14 лет назад не стало солиста самого "звездного" состава ВИА "Лейся, песня" Владислава Андрианова
Когда-то его голос знала вся страна. Сладкоголосый красавчик, обожаемый поклонницами, кумир поколения, как сейчас говорят. Это в его исполнении впервые прозвучали и теперь уже стали ретро-классикой хиты «Вот увидишь», «Кто тебе сказал», «Где же ты была?», «По волне моей памяти».
В конце декабря 2008 года Андрианов перенес тяжелейший инсульт и в начале января 2009-го скончался, можно сказать, тихо и практически в полном забвении. Хотя незадолго до этого твердо пообещал автору этих строк, что вот-вот триумфально вернется на большую эстраду и утрет нос всем своим недоброжелателям. И реальные шаги для этого были действительно сделаны: были написаны новые песни, обкатанные в нескольких гастрольных турах, его звали на телевидение. Причем, насколько я знаю, за раскрутку «нового Андрианова» взялся его старый друг по «Лейся, песне» Михаил Шуфутинский. Но…
Мне посчастливилось побывать у него дома в Ростове-на-Дону и взять, пожалуй, последнее большое интервью. В нем Влад откровенно рассказал о том, как в «золотую эпоху ВИА» жил «при коммунизме», участвовал в записи культового концептуального альбома Тухманова «По волне моей памяти», а затем пьянствовал и сидел на наркотиках.
Публикую некоторые отрывки этого интервью. Фотографии из личного архива и с сайта В. Андрианова.
ИЗ МУЗЫКАЛКИ ВЫГНАЛИ ЗА ПРОФНЕПРИГОДНОСТЬ
- Я родился на знаменитой Богатяновской улице, это там, где многократно воспетая лагерным шансоном ростовская тюрьма, – так начал Андрианов свой рассказ. – Мой отец - начальник управления культуры области, матушка – профессиональная певица (ее звали в Большой, но отец не отпустил). Короче, сын интеллигентнейших родителей, в доме гостили живые классики - Шолохов, Хачатурян, Мурадели, а моей самой настоящей «школой» - была уличная подворотня…
Веселое было время, особенно 1964-1965 годы. Улица Пушкинская. Хоровое пение песен «Битлз», «Роллинг Стоунз», Элвиса Пресли. Ежедневные рейды «мусоров», которые подъезжали прямо к лавочкам обрезать нам волосы и разбивать гитары об лавку. Мы же все подхипповывали, носили узкие брюки и сапоги на каблуке. Кагор, вермуты, портвешок, ломанный русско-английский.
- На чем играли?
- У меня была «шикарная» семиструнка, на ней - две струны от виолончели и две от рояля. Не было же ничего! Выпиливался корпус, обтягивался плюшем, который добывался путем разрезания любимого плюшевого мишки. Звукосниматели выковыривали из телефонных трубок. Смешно. Хотя… пипл перся! И это был настоящий андеграунд – по подвалам, облавы, пацанва лет 13-14.
- А ваши кумиры, авторитеты в музыке кто?
- Никаких! У меня на всю жизнь был один единственный учитель - «Пал Яковлевич» Маккартни. Это он научил меня петь и заставил полюбить это дело.
- Тем не менее, в вашей биографии был такой факт как музучилище, класс фортепьяно…
- (Перебивает.) Оставивший неизгладимое впечатление! У нас был преподаватель по фамилии Сомаль, доказывавший, что минорная доминанта не применяется перед мажорной. Мы приносили ему «Сержанта Пеппера», где все это явно присутствовало, но – бесполезно. Я учился без энтузиазма, прогуливал. И через два года меня выперли из музыкалки как профнепригодного. Самое смешное, что потом преподаватели приходили на мои концерты с охапками цветов. Восхищались!
ПОД «КОЛПАКОМ» МОСКОНЦЕРТА
- Как в ВИА «Лейся песня» попали?
- Никак не попадал! Я его создавал.
Начинал работать с московским ансамблем «Серебряные гитары» от ростовской филармонии. Пел несколько своих «фирменных» штучек - «Yesterday», что-нибудь из «Криденс». А потом это все распалось, наступило лето… Отдыхаю в Дивногорске, бац телеграмма: «Приглашаетесь на работу в ансамбль «Витязи» Кемеровской филармонии». Я собрал вещички и - в Новокузнецк.
- Почему вдруг «кемеровская филармония»?
- А кому охота сидеть под «колпаком» у «Москонцерта»?! То есть фактически мы жили в Москве, а гастролировали от Кемерово, да и с цензурой было попроще. Тогда же русские народные песни пели все ВИА поголовно – кто в сарафанах, кто в лаптях, это была обязаловка. Поэтому в первом отделении мы выходили в кольчужках и честно выдавали что-то типа «Во кузнице» (правда, в аранжировочках а ля «Чикаго»), а уж во втором отрывались по полной – «Deep perple», «Beatles», «Rolling stones»…
- Народ валил?
- Да смертоубийство было, чтобы на нас попасть! Жили как в сказке – девочки, пиво с креветками, рок-н-ролл, после концертов дым коромыслом. Работали на самых главных площадках - дворец имени Ленина в Алма-Ате, Центральный зал Омска, Кремлевский Дворец Съездов. Пели на сценах, по которым могут спокойно гулять кони…
Гром грянул в 1974-м, когда Людмила Зыкина в «Советской культуре» опубликовала статью: мол, всякие там ВИА («Добры молодцы», «Витязи» и проч.) «поют русские народные песни, а аранжировки-то у них буржуазные, глубоко чуждые советским людям». И нас с «Добрыми молодцами» по распоряжению Фурцевой разогнали. Ребята остались в Москве, а я уехал домой – открывал с друзьями первый ростовский бар. Месяц проработал – звонит Валерка Селезнев (гитарист из «Самоцветов»): «Приезжай в Москву! Дело есть! Я, Мишета Плоткин (Миша до этого был администратором у Юрия Маликова) и экс-«Витязи» ждем».
Приехал. Сели решать, куда нам лучше: опять в андеграунд или уходить на эстраду под песни советских композиторов. В итоге мы выбрали эстраду из чисто меркантильных соображений. Кушать-то хочется! Правда, зареклись: не петь ни одной песни про БАМы и комсомол (такие как «Самоцветы» пели), словом, душу режиму не предавать. И, кстати, зарок свой сдержали: у нас все до единой песни были - о любви.
- Разве у вас уже был репертуар?
- Появился же Слава Добрынин на горизонте. Многие молодые композиторы приходили. И Мигуля, и Адик Тухманов, и Женька Мартынов. Ну, и примкнувшие к ним члены Союза композиторов. Вот так и набралось на два отделения.
- А чья идея так «убойно» назваться - «Лейся песня»?
- Я буркнул сначала, а Валерка покойный Селезень (он же у нас был музыкальный руководитель) зацепился. Днем рожденья ВИА «Лейся песня» мы считаем 1 сентября 1974 года, потому что впервые выступили в программе «Служу Советскому Союзу» и сразу спели 5 песен, хотя больше одной никому не разрешали. Помню, длинные волосы попрятали под пиджаки и вперед! Так страна нас узнала.
ОПУС №40 и «ОКЛАД ШЕСТЬ ПЯТЬСОТ, ХОЛОСТ»
- И началась «лейсяпеснямания»? Телевидение, концерты, пластинки…
- Ничего подобного! Да, в рейтингах мы замелькали в первых строках. Я спел песню Добрынина «Где же ты была?», и она сразу стала шлягером. Вскоре пришедший в ансамбль Игорь Иванов спел «Прощай», и она ударила так по мозгам, что будь здоров! «Дед» (все так называли руководителя «Песняров» Владимира Мулявина) волосы сзади рвал, потому что его «Беловежская пуща» скатилась ниже!
Помню, на «Мелодии» - худсовет, на повестке дня вопрос: быть или не быть пластинке ВИА «Лейся песня». В кресле сидит председатель – Никита Богословский. На шее – бабочка, в зубах – сигара. Рядом композиторы Фрадкин, Френкель, Фельцман… Я садился за рояль и показывал песни, без сопровождения. Меня предупредили, что без подписи этих людей редактор «Мелодии» не смел записывать никого. А я был такой хлопец - палец в рот не клади, всегда отвечал… Короче, хорошо, что Слава Добрынин мог «добить» кого угодно. Мы записали-таки «Прощай» и пластинка вышла.
- Многие советские ансамбли стремились к собственной индивидуальности. У «ЛП» была своя фирменная «фишка»?
- Я. Вернее, мой голос. Ведь под меня специально подбирались вокалисты, которые пели со мной в унисон и были похожи тембром. Люди даже могли не знать, кто я такой, они слышали мой голос и говорили: «Да, это «Лейся, песня».
- И сколько времени потребовалось, чтобы войти в элиту ВИА того времени?
- Это произошло в 1976 году, когда вышел альбом Тухманова «По волне моей памяти». Я был в Ростове на каникулах. Позвонил Адик: «Можешь прилететь?» Через несколько часов я уже сидел у него дома. Мне дали нотную бумагу, на ней строчка текста, сверху написано «Опус №40». А техника исполнения этого «Опуса» - самая сложнейшая. Помню, приехали в студию в половине пятого вечера, а вышел я в два ночи. В ушах - бонги, бас-гитара, и флейта Адика! Тухманов оторваться дал прилично и мне, и вообще «Лейся песне». Мы же тогда ничего не знали о его планах – записали и записали. А пластинка стала революцией в советской музыке для того времени.
- Вы-то сами это когда поняли?
- Однажды утром, когда поехал на репетицию. Стою на автобусной остановке, а изо всех окон сплошняком «льются песни» - «Во французской стороне» и «Когда это было, когда это было? Во сне? Наяву?» После этого нас начали называть: «оклад шесть пятьсот, холост».
- Почему?
- У нас у всех вдруг рожи стали такие умиротворенные, типа томджонсы, всего достигли. Пошили смокинги, надели рубашки с бабочками. Надо, мол, соответствовать. Детский сад, словом. Но факт: по песням «Прощай» и «Кто тебе сказал» нас узнали, а «По волне моей памяти» - это уже был наш сумасшедший взлет.
ЖИЛ КАК ПРИ КОММУНИЗМЕ
- Кто тогда был круче всех?
- Да не было самых крутых! Был большой круг - «Веселые ребята», «Самоцветы», «Песняры», «Синяя птица», «Лейся песня». У всех сборы, гастроли, поклонники примерно одинаковые. Просто у каждого была своя фишка. Скажем, мне ближе были «Веселые ребята». «Песняры» были лучшими в «фолке».Остальное - все очень похоже было. А как иначе, если музыканты кочевали из команды в команду. Например, сколько народу прошло через «Самоцветы» - там и Леха Глызин, и Албар (Александр Барыкин), и Кузьмин работали в свое время, многие. Через «Лейся песню» только вокалистов прошло 48 человек. А из известных сейчас – никого. Один Коля Расторгуев поет в «Любэ», да и то пришел, когда уже меня не было.
- Расторгуев тоже пел «Прощай» и «Кто тебе сказал»?
- Конечно!
- В отличие от «Самоцветов» вы были невыездными, хотя и замечены на строительных площадках БАМа. Может, все-таки стоило спеть пару бодрых песенок вроде «Мой адрес - Советский Союз», и были бы в шоколаде?
- А нам и так и шоколада, и черной икры хватало выше крыши. Считай четыре года, с 1976-го по 1980-й, мы жили при коммунизме. Иначе говоря, я что хотел, то и делал, и мне за это ничего не было! Например, мог полететь куда хочу, пригласить кого хочу куда угодно, накормить, напоить, одеть. К тому же в 1978 году на Всероссийском конкурсе в Сочи Алик Асадуллин, Лариса Долина и я получили первые премии как солисты. И еще мы как ансамбль получили лауреатство. У меня появилась «красная строка». То есть я мог теперь работать сольным отделением, а мои ребята за аккомпанемент мне стали получать больше бабок. Так что деньги некуда было девать…
- Тогда куда девали – ведь ничего на них не купишь?
- Я же еще в картишки, в преферанс, резался по-крупному. Один раз даже выиграл машину – «Жигуль» в семидесятых годах. Но в основном деньги утекали сквозь пальцы: гуляли, кутили и красиво – с шиком, приколом. Мы же все молодые были.
Помню, однажды в компании с Яаком Йоалой (был в те годы такой очень модный певец) начали отмечать его день рожденья после совместного концерта - в Ярославле, а затем продолжили мощным салютом нескольких ящиков шампанского возле ратуши в Таллине. Куролесили так, что это потом назвали «новым нашествием русских на Таллин». Экскурсия по древним замкам, оттуда в парную, опять - в ресторан... Час-полтора поспишь, не выходя из-за стола, – все по новой. Короче, когда мы «вспомнили», что и у Йоалы, и у «Лейся песни» назначены съемки в Москве в «Утренней почте» у Николаева, с момента записи прошло уже пять суток.
В другой раз я на спор с ребятами (на ящик коньяка) на октаву ниже спел весь свой сольный концерт. И никто в зале ничего не заметил! Между прочим, гулять гуляли, но мы и пахали как проклятые. У нас же «палки» были (чем больше «палок»-концертов, тем больше денег), поэтому все рвали и метали. Официально была норма 18 концертов в месяц, и не больше. А у нас был рекорд - 124 (!!!) концерта, то есть по 5-6 в день.
Первый концерт начинался в 8 утра. Год 1976-й… Представь, шахтеры поднимаются с ночной смены прямо из забоя - черные, чумазые и сразу - в ленинскую комнату. А там стоит полсостава «Лейся песни» и голосят: «Вот увидишь, вот увидишь! Я влюблюсь тебе назло!»
ШУФУТИНСКИЙ ВЫТАСКИВАЛ ИЗ ВСЕХ ПЕРЕДРЯГ
- В то время с вами уже работал Михаил Шуфутинский?
- Нет, он еще в Магадане пел по кабакам. Но мы какое-то время оставались без руководителя. Плоткин с Ивановым еще в 1975-м перекочевали в «Надежду», Селезень по пьяни погорел и ушел. Так что к 1976 году из первого состава остались только я и басист. В это время и я подумывал: «А не податься ли мне в «Веселые ребята?» Тем более, что сильно звали.
Тогда мне позвонил Добрынин: «Владик, приехал очень хороший парень. Поэтому ты никуда не дергайся». «Хорошим парнем» оказался Миша Шуфутинский, и с ним, действительно, был связан расцвет нашего коллектива. Появились Марина Школьник, юная Оля Зарубина… Миша отбирал песни, которые кучами приносили композиторы, делал классные аранжировки. Он очень тонкий музыкант – всегда знал, из какой песни получится шлягер, какую - выбросить в мусор.
- Шуфутинский в своей книге «И вот стою я у черты» написал, цитирую: «Вообще-то коллектив («ЛП», - авт.) в музыкальном отношении оказался очень сильным, но во всем остальном – страшно разболтанным» Что имелось в виду под разболтанностью?
- Бывало, и выпивши на сцену выходили. Правда, пели одинаково хорошо в любом состоянии, а чтобы рожа не была красная и из зала ничего заметно не было, - перед концертом все мы мазались дермополом. С приходом Миши внедрили жесткую систему штрафов, причем мы с ним сами наказания придумывали. Запах алкоголя – штраф 300 рублей.
- Шуфутинский тоже платил?
- Он никогда не нарушал режим. Выпивал на банкете рюмки три максимум. Когда мы сидели у него дома, мог себе позволить и поболее, но всегда знал меру. Вообще мы с ним славно сдружились. Миша меня вытаскивал из всяких передряг, потому что он всегда себя контролировал, а я был гуляка - «оторви и выбрось». То подерусь, то еще что-нибудь откаблучу. Я же еще боксом немножко занимался. Бывало, выходил на сцену с перебитыми ребрами, руками. Но лицо в обиду никогда не давал – мне же им работать…
- Андрианов на фотографиях того времени – херувим херувимом. Представляю, что творилось в сердцах поклонниц. Если честно: на гастролях в календаре «галочки» ставили – скольких соблазнили?
- Года после 1977-го мы уже как «Битлы» проходили сквозь двойной ряд ментов - 150 человек оцепляли сцену, чтобы толпа фанатов нас не разорвала на сувениры. А с девчонками обычно было так. Я в перерыве специальному человеку ткну пальцем из-за кулис: сегодня вон та – беленькая (или черненькая). После концерта выходишь – она уже ждет. Что и говорить, любили нас. Если бы не такая любовь, сразу бы разогнали к чертям собачьим!
- Была конкретная причина, почему вы в итоге ушли из ансамбля?
- И да, и нет. С одной стороны, мы пришли к тому, что нас знали, любили, а с другой, - «система» достала. Хотелось делать что-то свое, а этого-то и нельзя было. Поэтому многие уходили в другие сферы, начались массовые свалы из страны. Прикольный был случай, когда министру культуры Демичеву сказали: «Американцы хотят, чтобы весь состав, записывавший «По волне моей памяти», посетил США. Стали смотреть список, а никого уже и нет. Лерман? Эмигрировал! Сестры Зайцевы? Уехали! Плоткин? Нету! Люда Барыкина? Нету… Анекдот! В Минкульте всерьез испугались: если отправить в Америку остальных, то и мы там останемся.
В 1980-м уехал Шуфутинский. Мне стали говорить: «Андрон, кроме тебя некому руководить ансамблем. Ты - самый «старый»!» Я целую ночь продумал и отказался. А потом, когда Добрынин привел Кретюка (якобы он у Кобзона пианистом был), я месяца два с ним поработал, - не понравилось. И свалил к «Петлюре» Валере Чуменко в «Красные маки». Не переходя улицу, не меняя бухгалтерию, шагнул из одной двери в другую – мы все тогда от Тульской филармонии работали. Потом мне предложили перебраться в Донецкую филармонию и заработать еще больше. А поскольку деньги люблю с детства, я согласился. Работали: Коля Гнатюк одно отделение, я - второе. Я тогда пел рок-н-ролл, рэгги, ну и, конечно, старые хиты. Полгода я честно с Гнатюком выдержал. В один прекрасный день говорю: «Колечек, пойду-ка я от тебя куда-нибудь подальше».
СПАСЛА ЛЮБОВЬ
- Это было осмысленное решение – вернуться в родной Ростов?
- Осмысленное. Я был уже болен.
- Диагноз?
- Алкоголь. Потом еще и другое. (Показывает на вены.) Это началось, когда я решил закончить с музыкой. Все ВИА на моих же глазах «гильотинировали». Я специально приезжал в ДК МАИ посмотреть, как «Лейся песне» и «Карнавалу» «отрезали головы».
Просто наступил момент, когда я музыки наелся до рвоты, успех был, все было, «звездную болезнь» я пережил и не заметил. Депрессуха какая-то навалилась, и я распустился. Чуть даже не посадили - подбросили наркотики, хотели завести дело. Но ничего у них не вышло… Примерно в это время и пошли слухи по Москве, что я умер. Раз-два «похоронили». Сколько можно? Селезень незадолго до своей смерти звонит: «А мы уж тебя сто раз помянули!» Завел пластинку с нашими песнями, плачет…
- А вы-то сами чем занимались, пока вас «отпевали»?
- Падал, поднимался… В конце 80-х мы с братом открыли в Ростове международную Ассоциацию по борьбе с наркоманией и наркобизнесом, можно сказать, «местный интерпол», не имеющий отношения к нашим правоохранительным органам. Собирались строить пансионаты для наркоманов и их лечить.
- И сколько всего раз приходилось «падать»?
- За весь период - раз пять. Я не жалуюсь на жизнь и вообще мне грех жаловаться. Главное – суметь подняться! Ведь я в 21 год был уже в бомонде, моего возраста там не было ни одного человека, кроме Тольки Кашепарова из «Песняров» (который «Вологду» пел). А что это такое, когда тебя взрослые женщины облизывают и своими духами приторными обволакивают?! В ресторане ВТО, где я часто бывал, видел как актеры отдыхают. У нас на эстраде тогда пили практически все поголовно. Один Игорь Иванов только был некурящим трезвенником, да Толя Кашепаров. А вот Ленчик Борткевич – любил это дело, так же как и Олечка Корбут его любимая.
- Она же спортсменка.
- О! Отрывалась по-черному с Леней на гастролях. Время было такое – была пьяная страна, клянусь! Не у всех, но у многих, кого я знаю, прекрасных музыкантов крыша «повытекала». Боря Пивоваров, гитарист из Львова, с которым писали «По волне моей памяти»… Да и Лось (Сашка Лосев из «Цветов») из-за наркоты и пьянки пошел в разнос, со Стасом Наминым разлаялся из-за этого, а без него «Цветы» сразу потеряли свою индивидуальность.
Слава Богу, жена моя вторая, Вика, спасла. Без нее я бы давно умер. Однажды утром проснулся, посмотрел ей в глаза… И с тех пор все! Три года как. На днях выходит мой сольный компакт-диск с новыми и неправильно забытыми старыми песнями-хитами. С ним скоро поеду по новой завоевывать Москву.
- Какая же на этот раз «фишка»?
- Как и раньше – Андрианов! Только на этот раз певец и композитор.
- Итак, "второе пришествие" Влада Андрианова. На вашей памяти подобное кому-нибудь удавалось?
- Пытались многие – пока не удалось никому. Уверен, мне удастся!