Миниатюрная, хрупкая девочка, которая сбежала из семьи и, не имея ни богатства, ни связей, смогла пробиться в закрытый мир советского шоу-бизнеса. Теперь без её хитов «На теплоходе музыка играет», «Кукла» и «Так не должно быть» не обходится ни один ретро-концерт.
В гостях у «Жизни» певица Ольга Зарубина.
– Я знаю, что Вы любите нумерологию и астрологию, с чего началось это увлечение?
– Я люблю изучать тему отношений, мне с самого детства была интересна взаимосвязь чисел и дат. Со временем я сама к этому пришла. Когда мне подружки жаловались на свои отношения, я хотела разобраться в этом, узнать причины. Поэтому изучала цифры, гороскопы и так далее. И потом объясняла своим подругам, почему у них не клеятся отношения с мужчинами. А потом я во всё это так углубилась, что начала этим заниматься.
– А Вы сами ходили к астрологу?
– Нет. Потому что я не знаю время своего рождения, а это очень важно для того, чтобы определить, какие планеты и знаки задействованы.
– Вы же переболели коронавирусом?
– Средней тяжести, болела и восстанавливалась минимум год. Коронавирус бьёт по нервной системе, разрушает иммунную, поэтому люди так долго восстанавливаются. Болезнь повлияла на мои ноги, я не могла встать и хотя бы минуту продержаться на ногах, очень ослаб организм. Я не обращалась к врачам и лечилась самостоятельно, потому что я похудела на 4 кг, были жуткие боли в животе.
– Почему Вы не доверяете врачам?
– Потому что сейчас очень много халатных врачей и очень много химии, а я её не переношу, лучше лечиться самостоятельно натуральными средствами.
– Где прошло Ваше детство и что Вы больше всего вспоминаете из него?
– В Москве, в посёлке Москворечье. Больше всего из детства мне запомнились казаки-разбойники, а ещё мы катались на коньках, у нас был каток прямо перед школой. Это были беззаботные дни. Я росла обособленным ребёнком, была самостоятельной, и моя мама не имела со мной проблем. У меня всегда всё было разложено по полочкам, меня никто не заставлял делать уроки. В принципе, я не ощущала себя в обществе своих одноклассников, мне всегда было комфортно одной. Мнение толпы для меня никогда ничего не значило, всегда у меня было своё мнение, переубедить меня было практически невозможно.
– Были любимые игрушки?
– У меня было мало игрушек, но самая любимая – кукла. Она уже была и без руки, и без ноги, и волос толком не было на ней, но именно она была самая любимая.
– Вы помните, когда Вы первый раз накрасились? Воровали косметику у мамы?
– Нет, я не воровала косметику, и мама не любила краситься. Но однажды я взяла у неё помаду и накрасила губы. А рядом стоял мусорный мешок с её старыми туфлями. Я залезла в этот мешок, достала белые босоножки, надела и пошла выкидывать в таком виде мусор. Мама услышала этот грохот по ступенькам, сказала, чтобы я немедленно сняла эти босоножки и привела себя в порядок. Я несла этот мешок с такой болью, так мне не хотелось расставаться с этими туфлями.
– О чём Вы мечтали в детстве?
– Меня почему-то всегда тянуло в Европу. Наверное, потому, что мой дедушка был поляк и его гены мне передались. Во мне 25% его крови, но об этом я узнала намного позже из рассказов мамы, когда я уже закончила школу.
– Почему она не рассказывала Вам про него?
– Мама у меня была немногословной и необщительной женщиной. Она всё время работала, тащила семью на себе и уделяла нам не очень много времени. Поэтому разговоров душевных у нас с ней никогда не было.
– А кто она по профессии?
– Она работала на химическом заводе и зарабатывала очень хорошо.
– Семья жила в достатке?
– Да, была всегда и еда, и хорошая мебель, на это мы не жаловались. Игрушек, правда, не было, потому что мама не дарила ничего. Она покупала нам какие-то вещи, но это был период, когда я была совсем маленькой. У нас были совершенно разные вкусы, то, что она покупала, мне совершенно не нравилось. И только после 18 лет я уже могла покупать всё, что мне хотелось.
– А кем был Ваш папа?
– Я ничего не знаю про своего отца. Мама мне никогда о нём не рассказывала, даже когда я задавала ей вопросы, она от них уходила. Знаю только то, что он, действительно, работал и обеспечивал семью. В сталинские времена он имел машину, а это было очень престижно, тогда же можно было зарабатывать только легально. Он баловал маму дорогими золотыми украшениями, она всегда была модно одета, у нас была хорошая посуда и хорошая мебель. И когда мама мне говорила, что он алкоголик, я не верила. Он мог, конечно, выпивать, но точно не злоупотреблял этим.
– Когда его не стало, Вам был всего год… Кто Вам рассказал об этом?
– Мне рассказала девочка, которая была чьей-то дочкой. Мне было лет десять, и, когда однажды мы шли на кладбище, она мне рассказала, что отец, с которым я живу сейчас – это вовсе не мой отец, а мой настоящий папа умер. Эта новость шокировала меня, и тогда я всю ночь проплакала, пытаясь представить моего папу на самом деле, какой он, как он выглядит и почему мне не рассказали об этом. Для меня это была очень тяжёлая травма. Я рассказала брату, что знаю, кто мой отец, а он рассказал маме. Но это никак потом не обсуждалось, потому что мы никогда не имели своего слова, так нас воспитывали.
– То есть Вашим воспитанием занимался отчим, что это было за воспитание?
– Он всегда был рядом, и мне это не нравилось. И я очень хотела, чтобы он поскорее исчез из моей жизни. Он был энергетическим вампиром с ужасной аурой. Это раньше мы не задумывались и не знали, что это такое. А он питался нашей энергией, рассказывал глупые и ужасные истории, а мы его должны были слушать с открытым ртом. Меня это всегда раздражало и злило. А мне была необходима любовь, гармония, спокойствие, забота, чтобы я могла с кем-то поговорить и поделиться своими чувствами и обидами. Но этого ничего не было, я должна была молчать и слушать этого идиота. Я его перестала бояться только тогда, когда ушла от них и начала самостоятельную жизнь.
– Он мог наказать Вас?
– Мог побить, часто распускал руки, издевался над нами, был психопатом и садистом. Но он был из тех, который мило себя подаёт обществу, на людях он был белым и пушистым, и никто даже не догадывался, что он был садистом и тираном. Он любил властвовать.
– А с собственной дочкой, Вашей младшей сестрой, он себя так же вёл?
– Да, для него не было разницы родной или нет, он просто был таким человеком.
– Брат старше Вас на десять лет, и он тогда сильно заболел…
– Мне было тогда всего восемь лет, я была во втором классе. Для меня всё было как в тумане. Помню, что он лежал в коме две недели, потом пришёл в себя и остался инвалидом. У него появилась проблема с рукой в движении. Но, несмотря на это, он работал, а потом женился.
– А он защищал Вас от отчима?
– Нет, потому что был слабее. Я помню, как-то раз я случайно уронила чернильницу, и тогда у меня затряслись ноги и руки, так как я поняла, что отчим сейчас меня будет бить. Саша взял вину на себя и сказал, что это он разбил, поэтому в тот раз наказания мне удалось избежать. Я понимала, что он меня может убить одним ударом. Помню, как мы – я, отчим и мама – как-то раз пришли поздно домой, но Саша запер входную дверь и уже спал. Тогда отчим в ярости принялся выламывать дверь, и я тогда начала кричать. Он испугался, потому что это всё было на лестничной площадке. Он не хотел, чтобы кто-то услышал. Для него же было важно мнение окружающих людей. И тогда он ко мне подошёл и ударил со всей дури по лицу так, что я отлетела. Мама подбежала к нему, начала кричать, мол, что ты такое себе позволяешь.
– Маме тоже от него попадало?
– Конечно, она ходила с синяками, он тоже её бил, но, несмотря на это, она с ним до конца прожила. Они подходили друг другу, по чакрам у них совпадало. У них была модель «удав и кролик», и именно мама была «удавом», так как она его схватила, как «кролика», и он не мог от неё уйти. «Любовь зла, полюбишь и козла» – вот это именно их ситуация.
– Когда Вы решили уйти из дома?
– Когда начала работать, мне не было ещё девятнадцати. Сказать об этом было для меня непросто. Когда я сообщила родителям, не было какого-то огорчения, я просто сказала, что ухожу. Меня как раз не пугало отделение от семьи, наоборот, было огромное желание побыстрее уйти. И я начала снимать комнату. Я жила в коммунальной квартире, со мной была хорошая соседка.
– Вы впервые оказались на экране в 1977 году с песенкой о капитане. Как Вам удалось попасть в кино?
– Мне помог Вячеслав Добрынин. Я тогда пела в коллективе, который назывался «Почтовый дилижанс». Я не знаю, зачем он к нам пришёл, что он там делал, но он меня заметил. Он открыл дверь, мы были все в шоке, посмотрел на нас, закрыл дверь и ушёл. А через какое-то время мне позвонили и пригласили записать со мной эту песенку о капитане.
– Как отреагировали Ваши родители?
– Мама всегда очень спокойно реагировала на мои выступления и на мои съёмки. Больше импонировало это отчиму, потому что он был тщеславным человеком, и он очень гордился, что я стала известной. Считал, что это его заслуга.
– Как Вы называли своего отчима?
– Когда я была маленькой, то называла папой. А когда я узнала всю правду, то уже никак не называла. Даже когда он умирал. Помню, мне мать звонит и говорит: «Оля, приезжай скорее, отец умирает!» А для меня он никогда не был отцом, я его не любила, а мать этого не понимала.
– Он потом не пытался с Вами поговорить, когда Вы выросли?
– Он стал мягким и даже под конец своей жизни что-то осознал. Я видела, что у него были какие-то переоценки и что он анализировал своё поведение. И в какой-то момент мне стало его где-то даже жалко, поэтому я не держу на него зла. Что-то внутри у него всё же было. В конце своей жизни он даже больше защищал меня, нежели родную дочь. И когда она с её мужем за моей спиной говорили про меня всякие гадости, он заступался за меня.
Продолжение следует...
Из второй части интервью с Ольгой Зарубиной вы узнаете о том, как она познакомилась с Давидом Тухмановым, из-за чего у нее были контры с Пугачёвой и почему не сложилась её совместная жизнь с Александром Малининым, несмотря на общую дочь.
Автор: Юлия Ягафарова