Предыдущая глава
Солнце коснулось своим пламенеющим диском вершин далеких гор, когда капитан Никитин остановил, наконец, разведгруппу. Лица десантников были черны от зноя и непомерной усталости, все тяжело дышали.
- Всем отдыхать, лейтенант Березкин, ко мне! - скомандовал он. Офицеры отошли в сторону, а солдаты, не снимая оружия и ранцев, повалились на землю.
Присев на поваленное дерево, Никитин достал из нагрудного кармана курвиметр[1], положил на колени планшет и только после этого внимательно посмотрел на лейтенанта.
- Устали?
Игорь кивнул, говорить не было сил, распухший от жажды язык драл нёбо.
- А я думал, еще километров пять осилим, - капитан пристально всматривался в карту, водил по ней рубчатым колесиком курвиметра. – Знаете, сколько сегодня прошли после обеда?
- Сколько? – Игорь едва разлепил спекшиеся губы.
- Всего-то двадцать пять, - сожалеюще обронил капитан. – А я, грешным делом, думал, что больше. Надеялся до ключа дойти, да уже не успеть, скоро темнеть начнет.
- А сколько до него осталось? – хрипло спросил Игорь.
- Немного, да дело не в этом. Думается мне, что нет того ключа, четыре русла сегодня пересекли, нигде нет ни капли воды, все пересохло, - капитан помолчал, потом повернулся к лежавшим поодаль разведчикам.
- Гусаров!
- Слушаю, товарищ «первый».
- Отставить код, войдем в зону учений, тогда и перейдем на номера, скажи лучше, сколько у нас воды?
- Если все слить, то фляги три наберется.
- Ясно. Тогда становимся на привал, сегодняшнюю норму будем считать выполненной.
Для ночлега разведчики выбрали место в глухом распадке, среди густых зарослей. В горах быстро темнело. Но наступающая ночь не принесла желанной прохлады, вокруг стояла горячая сушь.
Гусаров притащил огромную охапку соснового лапника, бросил на землю, разровнял ветки, сверху постелил несколько плащ-палаток, в головах уложил плоские десантные ранцы. Походная постель была готова.
- Разрешите обратиться, товарищ капитан? – спросил старшина помявшись.
- Слушаю Андрей.
- Как посмотрите, если костерок разведем? Тушенку надо бы разогреть, кашу…
- А место есть подходящее?
- Канава тут рядом, вода когда-то с гор шла, размыло, там и думаю развести.
- Разрешаю, но, чтобы ни огня, ни дыма не было видно!
- Все сделаем, как положено, - заверил Гусаров. – Дрова сухие, дымить почти не будут.
- Добро. Приготовите ужин, нас с лейтенантом позовете. В охране кто стоит?
- Сержант Абшилава, смена через час.
Неслышно ступая, Гусаров ушел.
- Сходили бы и вы, Игорь, - предложил капитан. – Посмотрели, поучились… - он прилег на плащ-палатку, с блаженством вытянул усталые ноги. Игорь неохотно поднялся, сделал несколько шагов в сторону овражка.
- Погодите, лейтенант, - Никитин привстал на локте. – Вернитесь и покажите мне, как вы ходите?
- Как хожу? Просто… - тот в недоумении остановился.
- Вот поэтому-то вас и слышно за версту, - по-доброму усмехнулся Никитин. - Попробуйте ходить вот так, - он пружинисто встал, поставил ногу на пятку и, слегка приподняв внутреннюю часть подошвы, мягко перевалил ступню на носок, не отрывая ее от земли. – Понятно? Получается что-то вроде колеса. Пол-оборота правой, пол-оборота левой ногой.
- Ясно, товарищ капитан.
- Вот и добро. Первое время будете срываться на привычный вам шаг, но если отнесетесь к ходьбе серьезно, то скоро научитесь передвигаться бесшумно. Да, вот еще что: много места занимаете при движении.
- Как это, много места? – не понял Игорь.
- А так. Идете себе, словно по бульвару. Обратите внимание: старшина Гусаров больше вас в полтора раза, а фигура у него при ходьбе смотрится компактнее, - Никитин подошел к Игорю, положил руки на его плечи. – Пригнитесь-ка немного, лейтенант. Только не надо сутулиться… Локти ближе к корпусу, ладонями постоянно ощущайте рукоятку ножа и кобуру пистолета. Помните, я вам на тренировках по борьбе показывал кошачью стойку?
- Конечно, помню.
- Вот нечто вроде нее и в движении. Тогда вы будете постоянно нести в себе мощную и гибкую пружину, готовую в любой момент распрямиться и нанести сокрушающий удар. Уловили?
- Так точно, товарищ гвардии капитан.
- Да, вот еще что, Игорь, в полевых, так сказать, условиях, можно не произносить слово «гвардия»… Пусть это останется для плаца, для парадного строя и гарнизонной жизни, а здесь лишние слова ни к чему.
- Я вас понял, товарищ капитан.
Неумело ставя ноги колесом, пригнувшись больше чем нужно, Игорь шагнул в темноту. Никитин с сочувствующей улыбкой посмотрел ему вслед.
***
«… Игорешенька-а-а… Цыпленочек мой ласковый… Вставай, вставай… - певучий голос бабушки Веры, такой родной и теплый, откуда-то из полумрака спальни. - Посмотри, что тебе принесла твоя бабуля, солнышко мое золотое…»
Игорь чувствует, как к его лицу поднесли что-то холодное, свежее и ароматное. Открыть бы глаза, посмотреть, что это такое, но так не хочется их открывать. Ведь если бабушка увидит, что внучек проснулся, то обязательно начнет уговаривать, чтобы он встал с постели. А в выходной день всегда охота полежать под теплым одеялом подольше. А может, сегодня не выходной? Может, надо идти в школу? Нет, нет! Из зала доносятся звуки рояля, значит, папа не в консерватории, и, значит, сегодня все же выходной, потому что папа играет дома утром только по выходным дням. Тогда можно еще сладко понежиться в постели, делая вид, что спишь.
«Игорешенька-а, родной мой мальчик, - снова напевный голос бабушки. – Посмотри же, какое яблочко я тебе принесла…»
Притворяться больше нет сил. Не открывая глаз, Игорь протягивает руку, чтобы взять яблоко, но пальцы натыкаются на что-то холодное и влажное… Встрепенувшись, он раскрывает глаза и видит над собой необъятный купол ночного неба, усеянного густой россыпью золотистых звезд. Чья-то огромная черная фигура склонилась над Игорем.
- Ваш черед, лейтенант, - услышал он приглушенный шепот Никитина. – Через два часа разбудите Павлова.
Капитан улегся на место Игоря, положил рядом с собой тускло блеснувший в лунном отсвете автомат.
Игорь энергично потряс головой, прогоняя остатки сладких сновидений, откинул на спину повлажневший от росы капюшон куртки, зябко передернув плечами, осмотрелся. На плащ-палатках спали разведчики. Лейтенант отошел от товарищей шагов на двадцать, присел на камень.
В молчаливой чаще тяжело лежала темнота. Окутанные космами тумана вершины лесистых сопок словно плыли в лунной ночи. Ничто не нарушало гордого и угрюмого покоя тайги. И то ли от одиночества, то ли от необъятной тишины холодной августовской ночи Игорю вдруг стало не по себе. Что значит он, слабый человек, крошечная песчинка, в этих диких кручах? Кто он такой? Для чего вторгся в мир этих безмолвных гор-исполинов?
Игорь встал, подошел к товарищам, всмотрелся. Луна освещала их спокойные во сне лица. Все шестеро лежали парами, обнимая короткие десантные автоматы и тесно прижавшись друг к другу спинами, чтобы согреваться взаимным теплом. Создавалось невольное впечатление, что они, облаченные, как братья-близнецы в одинаковую одежду, оснащенные одинаковым оружием, являли собой некую военную семью. И было во всей этой, такой непривычной для Игоря обстановке, что-то сильное, что-то очень мужское, не всем доступное, не каждому по плечу…
Волна торжественной гордости вдруг возникла в его душе: так вот что это такое – глубинная разведка! Это когда души и сердца семерых сливаются в единое целое и в то же время душа и сердце каждого может поделиться на семь частей. Нет, он, лейтенант Игорь Березкин, не одинок среди этих, угрюмо плывущих в ночном тумане гор. Крикни сейчас, и рядом тотчас же встанут шестеро сильных, храбрых, умелых, готовых на всё.
Игорь почувствовал, как напряглись мускулы под камуфляжным костюмом и сердце стало биться гулко и часто.
***
И снова раскаленное добела солнце жгло тайгу косыми беспощадными лучами. И снова сердце задыхающегося от сумасшедшего бега Игоря колотилось где-то в горле, а впереди по-прежнему мелькали пыльные задники сапог капитана Никитина. Уже не было боли в онемевших от тяжести ранца плечах и не саднило в поясе, истертом широким ремнем, на котором висел тяжелый пистолет в кобуре и набивший на левом бедре синяк увесистый нож разведчика.
Сколько же километров позади? Сколько перевалено крутобоких сопок, оставлено за спиной кочковатых болотистых ма'рей. А сколько еще впереди?
Первым остановился ефрейтор Дудкин. Провел рукой по иссохшему лицу - пальцы окрасились кровью. И лишь тогда Никитин остановил группу. Пошатываясь, доставая на ходу аптечку, к Дудкину подошел сержант Абшилава. Игорь повалился лицом в иссохшую колючую траву, затих. Перевернуться на спину не было сил. Рядом упал рядовой Жаргалов, обессиленно стащил со стриженной ежиком головы пятнистый берет. Вслед за ним один за другим попа'дали остальные разведчики.
Чрез пятнадцать минут Абшилава остановил кровотечение из носа Дудкина. Негромким, но повелительным голосом Никитин дал команду строиться.
- Кто понесет автомат и ранец ефрейтора? – спросил капитан, пройдясь перед коротким строем своих бойцов. Гусаров молча снял с подрывника оружие, повесил ремень на плечо. Ранец взял Павлов. Никитин встал в голову маленького отряда.
- Лейтенант Березкин за мной, старшина Гусаров замыкающий, группа бего-ом, марш!
И опять затопали по склонам сопок раскаленные десантные сапоги. И снова захрипели в такт бегу семь запаленных глоток.
***
Напрягая последние силы, Игорь догнал Никитина, схватил его за рукав.
- Остановите группу… Падаю… - прохрипел он, задыхаясь.
- Вперед, лейтенант! – капитан даже не обернулся. – Откроется второе дыхание, еще и меня обгоните.
- Как хотите… Я больше не могу… - Игорь рухнул во весь рост, жесткая прошлогодняя хвоя впилась в щеки, но он не обратил на это внимание, все его тело требовало отдыха, все его существо кричало: «Пить!»
Разведчики окружили лейтенанта. Коротко глянув на карту, Никитин угрюмо скомандовал:
- Гусаров, ведите группу дальше. Азимут двадцать градусов, нас ждать у подножия отметки 1047.
- А может, все вместе пойдем, товарищ капитан? – неуверенно спросил тот, стараясь не смотреть на лежавшего ничком лейтенанта.
- Выполнять! – почти крикнул Никитин.
- Есть! – старшина шагнул вперед. Через минуту разведчики скрылись за густой сосновой порослью.
Игорь тяжело поднял голову, к его щекам прилипли сухие желтые хвоинки, возле виска полз муравей.
- Отправили, чтобы солдаты не видели позора офицера? – прерывающимся голосом спросил он. – А мне плевать! Пусть видят… Теперь все равно… - он безвольно поник всем телом.
Никитин ничего не ответил.
- Что же вы молчите, товарищ капитан? – Игорь попытался сесть, с его плеча, лязгнув о камень, свалился автомат. – Ругайте меня, уговаривайте, чтобы побежал. Только я больше не побегу! – переполненный злостью голос лейтенанта сорвался. – Можете пристрелить – не побегу! Пить хочу, а воды нет! И конца этой проклятой тайге нет! – он остервенело ударил кулаком по сухой земле, упал грудью на корневище старой сосны и тело его содрогнулось от рыдания.
… Вскоре Игорь затих. На обожженной солнцем щеке высохла последняя слеза. Он утомленно прикрыл глаза. Ему вспомнился сон, виденный прошедшей ночью, вновь послышался теплый и родной голос бабушки Веры. Боже, какое же прохладное, розовобокое, все в капельках холодной воды яблоко предлагала она… Ах, если бы это был не сон и сейчас можно было впиться зубами в это великолепное огромное яблоко и есть, есть, не торопясь, наслаждаясь его вкусом и ароматом. Тогда, наверное, не так бы першило в горле, пересохшем от раскаленного воздуха… Но все же, почему он слабее всех в разведгруппе? Почему?! Ведь могут же идти остальные бойцы, почти его ровесники. В чем причина? Неужели все они росли и развивались по-другому?
И неожиданно, с холодной и беспощадной злостью к самому себе, Игорь стал перебирать в памяти эпизоды из своего детства и юности. Он был единственным ребенком у родителей, известных музыкантов, постоянно разъезжающих по гастролям. Воспитание Игоря было всецело поручено бабушке Вере, матери отца. И бабушка воспитывала… Над кем еще, как не над Игорем, постоянно смеялись одноклассники, когда она приносила в школу горячие пирожки, разнообразные пирожные, бутерброды, чай, лимонад и кормила любимого внука на больших переменах. Бабушка была твердо убеждена, что ребенок должен питаться только ее яствами, под ее бдительным оком, но ни в коем случае не в школьной столовой. Зачастую ей казалось, что Игорь не совсем здоров – и тогда она сама носила его ранец с учебниками, а после уроков встречала внука у дверей школы, чтобы нести учебники домой. На замечания учителей об излишней опеке ответ был один: ребенок не здоров, поэтому не должен себя перегружать… Так проходило детство. Несмотря на преклонный возраст, бабушка все делала сама: стирала, гладила, убирала квартиру, ходила в магазины… Когда Игорь пытался ей помочь, а это случалось нечасто и под настроение, она твердила неизменное: «Отдыхай, Игорешенька, жизнь у тебя впереди большая, успеешь наработаться».
Время шло, жизнь диктовала свои извечные правила, Игорь менялся, и постепенно переставал быть «бабушкиным ласковым цыпленочком». Все чаще он приходил домой поздно, все чаще его можно было встретить в подъезде дома, бренчащим на гитаре в компании ребят со двора. Костя Защаблин, одноклассник и приятель Игоря, чемпион города по боксу среди юношей, не раз пытался вовлечь друга в спортивную секцию. «Ты, Игореха, прирожденный боксер, - частенько говаривал он. – Посмотри, какие у тебя длинные руки, просто загляденье! Можно работать на большой дистанции, не подпуская противника к себе… Хочешь, я покажу тебя тренеру?» Игорь только отшучивался: «Ни к чему попу гармонь и разряд по боксу!»
Он виртуозно играл на гитаре, унаследовав от родителей хороший музыкальный слух. И если бы настойчивость и терпение, то со временем мог стать неплохим музыкантом. Но и тут ничего не получилось, дальше уличных незамысловатых песенок Игорь не продвинулся.
В девятом классе на одной из вечеринок, Ася Наумова, девушка, к которой Игорь был неравнодушен, сказала, что в его длинных музыкальных пальцах неплохо бы смотрелась сигарета. И тогда он впервые закурил. Постепенно курение вошло в привычку. Первое время бабушка и мать возмущались, обнаруживая в его карманах сигареты, жаловались отцу, которому всегда было некогда, потом перестали, и парень продолжил курить в открытую.
На первом курсе института, как и многие однокашники, Игорь решил заняться самым мужественным видом спорта – парашютным. Совершил три прыжка «на веревку» - так называлось принудительное раскрытие парашюта. Четвертый прыжок должен был состояться уже на «ручное раскрытие», но до него дело не дошло. Именно в это время Игорь получил права водителя, и отец разрешил ему пользоваться машиной. Теперь Игорь днями не вылезал из-за руля новенькой «Волги». И это показалось ему гораздо интереснее парашютного спорта, где строгие инструкторы требовали неукоснительной дисциплины и усердия.
И вот теперь, лежа на горячей земле, обессиленный, ненавидящий самого себя, он с холодной злобой подводил итог своей двадцатитрехлетней жизни. Он не состоялся ни как музыкант, ни как спортсмен, ни как офицер-разведчик Воздушно-десантных войск… ОН НЕ СОСТОЯЛСЯ!!! Чего он достиг за свои двадцать три года? Стал инженером-автомобилистом? Хорошо, пусть будет так… Но пришел час, и Родина надела на него погоны, приказала: учись военному делу, служи! А он не готов служить: невынослив, плохо развит физически. Слаб в коленках, что называется… Лежит на земле опозоренный, не в силах двигаться дальше, в то время как боевые товарищи пошли вперед, хотя легче им не было.
Так на что же потрачена юность – лучшая пора мужского становления? Неужели только на бесконечные вечеринки в сигаретном дыму, под бряканье гитары, под пивко, под сумасшедший рев магнитофона… Выходит, в нем не было ничего такого, что могло бы хоть как-то равнять его с этими солдатами, почти его ровесниками.
«Черта с два! – мелькнула неожиданная, злая и спасительная мысль. – Было! Еще как было!»
Ведь не побоялся же однажды вступиться за человека… Вернее будет так - боялся, но пересилил страх и впоследствии еще долго гордился собой. В тот памятный вечер они возвращались с Костей Защаблиным из кино. Под аркой, между домами, шла драка. Четверо избивали двоих, точнее – одного. Другой лежал на снегу, лицом вниз, прикрывая окровавленными ладонями голову. Несколько секунд Игорь стоял, окаменев, ноги налились свинцовой тяжестью. А парень, который еще держался на ногах, сгибался все ниже и ниже под хлесткими ударами четверых. И вдруг какая-то пружина распрямилась в Игоре. Рванул за рукав друга:
- Поможем, Кот, ведь забьют же!
И услышал в ответ торопливое, произнесенное равнодушным голосом:
- Милицию лучше позвать… Да и вообще, брата твоего бьют что ли?
- Но ведь ты же боксер, Кот, первый разряд имеешь?! – изумленно уставился на него Игорь.
- Я – боксер на ринге, а не в подворотне, - был ответ. – А против лома – нет приема… Сунут нож в бок и – приветик…
- Сволочь ты… Понял, ты кто! – крикнул Игорь и бросился к дерущимся. Ему здорово досталось тогда. Но главное было не в этом: он понял, что может проявить волю, если надо. А с Защаблиным всяческие отношения порвал, навсегда вычеркнул его из списка друзей.
Или тогда, будучи уже студентом, на уборке картофеля в подшефном колхозе. Всю их учебную группу захватил дух соревнования. И он, Игорь, дал себе слово обогнать всех. Трудился с каким-то непривычным азартом и усердием, не разгибая спины и занял-таки первое место. Ему вручили символический «лавровый венок» победителя, сплетенный из пожухлой картофельной ботвы. И сил в тот раз хватило, и усердия, и упорства, стоило лишь захотеть победить. А значит, все это в нем есть: и мужество, и самолюбие, и сила… Есть! Только надо было работать над собой, постоянно и целеустремленно развивать эти качества. Но идти этим путем всегда было некогда, а точнее – лень. О будущем думалось легко, все впереди было ясно и просто: институт, диплом, приличная профессия, обеспеченность, безмятежный житейский покой… И вот теперь пришлось за все это платить! Платить дорого и жестоко – честью офицера и человеческим достоинством.
«Ты не офицер, а позорище! Двадцатитрехлетний избалованный, ничего не умеющий инфантил! – что-то неистовое и горячее вдруг взорвалось в глубине его сознания. - Но если хотя бы немного уважаешь себя, то не малодушничай, а встань и пойди вперед! Обгони всех, даже самого капитана Никитина!»
Игорь посмотрел на командира. Тот сидел на камне молча, его отстраненный взгляд был направлен куда-то вдаль. Словно завороженный, Игорь стал медленно подниматься, не сводя глаз с этого похудевшего и ставшего таким родным лица, заросшего за дни похода жесткой черной щетиной.
Лейтенант распрямился в полный рост, повесил на плечо ремень автомата. И только тогда капитан посмотрел на него. Всего, чего угодно ожидал в этот миг Игорь: укора, просьбы, приказа, даже угрозы, - но только не этого спокойного, смертельно усталого взгляда командира разведгруппы «Гамма».
Их глаза встретились, и лейтенант не сумел, не смог отвести своих. Никитин пересилено встал, расправил широкие сильные плечи.
- Оружие понесете сами или вам помочь, Игорь? – спросил он. И срывающимся от волнения голосом тот прошептал:
- Я… Я сам, товарищ капитан… Сам… Только… простите меня… Я…
- Идемте, лейтенант, - не дал договорить ему Никитин. – Ребята уже заждались.
[1] Курвиметр – прибор для определения расстояния по карте.
Продолжение
