Я не скучал по армейской жизни, форму не носил, офицерством не козырял: дела недавних, но минувших дней. Не в моём характере жить прошлым и страдать о былых днях, надо устраиваться в гражданской жизни и начинать жизнь не с нуля, но — около этого. Мои местные сверстники уже прочно укрепились на земле, пока я витал в облаках. Собственные дома, полученные от совхозов, местной власти и других организаций, работа, семья, личные и служебные авто, прочный круг полезных знакомств и родственных связей — вот что наблюдал вокруг себя. Одноклассников в районе почти не осталось, а на тех, кто остался, опереться в поисках работы было невозможно. Один из них жил в моём родном хуторе, человек замкнутый, сосредоточенный на семье и работе механизатором, а другой, с майорскими погонами пожарного надзора, чудил после каждой проверки хозяйств и был на грани позорного увольнения из органов за пьянки. Остальных парней разбросало по городам Союза после институтов и срочной службы: результат нашего воспитания родителями, которые намучились колхозной, а потом совхозной жизнью и страстно заклинали своих отпрысков не возвращаться в хутора «месить грязь на скотных базах». Доля одноклассниц, оставшихся в родных краях, была гораздо больше, но тут виновата тогдашняя мода на раннее замужество за старших парней. Те, кто польстились на высшее образование, проживали в разных краях, куда их забросило распределение после института или увезли мужья.
А вот армейская жизнь, к моему удивлению, меня не отпускала, хотя напоминать о ней в станице было нечем. Засыпал с неосознанным ожиданием подъёма по ночной тревоге или вызова в усиление дежурного звена и просыпался с чувством довольства, что этого не случилось. Днём эта заноза бдительности меня отпускала среди домашних хлопот и хождений по станице в поисках работы, а ночью опять начинала ощутимо саднить, не давая безмятежно отоспаться. Впрочем, сны армейские мне не докучали, как отрезало.
Очередной раз захожу в районную администрацию напомнить о своём существовании строительному отделу, попутно стучу в дверь кабинета зама по социальной работе. Дама всегда приветлива, участлива, хотя реальной помощи мне оказать не может. Я рад и доброму слову от чиновника.
- Входите!
В кабинете зама сидит мужчина за сорок, цивильно одетый, но со следами потрёпанности жизнью на лице, и я останавливаюсь в дверях и здороваюсь.
- Здравствуйте! Что у Вас, Анатолий Александрович?
- Забежал про вакансии в Вашей сфере узнать…
- В моей сфере вакансий пока предложить не могу… А вот товарищ набирает себе работников на новое производство у нас в станице. Правда, ему нужны рабочие. Зато он — ваш брат - бывший военный, легче будет сработаться. Если интересуют его вакансии — дождитесь его в коридоре.
- Спасибо, дождусь.
Пока в кабинете совещаются, я обдумываю предложение зама. Тонко подметила, что легче будет сработаться с бывшим военным, хотя военные, конечно, разные бывают. Некоторых самодуров можно и по лицу угадать, но у этого мужчины черты лица интеллигентные, а в очках больше на учёного похож. Ну, а что мне терять, надо идти на любую работу, показать себя хоть в чём-то в станице, а уж потом претендовать на работу специалиста в учреждении. Я в районе — чужак чужаком, и рекомендации для приличной должности получить не от кого. Это понял очень отчётливо за два месяца беготни по организациям и общения с руководителями и работниками. К тому же это не в армию идти служить на двадцать лет, не понравится — можно уволиться и ковыряться в собственном базу для скотины. Вот оно — преимущество гражданской жизни! Или — недостаток?.. Ведь в армии со службы не так просто уволить кадра, а с работы выжить — на раз.
Мы знакомимся тут же в коридоре администрации района. Коротко рассказываю о себе и своём положении после увольнения, потом мой визави в духе служебной характеристики поведал свою историю появления в станице. Местный, служил на атомной подводной лодке, специалист по силовым установкам, капитан 2 ранга, прописан в Подмосковье, в разводе, в станице недавно, предложили место руководителя на новом предприятии по переработке сельхозпродукции, набирает работников.
Мне не надо объяснять почему кавторангу сразу предложили должность начальника, фамилия мне хорошо знакома. Его отец многие годы был у нас в районе первым секретарём райкома, успел уйти на пенсию до ликвидации КПСС и возглавляет районный Совет ветеранов войны и труда. Уважаемый человек, все кто сейчас сидят в кабинетах — выросли под его крылом. Его деятельность в мои юношеские годы и на меня повлияла — решил, что тоже буду коммунистом, хотя с секретарём не пересекался, всё - по уважительным отзывам окружающих.
В станице создали ЗАО с несколькими местными учредителями и одним из областного центра. Местное РайПО (потребительское общество) вошло в долю своим большим складом, где планируется разместить крупорушки, маслобойню и мельницу. Крупорушки уже смонтированы и готовы к работе, нужны операторы для работы, по два человека на крупорушку. По мере готовности к работе маслобойни и мельницы, будут набираться новые работники.
Кавторанг мне понравился своей спокойной деловитостью, я ему тоже показался, потому что он пообещал мне, пропустив по всем механизмам для их освоения, назначить меня мастером производства. Я согласился, мне ли бояться каких-то крупорушек-маслобоен после освоения пяти типов самолётов, это даже интересно. Начальник обещал обеспечить рабочей одеждой, что было для меня не лишним.
На следующий день вышел на свою первую работу, кстати, она была в десяти минутах ходьбы от моего жилья. Жизнь налаживалась.
К этому времени мы приобрели домой газовую плитку и стали на учёт в газовой службе станицы на баллонный газ. Закупили и уголь на зиму, я почистил дымоход, перебрал колосники и подмазал глиной нутро печки под чутким руководством матери, она всегда занималась этим сама и знала где добыть нужную глину и с чем её замесить, чтобы она не растрескивалась от высокой температуры. Осенью мать приводила в порядок отопительные печи в доме, а каждой весной приводила в порядок уличную печь, на которой занималась готовкой и выпекала пахучий хлеб «на хмелинах». Не было ничего вкуснее тёплого ломтя, отрезанного от хлебины, и щедро посыпанного сахаром! Но всё это было раньше в хуторе, теперь же летом у них тоже был баллонный газ и круглый год магазинный хлеб на столе. Топка печей мне ещё в школьные годы была известна: дома следил за печкой в отсутствие родителей и в школьных интернатах приходилось этим заниматься под присмотром воспитателей. Особенно приветствовалось участие школьников в этом деле в интернате Каменской восьмилетки, когда-то тут был детдом и традиции самообеспечения и самообслуживания учеников, проживающих зимой в интернате, ещё не искоренили. Парни рубили дрова и носили уголь, возили воду для кухни из колодца, девочки помогали поварихе в столовой с готовкой и уборкой.
Топка печей углём — дело серьёзное, при неумелом подходе можно и угореть, теперь этого дела домочадцам не доверял, занимался сам.
Во дворе были сарайчики для живности, подпол для хранения овощей и ящики для зерна. Сестра наделила нас курами, приобрёл зерна с помощью зятя, работавшего в совхозе механиком, теперь у нас появилось небольшое хозяйство. Дочка училась в станичной школе, куда ходила в компании двоюродной сестры, жившей в соседнем дворе.
Мы понемногу привыкали к спокойной и тихой деревенской жизни.
У кого бы павлинов прикупить?..
