбился, покраснел, но тут же нашелся. – Во рту - сено, сзади – ветка, берегись – ползет разведка!
Все дружно засмеялись. Дудкин весело поглядывал на товарищей, закадычному другу Павлову подмигнул круглым черным птичьим глазом. Никитин хлопнул ефрейтора по спине.
- Какой талант пропадает! Тебе, Петро, не в разведке служить, а в гарнизонном клубе конферансье… Значит, во рту сено, а… там – ветка? Хорошо-о-о… Сейчас все займутся подготовкой к ночлегу, а ты скоренько поднимись в гору, во-о-он туда, подбери место для поста и побудь в боевом охранении часика два, может, еще что-нибудь сочинишь за это время… - Никитин усмехнулся. – Только ветку не забудь… для маскировки… Все понял?
- Так точно, товарищ капитан! – ефрейтор четко поднес и так же четко оторвал ладонь от виска. Сбросив с плеч ранец, он бегом направился в гору, придерживая болтающийся у бедра короткий автомат. Капитан проводил его долгим улыбчивым взглядом и, когда ловкая фигура разведчика скрылась из виду, повернулся к остальным.
- У кого есть вопросы?
- У меня, товарищ капитан, - сказал Жаргалов и смутился от того, что все разом посмотрели на него.
- Слушаю Бато.
- Еще кто-нибудь должен идти этим маршрутом?
- От нашей дивизии - нет, - Никитин отрицательно качнул головой. – За разведчиков других соединений я не ручаюсь… Но, что им делать в этой глуши? Ни дорог, ни поселков, а в полусотне километров на северо-восток отсюда вообще запретная зона, входить в нее запрещено категорически. А почему ты спросил об этом, Бато?
- Да так… - неопределенно пожал плечами солдат.
Быстро вечерело. Из таежных распадков потянуло долгожданной прохладой. Последние лучи заходящего солнца вызолотили кору высоких сосен. У подножия огромного валуна Гусаров развел свой костерок-невидимку. Проткнув ножом несколько банок с тушенкой, поставил их на огонь, рядом пристроил котелок с водой для чая. Остальные солдаты рубили ветки для постели. Игорь Березкин таскал самые большие охапки. Никитин время от времени посматривал на него и радовался, видя, какой перелом произошел в душе молодого офицера. Капитан был неплохим психологом и теперь, с удовлетворением наблюдая за Игорем, был уверен: лейтенант дойдет до цели, как бы трудно ему ни было.
Без четверти девять Никитин, развернув радиостанцию, стал прослушивать эфир. Перебрав несколько частот на различных волнах и не найдя ничего интересного, капитан переключил тумблер рации на передачу. Ровно в девять отстучал короткую радиограмму: «Координаты такие-то… Группе порядок». Штаб тотчас же ответил непривычно длинным текстом и, заполняя карандашом страницы в своем шифроблокноте, Никитин почему-то понял, что его содержание полно тревоги. Он даже привстал, когда прочел следующее: «Ваш маршрут на отрезке в сорок - пятьдесят километров, (координаты такие-то), пересекается с возможным передвижением двух вооруженных людей: один – пожилой мужчина с бородой, другой – средних лет, рослый, атлетического телосложения. Идут с рюкзаками. С ними большая черная собака. Чекисты предупреждают: при столкновении возможен огневой контакт. Приказываю: движение по маршруту прекратить на сутки, тщательно замаскироваться на том месте, где находитесь. Ничем не выдавать свое присутствие, вести непрерывное наблюдение. Диверсантов пропустить, не обнаруживая себя. При нападении – действовать по обстановке. На связь выходить в оговоренное время. Максимально усильте бдительность. Самойлов».
Содержание радиограммы ошеломило Никитина. Если ее подписал сам командир дивизии на основании предупреждения сотрудников Государственной Безопасности, то значит это не простая вводная, а самый настоящий боевой приказ. И разговор тут не о сбежавших из мест заключения уголовниках, не о браконьерах, а о реальных врагах, опытных, жестоких и беспощадных.
Никитин вырос среди пограничников, и «чувство границы» стало неотъемлемым качеством его характера. Оно ассоциировалось с понятием неусыпной бдительности, помогало успешно решать служебные задачи, точнее и глубже оценивать людей.
Плоский гранитный обломок еще хранил дневное тепло, и капитану было приятно сидеть на нем, слушая монотонное бульканье ручья. Глухо шумела хмурая, ставшая неприютной тайга, подступала темнота. И данная обстановка, и полученная радиограмма, все это наполнило душу разведчика чувством тревоги.
Никитин даже вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то подошел к нему. Это был рядовой Жаргалов. Капитан сразу вспомнил странный вопрос солдата, заданный им перед остановкой на привал.
- Молодец, Бато, ходишь как рысь! Что хотел?
- Да я… - солдат замялся.
- Ну, смелее, - подбодрил его Никитин.
- В общем, товарищ капитан, кто-то все-таки идет нашей тропой. Второй день примечаю…
- Что ты сказал? - Никитин порывисто встал с камня.
- Помните, вчера ночевали в паду'шке?
- Распадок имеешь ввиду? Конечно помню.
- Старшина еще костер в овраге разводил, а там песок кругом, все видно.
- И что же ты увидел? – Никитин с трудом сдерживал нетерпение.
- Два человека почти в том же месте на привал становились так же, как мы, остерегались чего-то, в яру прятались…
- А ты наши следы не мог за чужие принять?
- Нет. В ичигах-то у нас никого нет, а там след ясный, свежий.
- И'чиги, это что?
- Летняя охотничья обувь, - пояснил солдат. – Ее шьют из тонкой мягкой кожи: и ногам легко, и ходишь неслышно.
- Понятно, - кивнул Никитин. – А может, показалось тебе все это?
- Лет десять мне было… Говорит отец на охоте: «Читай, Батомунко' след на песке». Смотрю, ничего не вижу. Он свое: «Читай!» А я все равно не вижу. Тогда отец повел тропой в ключ. Говорит: «Ложись, глупец!» Палкой ветку тронул, выстрел ударил. Картечь над головой пролетела. Встали, смотрим: впереди самострел налажен на изюбря – старое ружье к дереву привязано. Отец спрашивает: «Ну что, Батомунко, теперь сможешь след человека на звериной тропе найти, чтобы на пулю не нарваться?» Промолчал я, только с тех пор следы стараюсь не пропускать…
Переосмысливая то, что услышал, Никитин машинально спросил:
- А почему – Батомунко?
- Батомунко, это маленький Бато, ребенок, - тепло улыбнулся Жаргалов.
- Понятно… - все так же раздумчиво проронил капитан. Потом уточнил, не скрывая тревоги. – Что еще можешь сказать?
- Те люди и здесь были, - уверенно ответил солдат.
- Значит, ты видел их следы? – Никитин невольно огляделся по сторонам.
- Однако, пойдемте, товарищ капитан, а то скоро совсем темно будет, - следопыт зашагал вниз по склону. Никитин взял автомат, щелкнул затвором, дослал патрон в ствол и, поставив планку на автоматический огонь, последовал за Жаргаловым.
Пройдя шагов двести по ручью, солдат остановился.
- Вот, смотрите, они так же, как мы пришли… - он наклонился, показал рукой. - Один долго стоял на коленях, воду пил.
Никитин увидел на песке две округлые вмятины, позади них отчетливо отпечатались следы носков мягкой обуви.
- Почему ты говоришь «они», след-то один?
- А вот посмотрите, - Жаргалов сделал несколько шагов вверх по ручью. – Этот пил стоя… Здесь ношу ставил. Тяжелая, однако, котомка, трава еще не поднялась. А воду он ладонью черпал…
Капитан различил отчетливые следы рубчатых подошв.
- Почему ты решил, что он пил рукой? Может, у него кружка была.
- Не было, - отрицательно качнул головой следопыт. – Пальцы левой руки на песке видите?
- Да, - капитан действительно заметил отпечаток крупной кисти.
- Долго опирался, глубокий след оставил… Кружкой, чего же, зачерпнул, вставай да пей. У этого не было, рукой пил, правша он. А может, торопился, рюкзак не захотел развязывать.
- Возможно, возможно… - обронил Никитин, присмотревшись. – Кто бы это мог быть, как считаешь, Бато?
- Не знаю, товарищ капитан.
- Что еще можешь сказать о них?
- Этот, который рукой пил, вашего роста, однако, будет. Сильный человек, шаг у него большой, нагружен хорошо – следы глубокие.
- А второй?
- Он вроде старик… Устал шибко, попил и долго лежал. Потом пошел… - следопыт переместился на несколько метров, не сводя глаз со следов. – Вот здесь хотел перешагнуть через ручей, поскользнулся, потому что в ичигах, но не упал, успел за ерник схватиться, - Жаргалов указал глазами на пучок сломанных веток кустарника.
- С чего ты взял, что это старик?
- Посмотрите: на пятку шибко налегает и ногами шаркает. Верная примета.
- Что еще?
- Собака идет с ними. Большая будет, не лайка…
- Да, все совпадает… - невольно вырвалось у Никитина.
- О чем вы, товарищ капитан? – удивленно поинтересовался Жаргалов.
- Потом, Бато, все потом… А сейчас скажи, что еще видишь?
- Худо они идут, - нахмурился следопыт. – Костров не разводят, остерегаются чего-то…
- А может, разводили где-нибудь?
- Я все вокруг обсмотрел - нет кострища, - твердо возразил солдат. – Почти сто километров мы прошли, воды нигде не встретили… Возле такого ручья любой человек, однако, чай бы сварил, да отдохнул… А эти попили и дальше пошли.
- И куда они пошли?
- Вроде, как сопку вершат, во-о-он ту, - показал рукой разведчик. – Мох два следа показал на ува'ле. Можно бы дальше посмотреть, но темнеет уже.
- А почему ты вчера ничего не сказал?
- Да я подумал, что охотники это. Не хотел зря языком молоть. А сегодня – новые следы, вот и...
- Значит, говоришь, молодой ростом с меня будет?
- Вроде так, - кивнул следопыт.
- А мы это сейчас проверим, - Никитин встал в следы на том месте, где пил воду неизвестный. Попробовал достать рукой до ручья. С первого раза у капитана ничего не получилось, мешал кустарник. Только с третьей попытки, перегнувшись буквально пополам, Никитин смог дотянуться до воды. Неожиданная боль в коленных связках заставила его распрямиться. «Что значит не тренировался целую неделю… - подумал он. – Когда тебе за тридцать, связки сокращаются моментально…» - капитан внезапно прервал мысль, озадаченно посмотрел на Жаргалова.
- Послушай, Бато, тот, кто здесь пил, тоже, наверное, спортивный мужик. А ну-ка, попробуй ты здесь до воды дотянуться.
- Пробовал, не выходит, - сказал Жаргалов. - Росту не хватает.
- Та-а-ак, та-а-ак… - прищурился капитан, снова и снова рассматривая следы. Что-то зловещее было в том, что они рассказали. Никитин попытался представить, как пришли к ручью те двое: жадно припали к воде, потом отдыхали, лежа в кустах, восстанавливая силы. Затем снова двинулись в горы, не оставшись ночевать у ручья, единственного не пересохшего в этой местности. Куда спешили эти люди? Что тяжелое несли в своих рюкзаках? Почему не стали разводить костер?
Никитин был человеком не робкого десятка, но тревога, прокравшаяся в его душу, все разрасталась. Где-то в этих мрачных урочищах затаились двое неизвестных и приготовились коротать ночь. Неожиданно капитан поймал себя на мысли, что ощущает на себе чей-то пристальный взгляд. Он невольно передернул плечами от этого неприятного чувства. Потом, внутренне усмехнувшись, глянул на Жаргалова, молчаливо стоявшего поодаль.
- Больше ничего не хочешь добавить, Бато?
- Никак нет, товарищ капитан. Только разрешите утром показать все это лейтенанту Березкину. Я обещал поучить его разбираться в следах.
Неподалеку заслышались осторожные шаги. Никитин мгновенно бросил ладонь на рукоятку автомата. Из-за раскидистого куста дикой смородины показался Павлов.
- Никому пока ни слова, - успел шепнуть капитан Жаргалову.
- Старшина за вами послал, товарищ капитан, ужин готов, - приблизившись, негромко доложил Павлов.
- Ну пошли, раз готов… - все трое направились к лагерю.
Когда разведчики заканчивали ужинать, с поста вернулся Дудкин, которого сменил сержант Абшилава. Ефрейтор оживленно потер ладонь о ладонь, проворно пристроился к котелку, поддел ложкой солидную порцию гречки, перемешанную с говяжьей тушенкой. Но прежде, чем отправить ее в рот, картинно продекламировал:
- Люблю, друзья, три слова я: отбой, кино, столовая! – и принялся с аппетитом жевать.
Насытившись, он довольно погладил живот, обвел товарищей неунывающим взглядом.
- Хор-р-рошо… Живем не тужим – в разведке служим!
Гусаров подал ему кружку с крепким дымящимся чаем, пару галет и несколько кусочков сахара-рафинада. Ворчливо и одновременно одобрительно проговорил:
- У тебя на все случаи жизни есть присказка, Дудкин. И как в такого болтуна могла влюбиться болгарская красавица? Не понимаю… Ты сам-то не удивляешься?
- Не болтун я, а просто веселый человек, не привык грустить… Может, за это и понравился Пете? Она у меня тоже веселая девушка.
- А не рановато тебе говорить: «у меня?» - резонно поинтересовался Никитин.
- Никак нет, товарищ капитан, - Дудкин вдруг посерьезнел. – У нас уже все решено, только дослужить мне надо поскорее.
- Ну, добро, раз так, развеселый ты наш… - усмехнулся командир. И в его усмешке было больше одобрения, нежели осуждения. – Мне кажется, тебя не сто, а все пятьсот километров без остановки прогони, ты и тогда веселиться будешь…
- Точно! - подтвердил Дудкин. – Мы – крылатая пехота: сто прошли, еще охота! Мне бы только часиков пять подушку придавить, а там… - с этими словами он стал укладываться на походную постель. И когда устроился поудобнее на жестком ложе, добавил. – Только сон приблизит нас к увольнению в запас…
- Отставить, команды «отбой» – не было! - строго перебил его капитан. Все тотчас же насторожились. Никитин чуть помолчал, чтобы придать словам больше значимости, потом заговорил:
- Слушать меня внимательно, разведчики: сегодня на сеансе контрольной связи мной получена радиограмма, в которой штаб проинформировал о наличии в этом районе двух вооруженных диверсантов: один - старик с бородой, другой – молодой, высокий. С ними большая собака. Меня предупредили, что не исключен огневой контакт в случае нашего с ними пересечения. Приказано: движение группы остановить на сутки, замаскироваться и ждать дальнейших указаний. Себя не обнаруживать, диверсантов не задерживать, в экстренной ситуации действовать согласно обстановке… - Никитин прервал речь, прошелся внимательным взглядом по десантникам. Сообщение командира разведгруппы стало для них неожиданностью: лица выражали крайнюю степень удивления и недоверия. Неопределенное состояние солдат подтвердил своим вопросом Гусаров:
- Это вводная для усложнения нашей задачи, или..? - старшина недоговорил.
- Нет, это не вводная, «эр дэ»[2] подписал сам комдив! – твердо возразил капитан. – Поэтому, шутки, как говорится, в сторону! Диверсанты где-то совсем рядом, Жаргалов обнаружил и сумел прочитать их следы. Маршрут той группы каким-то невероятным образом совпал в этом районе с нашим. Итак, слушать боевой приказ: с оружием не расставаться ни на секунду, патроны дослать в стволы. Без моего разрешения не отлучаться ни на шаг. Вести непрерывный визуальный контроль прилегающей к лагерю местности. Усилить бдительность, обо всем, что может показаться странным и подозрительным немедленно докладывать мне. Есть вопросы?
Разведчики подавленно молчали. Было видно, что только сейчас до их сознания стал доходить драматический смысл услышанного. Солдатам было трудно поверить, что здесь, на родной мирной земле, далеко от государственной границы могли находиться вооруженные враги.
Представление о них базировалось у молодых парней лишь на военно-приключенческих кинофильмах и прочитанных книгах того же жанра. Никитину даже показалось, что за эти несколько минут его солдаты стали взрослее. Он внимательнее, чем когда-либо, осмотрел подчиненных еще раз. Сказал жестко, как отрубил:
- Гусаров, установите очередность дежурства. Лейтенант Березкин, остаетесь за меня, я поставлю задачу сержанту Абшилаве и скоро вернусь. Всем остальным – отбой! – захватив автомат, капитан неслышным шагом направился в гору, где на посту стоял Резо.
***
В то время, когда десантники ужинали, на вершине соседней сопки, укрывшись за гранитными валунами, лежали Ральф Чекерз и Тихон Зверев. Рядом, привязанная к дереву за поводок, затаилась огромная черно-серая овчарка. Ральф, не отрываясь, смотрел в бинокль странной удлиненной конструкции.
- Проклятье! – выругался он, оторвавшись от окуляров. – Дело дрянь, старик, они встали биваком.
- Дайко-ся, - Зверев протянул руку, взял бинокль. Совсем близко он увидел вооруженных людей в странной пятнистой одежде.
- Ну, кто это? - Чекерз тронул Зверева за рукав. – Охотничьи егеря, пограничники?
- Откудова пограничникам здеся взяться? – тот не отрывался от бинокля. - До ближайшей границы верст с тыщу будет, а егеря такую одежду не носят и автоматами не вооружены… Это, парень, кэгэбэшники, как я понимаю, чекисты, то есть.
- Что же получается – нас ищут? – встревоженно задышал возле его уха Ральф.
- Похоже на то, - Зверев опустил бинокль.
- А может, совпадение, просто воду искали?
- Навряд ли, - Зверев снова навел бинокль на лагерь. – Чего им в горы было лезть? Этот ручей много верст вниз бежит… Ветки таскают, спать собираются, один вроде радио слушает…
- Который? – Ральф нетерпеливо вырвал бинокль из рук Зверева.
- Тот, что на камне сидит.
- Дьявол его побери! – снова выругался Чекерз. – Это радиостанция, он что-то передает.
- Надо сваливать отсюдова, а то досидимся…
- Не паникуйте, Зверев, понаблюдаем еще.
- Чего наблюдать, дело ясное – не с добра они здеся…
- Двое пошли куда-то… - Ральф передал бинокль спутнику. – Посмотрите, кто этот маленький: узбек, казах, калмык?
Зверев долго всматривался.
- Это, сдается мне, бурят, нашенский житель. Смотрит то место, где мы воду пили да отдыхали… Следы читает, собака! А второй, это, кажись, тот, что с радиостанцией был?
- Да. За старшего, как видно, у них… Как считаешь, старик, смогут они добраться до нас по следам?
- Могут. Этот бурятёнок, навроде, проводник. Видно, что в следах маракует, они нашей тропой пришли!
- Что будем делать?
- Уходить надо! Дошли бы они сюда пораньше – конец.
- А ночью искать не будут?
- Не должны, следов не видно. Что решил-то, говори?
- Погодите, Зверев, - Чекерз задумался. Он вспомнил последний инструктаж перед заброской. Тогда Эдвардс Коэл сказал: «Помните, Ральф, фотоматериалы, за которыми вы идете, имеют такую ценность, что вам категорически запрещается рисковать… Малейшее подозрение о провале или какая-либо нестыковка, и вам дается право свернуть операцию. Тогда будем разрабатывать другой вариант. Если к «почтовому ящику» приведете хвост, вся ответственность падет на вас. Не забывайте об этом ни на минуту, мистер Чекерз!»
Ральф достал из нагрудного кармана микрокарту, всмотрелся. Дьявол бы побрал все на свете! Пройти такой невыносимо трудный путь по этой проклятой тайге и буквально в сорока километрах от цели сворачивать операцию! Он снова приложился к биноклю, нажав кнопку ночного видения, так как стало уже темно. Русские расположились среди камней, один из них, вооруженный коротким автоматом, стоял в карауле, профессионально замаскировавшись в кустах багульника. Все это говорило о том, что маленький отряд преследователей имеет информацию о присутствии в этом районе противника и бдительно контролирует ситуацию. Вскоре часового сменили. Спустившись к биваку, он принялся за ужин.
«Что же делать? – Ральф еще и еще раз проигрывал всевозможные варианты. – Пожалуй, Зверев прав: надо уходить».
Эта мысль все отчетливее утверждалась в голове разведчика. Он не привык возвращаться с невыполненным заданием, но в данном случае выбирать не приходилось. В конце концов у него есть приказ, и он обязан свернуть операцию, так как провал налицо. И все это началось с неудачи на железной дороге, с того проклятого пожара. Знать бы, из-за чего он тогда возник? Может быть, все было разыграно советской контрразведкой, и его вели от самого Владивостока, а здесь просто-напросто выкурили из контейнера, чтобы проследить, куда он побежит? Что ж, если это так, то надо со всей ответственностью признать, что КГБ сработал отлично. Значит, и эта старая жаба у них давно под наблюдением. Можно предположить, что «ящик» засвечен и там с нетерпением дожидаются визитера вот такие же рослые парни в пятнистых костюмах, что устраиваются сейчас спать на склоне горы. Теперь становится понятным и то, почему эта группа идет по следу, не пытаясь их задержать: это не входит в ее задачу, она лишь «проводит» до объекта и отрежет пути отхода. Ответ весьма прост: им надо взять его, Ральфа, непосредственно на «почте»! Да, нужно немедленно уходить, реальный шанс спастись еще есть. На дальневосточной явке его ждут, план обратной переброски разработан безупречно. А что делать со Зверевым? Он и сюда-то едва доплелся. Убрать? Нет, старик еще может пригодиться. Пока не нужно спешить, а там будет видно…»
Разведчик поднял холодные глаза на своего спутника.
- Уходим, операция сворачивается, я так решил. Ведите самым коротким путем к железной дороге. До рассвета мы уйдем далеко, ночь светлая, хоть газеты читай…
- Да, ноченька луня'вая, такое только в Забайкалье бывает…- согласился Зверев. – А ежели по темноте идти, то сосновый мордохлёст глаза на хрен повыбивает.
- Будем считать, что нам повезло, старик, эту лунную ночь нам сам Бог послал.
Зверев согласно кивнул, потом спросил, указав глазами в сторону лагеря:
- А с этими как?
- А никак! Пусть ищут ветра в поле, так ведь у вас говорят?
- Они не ветер в поле, а следы наши утром найдут…
- Что предлагаешь? – быстро спросил Чекерз, перейдя почему-то на «ты».
- Предлагаю срубить их с хвоста. Да и посчитаться с Советами мне надо напоследок, больше-то навряд доведется… Шибко долго вы меня в вашей концерве держали.
- В консервации.
- Один хрен!
- Что ты задумал?
- Погоди малость, потом скажу, только ветерок прикину, - Зверев обслюнявил указательный палец и выставил его вверх. Немого подержав, опустил.
- Вот и ладо'м – он удовлетворенно обтер палец о полу куртки. – Ветер хоть и не шибко сильный, но зато на них, дураков, тянет, туда им и дорога! Зря-а-а, вы, лягавые, на этой сопке разлеглися! Не знаете, видно, что камушки на ней едва висят…
- Завалить хочешь? – глянул на него Ральф. – Не смей, лишний шум нам ни к чему, других приманим.
- Других пока не видно, а от этих все одно отрываться надо, а то они нам по-утря'нке лапы быстренько прищемят…
Чекерз раздумывал недолго.
- Пожалуй, дело говоришь, старик. Но только нужно, чтобы ни один не уцелел.
- Зря я что ли ветер прикидывал? – криво усмехнулся Зверев. – Сверху – обвал, снизу – огонь, и все дела…
- Тогда возьми, - Ральф развязал свой вещмешок, осторожно извлек из него объемистый сверток, развернул, достал пачку квадратных брикетов.
- Что это?
- Тепловые петарды. Стоит нажать вот здесь, сбоку, и вокруг начинает гореть все подряд.
- На кой они, тайга и так сухая, будто порох, - отмахнулся Зверев.
- Держи, держи, какая бы она не была сухая, а в нескольких местах одновременно не зажжешь. А тут только нажимай да разбрасывай.
- Вот ты и будешь разбрасывать, милок. И только с вот этой стороны, с другой не надо…
- Что значит, не надо? – не понял Чекерз. – Они по обратному склону преспокойно спустятся.
- А вот это – навряд…
- Почему?
- Потому, милок, что его нет, склона-то… - злорадно усмехнулся Зверев. – Зато крутя'к метров под двести имеется, пущай по нему попробуют слезть. Как раз хватит, чтобы в лепешку расшибиться.
- Во-о-от оно что! - в крайнем изумлении произнес разведчик. – Получается, они сами себя в ловушку загнали?
- Так и есть, - с еще бо'льшим удовлетворением покивал Зверев. – Черти их взмордовали заночевать на этой сопке: пущай теперь на себя пеняют… Ну, давай начинать, милок, я наверх пошел, камушки шевелить…
- Погоди, начнется обвал, как сам-то выберешься?
- За меня не боись, я левой стороной с сопки спущусь – дело привычное… Дай-ка мне все ж штук несколько твоих зажигалок – буду вниз бежать да со собой их раскидывать. Так-то оно быстрее заполыхает…
- А если заметят и догонят? – все не унимался Чекерз.
- Ага, щас! Как раз до меня им будет со сна да с перепугу, - отмахнулся Зверев. - Да еще когда двум-трем ходули да руки переломает, то надо будет с ними возиться.
- Логично, - должен был согласиться Чекерз, а Зверев уверенно продолжал:
- Меня будешь ждать внизу, как только зачнется обвал, стразу же правую сторону запаливай. Густолес сплошняком горит, проходу в нем не бывает – пущай все поджарятся, суки красножопые!
- А если пожар привлечет кого-нибудь? – напряженным голосом спросил Ральф.
- Этот пожар долго гореть не будет, сопка на отшибе от остальных стоит. Догорит доверху и загаснет,
- Я все понял, Тихон Кузьмич, - кивнул Чекерз и решительно добавил. – Начинаем.
***
Рядовому Павлову до смены оставалось полчаса. Разгулявшийся к середине ночи свежий ветер забирался под одежду, и, зябко поеживаясь, разведчик прислонился к камню. Но успевший остыть гранит неприятно холодил тело, поэтому Михаил отошел от него и несколько раз присел, стараясь согреться. В эту ночь ему было особенно трудно бороться со сном, сказывался почти стокилометровый марш-бросок, пройденный за трое суток. Ныли ноги, ломило истертые ремнями плечи. Павлов присел на землю, но сидеть на склоне было неудобно, и он прилег на бок, подперев рукой голову. Его глаза тотчас же закрылись. Испугавшись, что может заснуть, разведчик снова сел.
Как медленно тянется время на посту! Михаил встал, прошелся по склону, осторожно нащупывая ногами землю, чтобы не споткнуться. Его слегка знобило, он плотно ссутулился, и чтобы согреться, засунул ладони под мышки. Невольно подумалось: «Забайкалье оно и есть Забайкалье… Днем жарища – не продохнуть, ночью – колоту'н, аж зубы лязгают…»
Неожиданно ему почудился какой-то посторонний шум, долетевший сверху. Разведчик схватился за автомат, висевший на шее, застыл, напряженно вслушиваясь в ночь и пытаясь рассмотреть местность в направлении звука. Там снова что-то прозвучало, и по склону скатилось несколько камешков. «Косуля пробежала…» - подумал Павлов, но тут же вспомнил инструктаж капитана Никитина. Он уже хотел броситься к спящему лагерю, чтобы доложить о подозрительном шуме, как вдруг услышал гулкий грохот. Под ногами задрожала земля. Михаил увидел жуткую картину: по крутому склону сопки, в белом свете полной луны, в тучах пыли, на него шел камнепад.
- Группа, подъем! Всем вни-и-из! – закричал он что было сил, но тут же поняв, что этой своей командой он губит товарищей, выкрикнул вторую, спасительную. – Отставить! Под карниз, ложи-и-ись! – и бросился к разведчикам, бегущим по диагонали склона под выступ гранитного козырька. Он бы тоже успел добежать до него, если бы глаза, привыкшие к темноте, не увидели страшное: капитан Никитин на бегу запнулся о камень и упал как подрубленный. Не секунды, а доли секунд оставались Павлову на раздумья. Он понял: спасти командира сейчас может только он. Такого гигантского прыжка солдат не совершал еще никогда в своей жизни. Настигнув капитана, Павлов рухнул на него сверху, закрыв своим огромным сильным телом. Его ударило почти одновременно в спину и в голову. Обожгла короткая горячая боль. Потом удары последовали один за другим. Теряя сознание, Павлов продолжал прижимать к земле тело капитана Никитина.
***
Ральф Чекерз не сводил бинокля с включенной опцией ночного видения со склона сопки, по которому шел грохочущий камнепад. В неестественном зеленом свете прибора он отчетливо видел, как валом камней и облаком густой пыли накрыло бивак спящих преследователей. А вскоре появился огонь, оранжевая полоса пламени стала охватывать левую часть сопки. Вскоре быстрым шагом подошел Зверев, тяжело дыша, остановился рядом.
- Ну, как? – спросил Чекерз.
- Сам видишь – как! - прохрипел тот. – Теперь давай здесь запаливать, дайко-ся мне еще штук несколько твоих зажигалок: я начну слева, ты справа! Сойдемся здесь же.
- Понял! - Ральф сунул ему в руки упаковку с брикетами.
Через несколько минут подножие сопки было объято пламенем. Под воздействием ветра, огонь широкой волной стремительно полетел вверх по крутому склону.
Диверсанты встретились минут через двадцать. Зверев снял малахай, отер ладонью вспотевшую лысину, с нескрываемым ликованием сказал:
- Кажись, всем кранты… А ежели кто и уцелел после каменьев, пущай теперь жарится, с переломанными ходулями далеко не уползешь.
- Не жалко соотечественников? – покосился на него Чекерз.
Тихон Зверев ничего не ответил, в его злобно прищуренных глазах сполохами отражалось пламя таежного пожара.
«Не такой уж ты и тихий зверь, как казалось поначалу…», - подумал Ральф, вслух же произнес:
- Уходим, старик, дело сделано, погони теперь, надеюсь, не будет…
[1] Время - «Ч» - военный термин, означающий начало того или иного маневра войск во время учебно-боевых действий.
[2] «РД» - радиограмма (армейский радиокод)
Продолжение
