Три в одном
Советская власть окончательно установилась в Хабаровске только в ноябре 1922 года. До этого здесь существовала формально независимая Дальневосточная республика с относительно либеральным законодательством. Однако 15 ноября 1922 года она вошла в состав Советской России как Дальневосточная область, а уже в декабре, не откладывая в долгий ящик, вся жизнь начинает перестраиваться на советские рельсы.
В частности, составляются списки для первоочередного изъятия недвижимости и «уплотнения». 14 декабря 1922 года оформлены первые решения о национализации, а физически заселять новых жильцов в конфискованные помещения начали в январе 1923-го. В бывших доходных домах устраиваются всевозможные учреждения и коммунальные квартиры для рабочих и служащих. Например, вместо гостиницы «Русь» в доме Такеучи (Муравьёва-Амурского, 5) сделали общежитие для сотрудников электростанции.
Справедливости ради надо сказать, что под первую волну реквизиций попали в основном крупные домовладельцы, а также те, кто отсутствовал в городе и был объявлен «врагом трудового народа» за сотрудничество с различного сорта белыми властями и интервентами. Причем многие попавшие на прицел оказались, что называется, «три в одном».
Но случались и нюансы. Большинство отсутствующих бежали от большевиков в Харбин и более дальние края, но, например, владелец дома на Пушкина, 39, офицер-топограф Василий Дмитриев, перешел на сторону новой власти и служил в это время в Москве. Особнячок у него, несмотря на это, забрали. Его жена даже приезжала в Хабаровск и пыталась восстановить справедливость, но безуспешно.
Отметим, что с теми собственниками недвижимости, кто оставался в городе, поступали по-божески - на улицу не выгоняли, а оставляли как минимум пару комнат. А как максимум - и побольше. Например, у крупного домовладельца священника Игната Михайлова забрали все, кроме дома на Пушкина, 18, где он непосредственно проживал с семьей. Там они и жили вплоть до 1932 года, когда Игнатия Евдокимовича выслали в Новосибирск (где через пять лет он был расстрелян), а его дочь Агриппину вынудили отказаться от дома, и он отошел государству.
У семейства Танцыревых забрали доходный дом, ныне - левая часть здания по Муравьёва-Амурского,3, но оставили две деревянных избушки во дворе, где они и жили много лет до этого (люди эти, как и многие хабаровские домовладельцы, были очень экономные и абсолютно всю ликвидную недвижимость сдавали в аренду).
Чудесным образом не сильно пострадали многочисленные переплетенные семейства известных купцов Кабатовых и Вшивковых. Им оставили не только доходный дом на Фрунзе,41, который они сдавали в аренду различным госучреждениям, но даже пароход. И это несмотря на то, что глава семейства Кабатовых Андрей Михайлович служил у белых и не скрывал монархических убеждений. Пароход, правда, забрали в 1926 году. А в 1930-м, чувствуя неладное, почти все родственники, нелегально перебравшись через Амур, оказались в Харбине, откуда проследовали кто в Австралию, кто в Америку. Лишь после этого дом был национализирован. Ну а те, кто рискнул остаться в СССР, вскоре сильно пожалели об этом. Так, младший брат Андрея Михайловича Фёдор был выслан вместе с семьей в Красноярск, где, как вы уже наверно догадались, был расстрелян в 1937 году.
Схожим образом оставили жилой двухэтажный деревянно-кирпичный дом на Дзержинского, 63, Ивану Ситникову, несмотря на его крайне темное, с точки зрения новой власти, прошлое. Он служил полицейским надзирателем и смотрителем хабаровской тюрьмы. Иван Николаевич прожил там до 1929 года, и дом у него в итоге даже не забрали, а позволили продать государству за 8 тысяч рублей.
Характерная история приключилась с многодетной гражданкой Кламбоцкой, у которой было два дома. Один, кирпичный, на Тургенева, 30 она сдавала в аренду, в другом, деревянном, на Тургенева, 32 (после пожара в 2001 году снесен, официально - разобран с условием восстановления на улице Истомина) жила.
- Каменный двухэтажный крытый железом вполне благоустроенный дом и надворные постройки были без моего ведома 7 сентября 1923 года выставлены на аукцион и проданы за бесценок Амурскому государственному пароходству, вернее, реквизированы. Квартиры сдавались внаем и на эти средства я существовала с пятью детьми (муж скончался 01.03.1923), - писала Мелания Кламбоцкая в жалобе Дальревкому. Но, конечно, безрезультатно.
Семейству оставили второй дом, где они и жили. Сначала как хозяева, а потом, когда речники у них уже честно выкупили и эту недвижимость, как наниматели нескольких комнат.
Психология обывателя
Тут надо отметить, что большинство тех домовладельцев, кто не попал под первую волну национализации 1922-1923 годов, получили несколько лет передышки.
Дело в том, что как раз в тот момент, когда в Хабаровске составляли списки на реквизицию домов, складов и бань, в Москве уже решили дать задний ход. Проблема была в следующем - новые власти, объявив в 1918 году об отмене частной собственности на недвижимость в городах, и массово переселив в квартиры «буржуев» бедноту, столкнулись с неожиданной для себя историей. Внезапно оказалось, что если человек знает, что его в любой момент могут из жилья выкинуть под предлогом революционной необходимости, и закинуть в новое, то следить он за ним не будет. И даже наоборот, попытается сделать так, чтоб его «аппартаменты» смотрелись как можно более страшно, чтобы охотников заселиться сюда не нашлось.
Как следствие - начались жуткий жилищный кризис и разруха, хорошо описанная Булгаковым и другими авторами того времени.
- Психологической основой этой безответственной эксплуатации и грабежа народного достояния является всеобщее чувство неуверенности в праве длительного прочного пользования жилищем. Убиты стимулы сохранения жилища, бережного к нему отношения. Психология обывателя осталась прежняя. Чтобы что-нибудь делать, о чем-нибудь хлопотать, надо ему быть уверенным, что он же этим в той или иной форме сможет воспользоваться, - «делал открытие» в газете «Правда» заведующий жилищно-санитарным подотделом Наркомздрава Гельман.
В итоге Кремль сдал назад и начал приводить жилищное законодательство в человеческий вид. Да и вообще начинались новая экономическая политика и всяческие послабления для состоятельных граждан. Их фактически оставили в покое и дали зарабатывать привычными способами, в том числе куплей-продажей и арендой недвижимости, не забывая поддушивать финансово (например, квартплата была дифференцирована в зависимости от социального статуса - рабочие и служащие платили около 1% зарплаты, тогда как лица «свободных профессий» — от 5 до 15), клеймить в прессе и отбирать что-нибудь при случае. Но властям Хабаровска, где все процессы шли с задержкой, это еще только предстояло прочувствовать на своих шкурах.
Понаехали
Вообще в Хабаровске до 1924 года жилось более нормально, чем на западе страны. Здесь не было ни особых разрушений во время войны, ни проблем с продуктами, ни заметного жилищного кризиса.
Все это началось, как ни странно, с приданием Хабаровску статуса столицы Дальнего Востока и переездом сюда из Читы всех госучреждений со всеми сотрудниками в количестве примерно 5 тысяч человек. К такому единовременному наплыву город, в котором на тот момент было около 40 тысяч жителей, оказался не готов, несмотря на всю подготовительную работу.
- Почти все сотрудники размещены. Правда, не все довольны своими квартирами, но это естественно, так как сразу всех должным образом устроить невозможно. Работа по подысканию лучших квартир ведется совместными усилиями, - оптимистично писала главная газета края «Дальневосточный путь» (тоже, кстати, понаехавшая из Читы) 27 июня 1924 года.
Однако буквально на следующий день тональность поменялась на 180 градусов. Видимо, кому-то в редакции дали по голове и указали на то, что одним «подысканием» квартир горю не поможешь.
- Путем сильнейшего уплотнения коренного населения более-менее всех удалось разместить. Но Хабаровск, в связи с водворением до пяти тысяч новых жителей вступил в полосу жилищного кризиса. Между тем, естественный прирост населения пойдет своим чередом, а присутствие краевых учреждений непременно создаст тягу в Хабаровск новых жителей. Длительность кризиса будет зависеть от того, удастся ли скоро изыскать способы застройки города или нет, - сообщала газета 28 июня.
Далее шли мечтания о том, что надо бы массово строить деревянные дома с помощью лесопильного завода в Николаевке на Тунгуске, у которого есть соответствующий опыт (это предприятие выпускало домокомплекты нескольких типов по выбору заказчика и оказывало услуги по их сборке на месте еще при царе-батюшке, но в 1990-е годы благополучно загнулось. - Прим.ред.).
Вскоре выяснилось, что даже «более-менее» разместить всех переехавших, которые продолжали прибывать, не получается.
- Рабочие типографии Пятой краснознаменной армии в количестве 10 семей по приезду в Хабаровск размещены в отремонтированном «Харбинском бараке» (бывшая казарма. - Прим.ред.) на Барабашевской улице (ныне Запарина). Помещение совершенно непригодно для жилья. Невозможная сырость от стен и от пола. Окна и двери не защищают от ветра. И вот последствия - от осложнений от кори умер ребенок трех лет, еще трое детей болеют. Если сейчас здесь жить невозможно, то что же будет зимой? Пробовали некоторые товарищи выбраться отсюда и даже находили свободные комнаты, но им не выдают ордеров, - говорится в коллективном обращении в начале июля 1924 года.
Подобных описаний сырых бараков, гнилых полов и дырявых крыш при отсутствии воды, электричества и всего остального, поступивших властям всего за месяц, можно привести множество.
К концу июля, когда переезд из Читы был полностью завершен, «Дальневосточный путь» в редакционной статье (то есть без подписи, что по тогдашним понятиям значило, что материал спущен сверху) разразился криком души под заголовком «Коммунальный кризис в Хабаровске».
- В ведении Горкомхоза имеется 485 жилых домов. Почти все, за редким исключением, к моменту муниципализации (этим словом тогда маскировали реквизицию и национализацию. - Прим.ред.) были в полуразрушенном состоянии и до сего времени нет возможности использовать их полностью. Почти все нижние этажи из-за порчи систем дренажа сырые и пустуют. Многие печи опасны в пожарном отношении. Железные крыши повсеместно пришли в негодность, они протекают, разрушая штукатурку, балки, стены. Точно указать сумму, потребную для ремонта коммунальных домов, не представляется возможным, так как для этого необходима большая техническая работа, а штат Горкомхоза этого не позволяет, - обреченно сообщала газета.
Единственный выход
В таких условиях единственным выходом было возведение нового жилья, а не «уплотнение», достройка и пристройка старого. Об этом начинают все чаще писать в прессе и говорить на совещаниях. И первой ласточкой здесь можно считать коммунальную гостиницу (по сути общежитие) № 5, которую смастерили на улице Гоголя, объединив и доведя до ума два долгостроя, которые стояли здесь лет 15. Работами занималась китайская артель, торжественное открытие состоялось 1 июня 1926 года. Сейчас это здание по адресу: улица Гоголя, 25.
В следующем, 1927 году, был построен первый жилой дом с нуля. Причем это был модный тогда жилищный кооперативный проект. Государство в те годы всеми силами призывало к кооперативному строительству, обещая дешевые ссуды, и «мамой клялось», что такое жилье уж точно никогда у владельцев не отберут.
Двухэтажный дом на Шеронова, 91 интересен тем, что он стал последним в городе, выполненным по традиционной хабаровской технологии - первый этаж из красного кирпича, второй из бруса, обложенного по фасаду кирпичом. Правда, все это по новой советской моде было сразу же оштукатурено.
- Известно, что этот дом строила китайская артель, что видно даже по характерному орнаменту на стенах - три стрелы, пущенные вниз из квадрата. Пайщиками были городские «шишки» средней руки. С точки зрения истории, в этом здании интересно разве что его полное изначальное название - «Жилтоварищество «Долой жилищный кризис», да то, что это первый многоквартирный жилой дом, построенный в Хабаровске при советской власти, - рассказал краевед Анатолий Жуков.
Но уже второй жилой дом, сданный годом позднее - четырехэтажка жилтоварищества «Тихоокеанская звезда» (так стала называться газета «Дальневосточный путь» с 1925 года), был возведен совершенно иначе - в модном стиле конструктивизма, с большими общественными пространствами для совместного быта и досуга при фактически коммунальных квартирах. Здесь впервые в городе использовали новейшую американскую технологию каркасного железобетона. Интересно, что внедрять ноу-хау, которое одновременно использовалось при строительстве Дальбанка (Муравьёва-Амурского, 21) приезжали три инженера из США - Грунт, Келли и Майерс. Причем первый, судя по всему, был русским эмигрантом.
Теперь конструктивистская красота этого офисного здания на Шевченко, 28 затерялась за деревьями, а тогда это была городская доминанта, диковинка, на которую приезжали посмотреть со всей округи.
Еще через год, в конце ноября 1929-го, был сдан первый МКД, построенный полностью за деньги бюджета государственным трестом для госслужащих, - «Жилой дом Крайсовнархоза» на Муравьёва-Амурского, 40.
После этого строительство встало уже на поток, но жилищный кризис все никак не кончался, а даже наоборот. Население Хабаровска упорно росло быстрее, чем количество квадратных метров жилья, вплоть до строительного бума 1960-х годов.
Дотянули
Напоследок, возвращаясь к реквизициям недвижимости, отметим, что новая их волна началась в 1929 году одновременно с коллективизацией, индустриализацией и общим закручиванием гаек. К 1931-му все более-менее большие дома у всех собственников уже окончательно забрали. Но были исключения. Последней, поставив рекорд, лишилась своего доходного дома Лидия Денисова, дочь известного хабаровского купца, проживавшая с семьей в двухэтажном особняке по адресу: Уссурийский бульвар, 29 до 1933 года. В итоге его конфисковали на основании того, что родственники владелицы служили в Гражданскую у белых, а саму ее выслали «за пределы Дальневосточного края».
Немногим меньше продержалась собственница другого двухэтажного особняка - но деревянного, на Фрунзе, 85 (снесен после пожара примерно десять лет назад, официально - разобран с условием восстановления на улице Истомина). Недвижимость у гражданки Ержениной, сдававшей ее в аренду различным учреждениям, была конфискована в 1932 году.
И вообще загадочная история приключилась с домом на Истомина, 7. В конце 1920-х его владелицу Екатерину Худякову выслали за пределы края, как «враждебный элемент», а здание было конфисковано, но каким-то образом оказалось в аренде у гражданки Милицы Долговой, вскоре выкупившей его у государства в собственность. Долгова владела им аж до 1936 года, когда была вынуждена продать его обратно государству, продолжив занимать часть комнат как нанимательница. Что это было и почему так вышло, науке неизвестно. Может, сыграл роль коррупционный фактор, может, общий бардак, а может, не такой уж большой, на грани допустимого для советского гражданина, размер дома. А может - все три фактора сразу.
Напомним, снесенный особняк в центре Хабаровска собираются строить заново. Проектом предусмотрено строительство на улице Истомина деревянного здания, которое ранее стояло на Фрунзе. Реализоваться он должен совместными усилиями бизнеса и мэрии Хабаровска.
Иван Васильев, новости Хабаровска на DVHAB.ru
Фото: краевой центр ОПИК