Когда я была ребёнком, все церковные праздники были непризнанными, потому что в советское время пропагандировали атеизм. Праздновали только советские праздники, а еще Новый год. Тогда даже праздник 8 марта носил какой-то оттенок патриотизма. Но родители, бабушки и дедушки, всегда праздновали и Крещение, и Рождество, и Пасху. Причем праздновали всегда с достоинством, с хорошо накрытыми столами, со всеми традициями. И Рождество было в то время днем рабочим. Да тогда и Новый год был коротким - только 1 января, а второго января уже был рабочим днём. Но каникулы были такими же, двухнедельными, и мы развлеклись, как могли. У нас под окном метрах в 50 была речка, которая находилась под горой. А склон горы был очень крутой. А может быть это так казалось в детстве. Ведь, как известно, в детстве и деревья выше, и солнце ярче. Склон мы называли «Губкина гора». Бабушка рассказывала, что там когда-то жила семья по фамилии Губкины. Давно было, их не знала даже моя бабушка. Но вот как назвали этот склон горой, так она и была бы по сей день Губкина гора, если бы на этом месте не построили новый мост. Как оказалось, прямая дорога из деревни в другую деревню и в совхозные поля - это самая короткая дорога именно через Губкину гору. Гора была, как я сейчас понимаю, со склоном градусов в 45 или даже круче. Но, тем не менее, взобраться с санками из-под горы было сложно, и только по обочинке, держась за забор соседского огорода. Укатывали санками склон до льда, а потом еще и водой подливали. Скатываясь с горы на картонках (на санках с ледяного склона уже катиться не рисковали), мы улетали еще и с берега на лёд реки. Но лед был под снегом, и берег был под снегом. И снега тогда было очень много. Приземлялись мягко. Так как склон был крутой, то я боялась даже и на картонке ехать. И вот все, кто так же, как я, боялся ехать с горы, усаживались друг за другом прямо на штаны, обхватывали друг друга ногами за попу, руками за талию, и ехали «паровозиком». После четырех-пяти поездок «паровозиком» штаны набивались снегом, превращаясь в скользкие ледяные тряпки. Тогда ведь и штаны были другие, с начёсом, как их называли. И начёс был с лицевой стороны, а не с изнанки. Это что-то сродни нынешнему флису, но ткань была тёплая, плотная и натуральная. Но как они катились великолепно! Правда, задница потом болела от ухабов, на которых мы подпрыгивали. И когда мы шли домой в таких штанах, они побрякивали ледышками. А еще, чтобы не так страшно было катиться, но хотелось скорости, мы, присев, цеплялись за санки, на которых ехали более смелые, и, присев на корточки, на подошве катились за санками. Можно было в любой момент отпустить руки и дальше продолжить ехать на корточках. А ходили мы в детстве в валенках. Ну не было в деревне тогда другой обуви. Какие-то войлочные полусапожки были у взрослых женщин, а дети вообще этого не знали. То есть, мы осенью из резиновых сапог сразу перепрыгивали в валенки с калошами, потом по морозцу калоши снимали, ближе к весте опять надевали, и уже весной перепрыгивали из валенок в резиновые сапоги. А из сапогов переобувались в сандалии. Туфли - это было что-то из фантастики и только для школы. Так как у меня мама работала в магазине, то я была «модницей» - в шестом классе у меня появились войлочные полусапожки и мне все девчонки завидовали. И туфли я могла надевать летом, когда шла в кино или в магазин. А в остальное время ходила как все - в сандалиях. В магазинах валенки лежали валом, приходи и выбирай, покупай и носи. Но у меня родители держали большое хозяйство, в том числе и овец. Осенью после выпасов овец стригли, шерсть набивали в мешки и отец после уборочной страды уезжал в другой район на несколько дней к своему брату, который работал на пимокатной фабрике. Валенки нам выкатывали индивидуально - ровные красивые, качественно прокрашенные. Привозил отец валенок пар 15, на каждого члена семьи по две пары - для детей с запасом, а для взрослых - одна пара для работы, а другая - на выход. Семья была у нас из шести человек - родители, трое нас, ребятишек, и бабушка. Так вот на этой горе, катаясь на корточках, мы валенки протирали очень быстро. Поэтому, в холодные и снежные месяцы - с ноября по март, нам не хватало и двух пар. Отец научился валенки подшивать сам, и к концу зимы у нас уже были валенки со второй подошвой, отремонтированные. Я к чему начала это повествование? А вот к чему… Как-то в один из январских дней, перед Рождеством, мы катались на горе. Погода была прекрасная - очень легкий морозец, солнечные дни, каникулы. Мы целыми днями или катались с горы, или иногда в заснеженных огородах рыли какие-то ходы, траншеи, украшали деревья игрушками, выпиленными из плотного слежавшегося снега. Не знаю где, при каких обстоятельствах, но я вырвала буквально всю пятку у валенка. А это была уже вторая пара к середине зимы. Первая пара уже была с дырками, протёртыми на подошвах. Отец ждал выходных, чтобы подшить мне валенки. А я еще кстати и вторые порвала. Попало мне, конечно, изрядно от матери. Мне сказали, что до конца каникул я буду сидеть дома и смотреть в окно, наблюдая как другие дети катаются с горы. Скукотища. Телевизоров тогда ещё тоже не было. Даже для нас это было дорого и дефицитно. Хотя, как я сказала выше, мама работала в магазине, а отец для того времени неплохо зарабатывал. А на другой день - Рождество. А меня посадили дома в наказание. У нас в семье наказание выглядело именно так - запрещали прогулки и отец всегда говорил «Карантин на неделю». И мы не смели ослушаться. Хоть и не было официального праздника, но в зимнее время в деревне все праздники были с катанием на лошадях в санях-розвальнях. Подвыпившие взрослые наряжали упряжки лентами, колокольчиками, усаживались в сани с гармошками и после работы катались по селу. А если Рождество выпадало на субботу или воскресенье, то вообще весь день были веселушки-покатушки. Как бы меня ни наказывали, но родители прекрасно понимали, что в такой день я не могу сидеть дома, и они всё равно меня отпустят на улицу. А на ноги нечего одеть - порвала обе пары валенок. И отец накануне праздника сел мне подшивать валенки. А мама с бабушкой пекли пироги с брусникой и с яблочным повидлом. А я сидела на печи, читала книжку и периодически наблюдала за всеми. Брат крутился около отца, а младшая сестра была еще маленькая, рядом с мамой и бабушкой изображала какую-то помощь. Подшить валенки - еще та наука! Надо ровно по подошве вырезать войлок. Вырежешь побольше - запинаться будешь, вырежешь чуть меньше - заваливаться будешь. Потом надо взять толстую нить, которую называли дратва, просмолить ее и промазать специальной смазкой, чтобы она не перетиралась при носке, не размокла от влаги. А потом аккуратненько все это пришить при помощи шила, которым кололи дырки в войлоке и в валенке насквозь, а потом огромной иглой сантиметров пятнадцати, которую отец называл «цыганская игла», так же насквозь прошивали всё, пришивая войлочную фигуру подошвы к валенку. Так он ведь не просто подошву пришивал, еще и подобие каблучка делал, чтобы ходить удобнее было. Это очень трудоёмкая работа и за вечер он иногда успевал подшить один валенок, а иногда и не успевал, оставляя до следующего вечера, когда придёт с работы. А Рождество уже завтра. А у родителей день рабочий. И на другой день после работы они идут в гости. Отец просидел всю ночь, подшивая мне пару валенок. Ему было ни до чего - ни до пирогов, ни до ужина, ни до завтрашней работы. Он спешил, тропился сделать это до утра, ведь утром надо идти работать в совхоз, а я - разутая. Здесь уместно сказать, что подшивал валенки отец медленно, потому что годом ранее он обморозил себе руки, в метель съехав на тракторе в кювет. И просидел там всю ночь - времена были советские и за брошенную в поле совхозную технику можно было пойти в тюрьму лет на 15, как за вредительство. Утром его нашли доярки - полузамерзшего, обмороженного. Ноги, нос и уши удалось спасти, а вот руки его женщины по незнанию стали отогревать тёплой водой и спасти руки не удалось. Ампутировали все пальцы на обеих руках, а ему было всего лишь 39 лет. Но всю оставшуюся жизнь отец продолжал работать - на тракторе, на комбайне, по дому, по хозяйству. К каждому инструменту, молоток ли, топор ли, лопата ли, он приделал специальные крепления и вот даже валенки умудрялся подшивать иглой и шилом. А утром, проснувшись, я увидела аккуратненько лежащие на теплой печи валенки, у которых была пришита подошва с небольшим каблучком. Дома было тихо, тепло, пахло свежими пирогами, выпеченными поздно вечером. Родители уже давно были на работе, а в прихожей бабушка убирала обрезки войлока, обрывки дратвы и инструменты для подшивки. Это говорило о том, что отец совсем недавно закончил подшивать валенки, позавтракал и ушёл на работу. И, видимо, не спал. Но в то время мужчинам не принято было жаловаться даже на недосып. А я, сделав свои дела по дому, отправилась опять на Губкину гору, чтобы накататься с утра на санках и дощечках, а уже к вечеру вместе со взрослыми разъезжать на лошадях, запряжённых в нарядные сани, по всей небольшой тогда деревне. Вот такое Рождество запомнилось мне, как один из нескольких раз.