Очнувшись после беспокойного похода в алкогольный магазин Сагышев Адель обнаружил у себя в руках черный пакет, звенящий стеклянными бутылками. Он повесил пакет на руль велосипеда в прихожей и запер дверь.
В голове звенел голос кассирши: “Картой или наличкой?”. Кажется, что она как-то пошутила над его покупками, но Адель опустил на это взгляд к своим бутылкам на прилавке и проигнорировал снисходительную реплику. Сзади своей очереди ждали люди. С пакетами вина, чипсов, водки, баклашками пива “Белый медведь”. Адель замешкался в поисках кошелька — сзади прозвучал раздражительный вздох. Тревога мешала подобрать хлесткий ответ кассирше, руки не могли нащупать нужный карман. Теперь остается разыгрывать ситуацию в голове и выдумывать, как ловко можно было бы выбраться из столь неловкой ситуации. Полки от потолка до пола набитые алкоголем, несколько холодильников, брендированных газировкой “pepsi”, высотой примерно по пояс мужчине среднего роста кубические прилавки, полные стеклянных бутылок с пивом, пара таких же прилавков с игристыми винами. С каждым годом коридоры становились меньше, а прилавки все больше. Чем больше прилавков, тем больше продажи? Или с каждым годом жители все больше пьют? Что первично прилавок или пьяница? Если уменьшить прилавки, то будут меньше пить? Это ослабит экономику страны? Если будет сделан неосторожный поворот, то бутылки полетят на пол, а кассирша медленно будет раскрывать глаза в страхе за свою стремительно угасающую зарплату. Кому-то придется за это платить. Адель отвлекся от этих мыслей только на самый конец фразы кассирши. Очутившись достающим наличку из кармана, зажатым между всеми этими бутылками, нетерпеливыми людьми в очереди. После оплаты кассирша автоматически сказала что-то прописанное в сценарии общения с покупателем. Адель никак не мог вспомнить что же она сказала по поводу его алкогольного набора. Наступающая паника от близости к хрупким прилавкам с пивом, за которое он не сможет расплатиться примерно никогда, требовала держать каждую мышцу под контролем. Внимание было сконцентрировано на “ять лишьбы не разбить лишьбы не разбить лишьбы не разбить”.
Еще один прекрасный пятничный вечер объявляется открытым! Несмотря на то, что Адель уже не имел работы несколько месяцев, это не мешало раз в неделю устроить себе алкогольный отдых. Даже не спрашивайте откуда деньги — иногда деньги на алкоголь сами собой появлялись странным мистическим образом после посещения родственников. Планы на вечер были такие:
- Слушать музыку
- Настроить освещение — выключить лампочку, свисающую на веревочке с потолка. Включить несколько точечных источников света, включить разноцветную лампу — будет крутиться, вертеться
- Открыть форточку на кухне, подготовить пепельницу, сигареты, зажигалку для первозданного кухонного кайфа
- Найти подходящий альбом, который будет реветь перед диваном в две напольные колонки высотой в полтора метра в центре комнаты
- Поставить весь алкоголь рядом со столом (слева от колонок), чтобы не пришлось далеко тянуться
- Накормить кота и сесть за монитор
- Сидеть в интернете
- Пить
- Иногда курить
- Слушать музыку
Пять бутылок пива по ноль пять — два с половиной литра. Это не очень много, но и не так уж мало. Некоторым хватает и одной открытой бутылки, чтобы попасть в неприятности.
Нет смысла погружаться в подробности просмотра интернета, периодических походов в туалет. Мы все бывало проводили так дни. Если нет, то следует обязательно попробовать!
Прошло примерно 4 часа. Уже наступила ночь.
Туалет совмещенный с ванной. Узкое по ширине зеркало в ванной покосилось на одно крепление вниз и теперь пересекает плитку по диагонали. Если зритель не согнет ноги в коленях, то он увидит в отражении только края темных вьющихся волос свисающих до плеч. Парень неопределенного возраста умыл красное от алкоголя лицо и прикидывал хорошо ли он сейчас выглядит. В случае отрицательного ответа ничего не поделать. Остается выделить часть оставшихся после пьянства сил на смирение с сегодняшним исключительным уродством. Но только сегодня, в остальное время внешность нормальная, ничего особенного, чем стоило бы гордиться, или чего-то стесняться.
Черты узкого лица несколько бугристые, но при этом мясистые. Как будто когда-то все лицо было искусано пчелами, но не везде сошла болезненная припухлость от воздействия пчелиного яда. Кожа на высоком лбу выдает курильщика со стажем. Выражение лица тщательно скрывает безразличие, но глаза выдают глубокое отчаяние их владельца. Так как лицевые мышцы не могут до конца справиться с работой по сокрытию внутренних переживаний, то в виде реакции в глазах возникает безумный блик, блуждающий в зрачках из стороны в сторону. Пляшущему безумию не скрыться из этих унылых зрачков куда-то в глубину души. Глаза прячут слишком много всего невысказанного потрескавшимися губами. Огонек в глазах всего лишь поплавок на поверхности не залеченных травм и тоскливых воспоминаний, сломанных надежд и несбыточных желаний. Сам Адель под стать этому огоньку — прямой, как самая дешевая заженная свеча, скованный в своем существовании — один случайный взмах руки и огонь потухнет. Расплавленная капля парафина упадет на ворс ковра и оставит след. Это не Довлатова царапинка на земном шаре, но все же кое-что. На мгновение после взмаха останется лишь бледная искра и тело навсегда застынет как парафиновые свечи на родительских антресолях. Возможно из-за этого взгляда парнишку иногда называли «странным». Впрочем, сейчас белки немного налились кровью и выглядят совместно с красной кожей весьма типично для ночной пятницы в России.
Адель стоял и вспоминал о том, как бросил университет. Череду бессмысленных низкооплачиваемых работ. Парочку бессмысленных высокооплачиваемых. Свое давнее увлечение космосом, физикой, непопулярными в наши безумные двадцатые годы фильмы. Философия — куда ж без нее. Адель ухмыльнулся от мысли создать философскую школу для детей. Погрустнел от мысли создать бизнес по дешевым медицинским процедурам для зарубежных граждан. Припомнил все прочие увлечения: пленочная фотография, старые сетевые протоколы, ascii-art, коллекцию винила, чья массивность продавливает полки старого деревянного стеллажа. Непроизвольно вырвался смешок и в отражении на миг возникло счастливое выражение лица. Его не часто видел он сам, намного реже видели его другие люди. Родители наверное почти что никогда, если не осталось оно где-то в фотографиях на память.
Перед глазами всплыла кинолента “Сатанинское танго”. Вот на что похожа его существование. Как будто раньше он был вором во Франции середины XX века. И занесло его в ювелирную лавку, где умудрился он найти и заглядеться в лунном свете на бриллианты. В одном из камешков он женат на девушке мечты, в другом он музыкант, а в третьем писатель, бизнесмен или философ. Прикладывается к лупе найденной на полке и смотрит как искрятся кадры его выдуманной жизни. Но вдруг нагрянула полиция — уж громко стекла были выбиты. В пылу сражения была побита мебель, еще стекло с прилавков, оборудование, убит хозяин, его молоденькая дочь, которая влюбленная была в такого бунтаря. Уцелел лишь старый патефон. Спустя пятнадцать лет он вышел и пришел к заброшенной и старой лавке. Под казенной тюремной обувью хрустит битое стекло. Запущен патефон и лишь одна пластинка с аргентинским танго ревет в заброшенном холодном помещении, который мог бы зваться домом. Но пуст теперь. Желание быстро заработать крупных денег без труда триумф и танго сатаны. Ему теперь лишь танцевать в осколках жизни не прожитой никем, оставшейся в разбитых мутных стеклах под ногами. Танцуй воришка! Под страстные мотивы ручной гармоники и скрипки, смотри не навернись, танцуя с сатаной! Придуманный сюжет не связан с фильмом, вот так блуждая в мыслях порой идеи и мелькали. Адель тут вспомнил, как с девушкой смотрел “Sátántangó”. Кстати, как она там? Ждет его?
“На велосипеде в снегопад” звучит особенно легко, когда в крови спирт после шести бутылок пива по ноль пять. Да, было время сходить еще за парой бутылей в соседний магазин. Адель берет свой черный велосипед, поднимает над головой и вытаскивает на лестничную клетку. Из коридора через открытую дверь выпрыгнул серый кот и уставился на улицу через подъездное окошко. Прямоугольное под потолком шириной в пару ладоней — скорее не окошко, а триплекс в танке — для просмотра экипажем во внешнее пространство. Летящий на ветру снег хорошо отражает ржавый свет уличных ламп — от этого прекрасно видно острые корявые ветви потустороннего черного цвета. Парень не позволил коту долго любоваться новым для него пейзажем из подъезда и положил того обратно, закрыв входную дверь. Окна квартиры плотно зашторены, местами заклеены, чтобы не видеть солнца, луны, бетонных коробок — близнецов жилища велосипедиста.
Парень взял свой транспорт за раму под правую руку и пошел вниз по лестнице. При повороте с лестничного пролета на следующий лестничный пролет любое колесо норовило повернуть влево или вправо. Колесо передавало по перилам громким стуком каждое поражение перед силой тяжести. ДОООМММммм..! Эхо от ударов уходило вниз и утопало в шуме снежного бурана. Перед выходом на улицу подъезд отправил последний крик велосипеда вверх к соседям, и бетонный коридор затих. Колеса заскрипели в снежной колее под гул порыва ветра, но это уже никто не услышит. Да и прочий шум тоже не был расслышан. В таком подъезде все живут почти инкогнито, по привычке фильтруя подъездный шум. Частная жизнь горожанина не распространяется на чье-то желание разбираться что там на бетонной площадке. Избирательная глухота к другому проникла слишком глубоко — все это от усталости “не той” жизни в “не том” месте с “не теми” людьми. Адель, как и другие стал заложником отдыха от усталой несчастливой жизни перед экраном компьютера, бумагой книг и немного пробудного пьянства.
Парень огляделся, знакомых не увидел, незнакомых лиц в такое время тоже обычно не бывает. Надавил на педали и покатил, что есть сил. Ветер царапает лицо, глаза сощурены, чтоб не было совсем уж больно. Сама фигура с каждым нажимом на педаль покачивается в стороны налево и направо. Пока черный велосипед рассекает колею автопокрышек, то по заснеженному тротуару пробирается куда-то, можно задуматься — куда же движется этот охмелевший от спирта парнишка? Куда и зачем он уже не в первый раз в таком состоянии стремится? Что в жизни человека может быть настолько важно, что он поедет пьяным на велосипеде в снегопад? Конечно же любовь! Та самая любовь, что была выдумана им и хорошо раскручена спиртами. Невмоготу терпеть ему ее саму и тяжесть расстояния к объекту чувств. Давит на сердце и тащит куда-то вниз, уводит к самым пяткам и давит на педали. А может быть желание перестать быть одиноким, желание найти в девчонке мать и присобачить отгрызанную пуповину обратно к животу. Завыть ребенком в ее крепких объятиях. Прожить всю жизнь в ее любви женщины к дитяти. Так много участи упало на подобных женщин, чуть ли не кормящих сиськами своих безропотных мужей, смиренно принимающих горстями унижения от начальства. Не могущих и не желающих пытаться жить эту несчастную, безрадостную жизнь. Ишачит на заводе, упав в диван, ждет ложечку за маму и ложечку за папу. И так по кругу — нет интересов, нет денег, нет любви, Ну, кроме женщины — матери его детей, держащей сиську с ложкой по рукам. Даже не ясно иногда, вот это вот оно любовь или привычка. Но все это совсем не про Аделя, не смог он стать таким, наверное не сможет. Кто знает изначальное желание любить и быть любимым, кто знает изначальное желание не чувствовать себя одним вовек во всем несправедливом мире, тот может лишь сказать о нем другим. Только в своих первопричинах не сможет разобраться никогда.
Уже который раз снегом ветер царапает лицо и глаза сощурены, чтоб не было совсем уж больно. Раньше в таких поездках парень надевал сноубордические очки, но пару недель назад они были утеряны, когда возвращаясь домой он несколько раз упал с велосипеда в грязь. Любовь она такая. От потери самообладания до потери равновесия несколько бутылок.
Который раз велосипедист несется к своей любви, и вот доехал. После такой нагрузки сквозь алкогольную нечувствительность немного подступала мышечная боль, но все еще не способная отрезвить такого человека. Любовь к фантазии о романтическом моменте сильней туманят заболевшее сознание. Обращать внимание на физическую боль в такие моменты не является каноном романтических историй. Превозмогание на пути к любви — классический путь для классического героя. И вот же! Он здесь, наш герой! Терпит эту боль, как обманутый Геракл держит небо на плечах! Вот только домофон подпортил планы — двери закрыты. Первое препятствие.
Адель ехал без перчаток. Обветренная кожа на руках после поездки раскраснелась. Она не первая — это видно по бороздам, из которых можно при определенном освещении увидеть капли крови в кожаных трещинах сухих рук. Пальцы ощутили прохладу кнопок домофона, и номер был введен. Зазвучала мелодия домофона — вот-вот она кончится и знакомый сонный голос ответит по ту сторону милым “кто там?”, как бы вытирая кулачками глаза после сна. Но ответа не последовало. На первый звонок, на второй звонок, на третий тоже ничего. Адель начал волноваться, не случилось ли чего серьезного с его большой любовью? Он отъехал на почтительное расстояние, чтобы понять, как там его принцесса поживает на вершине 9 этажа панельного дома — есть ли свет в ее оконце, теплится ли там еще его любовь? Окна темны — нет ни одного зажженного огня — все спят или мертвы, или не то и не другое, что может быть намного хуже.
Адель вернулся ко входной двери в подъезд и попытал удачи на клавишах домофона — любовь опять молчит, лишь мелодия гудка напыщенно и радостно визжит сквозь шелест снежного песка. Велосипед лежал припорошенный снегом. Адель начал звонить в соседние квартиры и стал выдумывать причины:
“— Я ваш сосед! Откройте!” — наглая ложь!
“— Это я” — как бы имея в виду кого-то кто должен был вернуться.
“— Забыл ключ от домофона, откройте, пожалуйста” — жалостливая версия наглой лжи.
“— Ключ от домофона размагнитился, впустите!” — вопиющая ложь, но слишком длинная и непонятная.
Пока гудел домофон, Адель занялся попытками открыть магнитный замок “своими силами”. Сильно тянул, тянул упершись ногой в дверной проем. Никак не поддавалась, дверь. В этот раз физическая сила не справилась с физикой магнитного замка.
Сквозь завывания ветра Адель услышал веселую мелодию, как будто рядом неожиданно начался цирковой парад. Вот-вот из-за угла выйдет конферансье с цилиндром, тростью и улыбкой до ушей. Звук шел от домофона соседнего подъезда. Звенел и приглашал войти. Но домофон не знал, что в том подъезде принцессы не живут. Туда не нужно никому и зря трезвонит свой динамик. А может то был крик о помощи, заглючил механизм на холоде и не желает больше охранять, а только приглашать гостей для вечеринки, раз музыка уже играет.
Нет, мысли о звонке в домофон в три ночи как-то не беспокоили Аделя. Ведь святость чувств ведут его к своей судьбе и как в романтической комедии соседи не станут на пути к чьему-то счастью. Побрюзжат в трубку, потом лягут с улыбкой на устах, что у кого-то произошло оно. Примерно так об этом размышлял Адель. Какой-то сосед ответил на звонок и даже не спросил, а сразу вжал на кнопку и дверь с веселой музыкой открылась. Врать не пришлось. Адель прижал дверь к стене, чтоб не закрылась и придерживая правой ногой потянулся руками за велосипедом и дотянулся, разрушив небольшой сугроб над ним.
Как повезло, что грузовой лифт здесь есть и парень легко затаскивает в него свой черный велосипед без необходимости терпеть физические муки веса велосипеда в руках на пути к последнему 9 этажу. Да можно было бы замком связать велосипед с перилами, но вышло так, что у Аделя нет велосипедного замка — уже давно. Нет денег или нет желания использовать неясно.
Под тусклым зеленоватым светом в зеркале лифта парень выглядит несколько более жалко, чем в своей полуразрушенной ванне. Осунувшийся, с блуждающими пьяными глазами и утомленным выражением лица. И он собрался встретить здесь свою любовь? Показать себя в лучшем свете, который раз! Отпрыск панельного района пришел к своей принцессе в башне. Гнедой конь под рукой, седло облезшее и стертые покрышки.
Парень вышел на нужном этаже, прислонил велосипед к перилам, сел на лесенку, скрестив руки замком и облокотился на зелено-голубую стену. Так посидел пару минут, напитываясь смелости. Немного пожалел о позабытых дома сигаретах и наконец-то тихонько застучал по металлической двери. Всего-то второе препятствие — дверь в тамбур. Звонка к нужной квартире не было. Никто на стук не отвечал. Затем парень добавил сил, затем еще, еще. В ответ лишь эхо подъезда и мерный гул подъездной лампы. Где-то вдалеке что-то громко хлопнуло. Парень еще немного посидел и повторил подход со стуком по двери. В ответ молчание и тишина. Ни из одной двери никто не вышел. Самый одинокий человек в подъезде не сумел своим стуком разбудить даже ненужных ему соседей. Безразличный металлический стук рассекал бетонное пространство и затихал где-то в кишках первого этажа. Никто не ждал гостя.
И вот оно третье препятствие — отсутствие любви как факт. Может она была когда-то и к нему, но и сегодня не взошла она. Он понял это, когда на его сообщения в интернете ему не отвечали, хотя читали, он уверен. Что с ней не так? Ну, разве ей не хочется любви? Милейших поцелуев и объятий, а утреннего кофе? Он в нем хорош, а завтраки какие он готов ей делать! Адель не хочет понимать, не может понимать что в три часа его не ждут, не в этом опьяневшем состоянии с растертыми зимой руками в кровь. Не с перегаром наперевес в ночном подъезде. Уже не в первый раз его никто не ждал. Вот только стоит выпить и снова парень взбирается на велосипед и едет туда, где его видеть не хотят. Его явление в ночи наводит страх и ужас, сожаление о прошлом и надежды, что эти заезды прекратятся. В костяшках пальцев появилась боль, затем небольшие кусочки серой краски и наконец красные пятна, граничащие с кровью. На стук ответа не было. Хотя на двери тамбура определенно остался след — пятна без краски и брызги крови. Велосипедист был одинок. Он посидел еще немного, сложив руки на замок и покинул место стука. Он вернется в другой пьяный вечер. На улице стужа продолжала завывать и ныть о не разделенных чувствах. Отделенных от него и похороненных поглубже в сожаления. Но таковы страдания влюбленных и этого не зимующего велосипедиста. Оказавшегося столь трепетным и нежным этим поздним вечером или ранним утром, что преодолел любую лень и пьянь. Да, может он преодолеть любое расстояние! Но неподвластно расстояние к своей возлюбленной и никогда нигде не перестанет быть он чуть менее один в своем или чужом подъезде.