1445 г. являлся поворотным моментом в русско-ордынских отношениях: в результате поражения московских войск в войне с Ордой Улуг-Мухаммада и пленения великого князя Василия II происходит переориентация вассального подчинения московского великого княжества и зависимых от него земель. Традиционного сюзерена – хана Большой Орды – сменил хан вновь образованного Казанского ханства.
Трактовка некоторыми учеными основания Касимовского царства, ставшего следствием договора 1445 г. и “испомещения” на территории Руси под давлением Казани татарских царевичей, опровергается событийным рядом (служба царевичей Василию II во время набега казанцев в 1448 г., а также сам факт службы царей Касимовского ханства Москве, а не Казани). Этим подтверждается мнение В. В. Вельяминова-Зернова о том, что причина образования ханства связана с необходимостью обороны границ Московского великого княжества от набегов ордынцев. Кроме того, данными летописей подтверждается известие из “Казанского летописца” о перевороте в Казани (свержение хана Улуг-Мухаммада царевичем Махмудеком), опровергаемое некоторыми учеными. Это приход царевичей Касима и Якуба “из Черкас” к Василию Темному в 1446 г. (что уже указывалось в литературе), решающим же аргументом является задержание (в ряде летописей – и убийство) в Муроме ханского посла Бегича (осень 1445 г.).
В 1447–1448 гг. происходит утверждение системы вассальной зависимости Москвы от Казани, а также непризнание Москвой прав сюзеренитета двух других претендентов на правопреемность, появившихся после распада Золотой Орды – Сеид-Ахмада и Кичи-Мухаммада. С тезисом о существовании “двойного” подчинения Северо-Восточной Руси Казанскому ханству и Большой Орде, высказанным некоторыми учеными (М. Г. Худяков, В. Д. Назаров), трудно согласиться. Доминирование Орды Сеид-Ахмада в степи от Днепра до Волги ставит под сомнение выплату дани Кичи-Мухаммаду. Маловероятна и сама возможность “двойного” ига, тем более что существующие прецеденты (например, попытка признания Москвой в 60-е гг. XIV в. власти сразу двух соперничающих ханов) приводили к конфликту с обоими сюзеренами.
В 1461 г. наблюдается ослабление системы вассального подчинения. Происходит вооруженное противостояние Москвы и Казани (вероятно, вследствие попытки покорения Вятки в 1459 г., изгнания суздальских князей и, возможно, нерегулярности выплаты дани в Казань). Тем не менее, нет оснований для утверждения, что вассалитет по отношению к Казани был полностью ликвидирован.
В 1467–1469 гг. разворачивается война Московского княжества с Казанским ханством. Происходит утверждение политической независимости Московской Руси, что, вероятно, было юридически закреплено в мирном договоре 1469 г. (Сам текст не сохранился, но обстоятельства, в которых договор был заключен, дают право выдвинуть версию о прекращении даже формальной зависимости Москвы от Казани). Летописное выражение “добил челом” по отношению к казанскому хану Ибрагиму, осажденному в Казани московской ратью, дает основание отвергнуть мнение М. Г. Худякова, А. Х. Халикова и некоторых других ученых о прекращении зависимости Москвы от Казанского ханства в 1487 г.
Набеги и походы войск Большой Орды, очевидно, следует считать попытками нового подчинения Северо-Восточной Руси, успешно отраженными Москвой. В контексте этой трактовки поход 1480 г. – событие из ряда подобных (1465, 1472), отличающееся масштабностью, но не являющееся в свете вышесказанного свержением ордынского ига – ни в фактическом, ни в формальном смысле, как это обычно утверждается в историографии.
Статья опубликована в сборнике:
Дягилев А. С. Русско-казанские отношения XV в.: к вопросу о свержении ордынского ига на Руси // Орел шестого легиона : Вып. 2 : Тезисы докладов научно-практической конференции студентов и молодых учёных, 11 мая 2000 г. / УрГУ им. А. М. Горького; отв. ред. Ю. А. Русина. – Екатеринбург, 2000. – С. 8–9.
Сборник в фондах Российской государственной библиотеки (РГБ): https://search.rsl.ru/ru/record/01000731451
Сборник в Государственной публичной исторической библиотеке России: https://unis.shpl.ru/Pages/Search/BookInfo.aspx?Id=228864
Описание и полный текст сборника в электронной библиотеке УрФУ: https://elar.urfu.ru/handle/10995/46199 https://elar.urfu.ru/bitstream/10995/46199/1/Orel_6_2.pdf
Сборник в электронной библиотеке научных публикаций eLIBRARY.RU, интегрированной с Российским индексом научного цитирования (РИНЦ): https://www.elibrary.ru/item.asp?id=28930879
КОММЕНТАРИИ К ТЕКСТУ СТАТЬИ, сделанные мной в 2006-2007 гг. при подготовке к интернет-публикации для сайта http://djagileff.narod.ru/ :
Светлой памяти Анатолия Тимофеевича Шашкова (1953-2007)
Это моя первая печатная работа вообще и по проблематике русско-постзолотоордынских взаимоотношений – в частности. Данная статья (тезисы доклада) была написана в декабре 1999 г., опубликована в мае 2000 г., после проведения научно-практической конференции студентов и молодых ученых на историческом факультете УрГУ им. А. М. Горького. Основанием работы послужили полуторагодичные изыскания – курсовая работа за третий год обучения, накопление и обобщение материала в 1 семестре 4 курса. Огромную помощь в работе над статьей мне оказал мой научный руководитель – Анатолий Тимофеевич Шашков, который помог систематизировать и стилистически выправить тот ворох амбициозных заявлений, чем, по сути, являлись мои тезисы. Благодаря такой поддержке, спустя годы после написания своей первой (пусть небольшой, без должного научно-справочного аппарата) работы я могу твердо сказать: первый блин не вышел комом.
Всё же считаю необходимым привести несколько важных пояснений, дабы смысл тезисов был более понятен как специалистам, так и простому читателю – любителю отечественной истории.
1. …происходит переориентация вассального подчинения московского великого княжества и зависимых от него земель. Традиционного сюзерена – хана Большой Орды – сменил хан вновь образованного Казанского ханства… – Имеется в виду то обстоятельство, что ордынские ханы – сюзерены московских и прочих русских князей – имели ставки, как правило, на юге – в Нижнем Поволжье (Сарай), в Северном Причерноморье, Крыму, на Северном Кавказе (всё это основное ядро, пользуясь терминологией “Казанской истории” XVI в. – “Большой Орды Золотой”). После окончательного распада Золотой Орды в 20-х – 30-х гг. XV в. из среды Джучидов выдвинулось несколько претендентов на сюзеренитет над русскими князьями (соответственно, на верховенство над “Русским улусом” и получение с него дани), создавших свои относительно стабильные государственные образования вблизи от русских границ: это Саид-Ахмад, Кучук(Кичи)-Мухаммад и давнишний, еще времён Витовта и известной тяжбы о великом княжении 1431-32 гг. сюзерен Василия II – изгнанный из степей Северного Причерноморья – хан Улуг-Мухаммад. Войскам последнего (обосновавшегося с конца 30-х гг. XV в. Среднем Поволжье, на восточных границах русских земель) удалось в 1445 г. нанести поражение москвичам и взять в плен самого великого князя Московского. Соответственно, отпуская Василия II на Русь, Улуг-Мухаммад и, надо полагать, его сын Махмудек (Мамотяк), закрепляли за собой верховную власть над Владимиро-Московским великим княжеством (в ущерб интересам остальных претендентов, – владевшего Северным Причерноморьем Саид-Ахмада и господствовавшего в прикаспийском Заволжье Кучук-Мухаммада).
Формально Улуг-Мухаммад добился подтверждения своих сюзеренных прав, которыми он уже владел раньше – в 20-х – начале 30-х гг. XV в., однако фактически и географически произошла “переориентация” вассально-сюзеренных связей: в его руках была лишь часть Среднего Поволжья, ядром государства станет Казанский юрт, владетели которого, насколько нам известно, ранее не были сюзеренами русских князей, а сами были в непосредственной зависимости от золотоордынских ханов. В этом смысле, как сказано в статье, «1445 г. являлся поворотным моментом в русско-ордынских отношениях». При всём этом Улуг-Мухаммад стремился стать не просто казанским царевичем или булгарским князем, а явно желал сохранить золотоордынскую преемственность, о чем столь поэтично говорится в “Казанской истории” XVI в.
Проще говоря, если привести аналогию с недавним прошлым, подобная ситуация могла бы сложиться в начале 90-х гг. прошлого века, если бы М. С. Горбачёв сохранил свою власть на части территории бывшего СССР – например, в Белоруссии, но являлся бы при этом не главой БССР, а по-прежнему Президентом СССР. События 1445 г. в отношениях между Московской Русью и Ордой Улуг-Мухаммада в этом случае будут идентичны тому, если бы такому «Советскому Союзу» удалось восстановить свое господство в Восточной Европе (впрочем, в самой истории русско-ордынских взаимоотношений уже бывали подобные случаи: в 60-х – 80-х гг. XIII в. верховных сюзеренов Великой Монголии «сменяют» теперь уже независимые Джучиды; в конце того же века часть русских князей, в том числе Северо-Восточной Руси, ориентируется не на владевших Сараем и Нижним Поволжьем Джучидов, а на обособившегося Ногая, ядром владений которого были степи от устья Дуная до Днепра).
2. …основания Касимовского царства, ставшего следствием договора 1445 г. и “испомещения” на территории Руси под давлением Казани татарских царевичей, опровергается событийным рядом (служба царевичей Василию II во время набега казанцев в 1448 г., а также сам факт службы царей Касимовского ханства Москве, а не Казани)… – Какие именно давал в кормление татарам русские города Василий Васильевич осенью и зимой 1445/46 гг., – по летописям точно установить не удается; вряд ли царевичи – сыновья самого хана – польстились бы в тот момент, когда они являлись победителями, захолустным, запустевшим пограничным городком. Другое дело, – получить его во владение за службу, в совсем иных политических условиях, при полном соблюдении престижа Джучида (касимовские царевичи уже тогда стали получать жалованье в виде “выхода”, причем не только от московских, но и от рязанских великих князей).
Мы считаем, что появление Касимовского царства, как одно из условий договора с Улуг-Мухаммадом в 1445 г., маловероятно:
а) слишком близко расположенное к Казанскому ханству, оно должно было бы ориентироваться в таком случае на Казань, а не Москву;
б) царевичи пришли в 1446 г. на службу к Василию Тёмному “из Черкас”, то есть с Северного Кавказа, куда они, вероятно, бежали после захвата власти в Казани Махмудеком, а не из Касимова – Городца Мещерского на Оке (где они вполне могли бы отсидеться в случае конфликта со своим старшим братом);
в) версия о том, будто бы царевичи прибыли к сторонникам Василия с ведома Махмудека и чуть ли не являлись прямой помощью последнего свергнутому вассалу, несостоятельна уже потому, что в противном случае излишней становится мотивация прихода царевичей, изложенная в летописях как их отклик на ранее оказанное «добро» великого князя. В этом смысле мной отмечено в статье: «…данными летописей подтверждается известие из “Казанского летописца” о перевороте в Казани (свержение хана Улуг-Мухаммада царевичем Махмудеком), опровергаемое некоторыми учеными. Это приход царевичей Касима и Якуба “из Черкас” к Василию Темному в 1446 г. (что уже указывалось в литературе)…». Сюда же относится упомянутый в тексте нашей статьи конфликт начала 1448 г., который при развитии неизбежно привёл бы к столкновению Махмуда с великокняжескими войсками, в состав которых входили отряды татар под предводительством Касима и Якуба.
3. … решающим же аргументом является задержание (в ряде летописей – и убийство) в Муроме ханского посла Бегича (осень 1445 г.)… – Столь непочтительное обращение с ханским послом (наряду с отсутствием прямого упоминания о данном событии в Послании духовных иерархов Шемяке в декабре 1447 г.) даже вызвало сомнения у некоторых историков в достоверности сообщения. Однако известие это содержится в нескольких, достаточно ранних летописях (см. реконструкцию времени написания летописных текстов XV в. Я. С. Лурье), не очевидны и основания для его вымысла и фальсификации, хотя само событие и не имеет в летописи внятного объяснения (за исключением важности недопущения переговоров Шемяки с ханом) и описания последствий. Определённые сомнения могут возникнуть относительно известия, будто бы посольство везло с собой предложение Шемяки об убийстве великого князя (что явно позднейший домысел, тенденция к демонизации потерпевшего поражение в междоусобной войне князя).
Вероятно, что заточение посла хана (или будто бы даже его тайное убийство, если верить относительно позднему рассказу Ермолинской летописи), плывшего вниз по Оке и схваченного в Муроме после визита к Шемяке, не повлекло каких-то значительных последствий по причине скорого переворота в Казани (именно в этом смысле мной показана в статье вероятная связь между двумя этими событиями). Вряд ли Махмудека могла так сильно волновать судьба посла свергнутого им отца. Гораздо важнее – подтверждение Василием своих вассальных обязательств. В противном случае (точное время смерти Улуг-Мухаммада нам не известно), заточение Бегича (или Бигича) могло оставаться тайной продолжительное время, а в условиях быстроменяющейся политической ситуации (свержение самого Василия в 1446 г. и т. п.) острота вопроса могла потерять свою актуальность. Посла могли задарить и выпустить, в случае его смерти – откупиться от его родственников и т. д.
Другое дело, что как сам факт задержки посла хана, так и факт убийства Махмудеком отца до сих пор вызывают определённые и справедливые сомнения в научной литературе, – главным образом, в виду проблемы их подтверждения другими источниками (сообщение о первом содержит лишь великокняжеское летописание, начиная со второй половины XV в.; о втором – «Казанская история» 60-х гг. XVI в., хранящая в основном легендарные сведения, предания казанского двора). Считаю, что следует придерживаться «золотой середины»: ведь, по большому счёту, нет и сведений, прямо опровергающих данные известия. По моему мнению, следует избегать крайностей: сомнительно, что дошло до преднамеренного убийства ханского посла (тем более, как отмечено выше – это «позднее», а потому, скорее всего, менее достоверное сообщение), как и не совсем ещё можно принять версию убийства Улуг-Мухаммада сыном, хотя сам факт переворота в пользу Махмудека (допустим, после смерти отца, под знаком вопроса о её причине) – не вызывает сомнений уже потому, что бегство Касима и Якуба в «Черкасы», то есть Северный Кавказ, вполне очевидно (о вражде потомков Улуг-Мухаммада в данном регионе упоминает венецианец И. Барбаро).
4. …В 1447–1448 гг. происходит утверждение системы вассальной зависимости Москвы от Казани, а также непризнание Москвой прав сюзеренитета двух других претендентов на правопреемность [точнее, правопреемство – примеч. авт.], появившихся после распада Золотой Орды – Сеид-Ахмада и Кичи-Мухаммада… – В указанные годы произошел новый виток противостояния Василия Темного и Дмитрия Шемяки. Война между ними переходит в решающую стадию: оба заняты поиском сильных союзников. Московская Русь и зависимые от нее земли фактически раскалываются надвое, – так через несколько лет Англия будет разделена на сторонников династий Йорков и Ланкастеров. Роль в затяжном конфликте казанского хана Махмудека сложно оценить, пользуясь летописным материалом. Известно лишь о набеге его войск в начале 1448 г. на окрестности Мурома и Владимира (в последний с войсками и московскими воеводами для отражения казанцев был отправлен и малолетний Иван Васильевич). Причем нет сведений, как о причинах, так и о последствиях этого набега. Свет на ситуацию во взаимоотношениях великих князей В. В. Тёмного и Д. Ю. Шемяки с казанским ханом проливает такой источник, как упомянутое нами “Послание иерархов русского духовенства (Малого собора РПЦ) князю Дмитрию Юрьевичу” (декабрь 1447 г.), содержащее разного рода увещевания в связи с разжиганием междоусобицы галицким князем. В частности, упомянут факт заточения в Казани посланника великого князя Василия к Махмудеку, в чем иерархи видели происки и наущения Шемяки; рассказывается и об отказе последнего нести общерусские расходы на “проторы” (проезд и содержание) послов хана Саид-Ахмада, владевшего в эти годы степями Северного Причерноморья.
В результате сопоставления современных (1447–1448 гг.) и последующих событий (конца 40-х – 50-х г. XV в.) с данными указанного источника мы пришли к выводу, что правительство Василия Тёмного находилось в тот момент перед выбором сюзерена (шел обмен посольствами и с Саид-Ахмадом, и с Казанью) и, очевидно, сделало таковой в пользу Махмудека. Отсюда и неясные по летописям последствия набега казанцев зимой 1448 г. (видимо, Махмудек ограничился кратковременным грабежом, демонстрацией силы, – до столкновения с московскими войсками дело не дошло), и затишье на московско-казанской границе вплоть до 1461 г. (на данное обстоятельство указывал еще К. В. Базилевич в монографии, опубликованной в 1952 г.). Вассальными обязательствами перед правителем Казани и регулярной данью Василий Темный решал проблему получения казанского нейтралитета в условиях войны с Шемякой. С другой стороны, ему пришлось жертвовать спокойствием южных границ: Саид-Ахмад вовсе не собирался отказываться от своих прав на сюзеренитет и “царев выход” (а это тысячи рублей серебром – огромная по тем временам сумма).
О каком-либо дроблении “выхода” между претендентами на верховенство над “Русским улусом”, на возможность которого указывает ряд ученых (например, В. Д. Назаров по отношению к периоду 1437–1467/69, А. А. Горский – 1437–1447/49 гг.), можно было бы говорить, если бы существовали некие многосторонние договоренности между Москвой и Ордами. Ни о чём подобном источники не говорят. В реальности любые деньги, заплаченные в качестве дани одному из Джучидов, могли быть потребованы в полном объёме другим претендентом на сюзеренитет. Мало того, сравнивая с прецедентами более раннего времени (о чем говорится и в рассматриваемой статье), любые даннические отношения вассала к третьим лицам – соперникам сюзерена – были бы истолкованы последним как измена и растрата денег, которые тот мог бы получить и сам. Так я пришёл к выводу, что ханы Саид-Ахмад и Кучук-Мухаммад (последний в рассматриваемый период прочно обосновался в Заволжье и, полагаем, не имел прямых, безопасных путей сообщения с Русью, поэтому не мог реально угрожать ей набегами, как и вообще влиять на ход междоусобной войны Василия II и Шемяки) в конце 40-х гг. были лишены возможности получения русской дани.
При написании статьи в 1999 г. я ещё не до конца решил для себя вопрос о хронологии даннических отношений Москвы с Ордами вышеназванных ханов. На третьем курсе, работая над курсовой и только начиная вникать в разнообразие и сложность поднятой темы, по крупицам собирая материал источников, поначалу я сомневался в самом факте платежа «выхода» в конце 30-х – начале 40-х гг., в виду сложной обстановки на южных границах Московской Руси. Расходы на «проторы» послам от ханов Саид-Ахмада и Кучук-Мухаммада мной вполне допускались. Однако изучение такого источника, как договор между Василием II и Дмитрием Шемякой 1442 г., отвергло всякие сомнения: платежи «выхода» действительно были. Вопрос состоял в том, осуществлялись ли они одновременно обоим ханам, что, на первый взгляд, следовало из текста договора об отправке к ним киличеев. В статье мной были приведены лишь общетеоретические размышления по вопросу самой возможности «многоадресности» платежа дани на протяжении, по меньшей мере, ряда лет, и наличия одновременно нескольких сюзеренов (то есть, мог ли московский великий князь продолжительное время быть своего рода «слугой двух господ»).
Позже, в других своих работах (также представленных мной на персональной странице в сети Интернет) я развил данную тему, придя к следующему. Платежи имели место не одновременно, а в разное время: Кучук-Мухаммаду отправлялась дань около 1437–39 гг., Саид-Ахмаду же примерно в 1439/40–1442 гг., – то есть в те периоды, когда пределы их Орд непосредственно приближались к русским границам с юга (см. подробнее об этом мои статьи 2001–2003 гг., а также реконструкцию военно-политического положения в Северном Причерноморье в конце 30-х – начале 40-х гг. XV в. в замечательном труде М. Г. Сафаргалиева 1960 г.).
Отправка же дани одновременно в обе Орды, как и в Орду в разгар вспыхнувшей там междоусобицы (таковая, по сообщению наших летописей, с особой силой вспыхнула в 1439 гг.), можно было бы предположить лишь в том случае, если
а) Москва не знала, как бы ей ещё использовать свой «Стабилизационный фонд» и распорядиться порядком уже опостылевшим серебром [ирония;))))))]
б) если «более» научно, – с целью спровоцировать войну между Ордами или поддержать в раздираемой междоусобицей Орде кого-либо из соперников.
Разумеется, в последнем случае Москва вправе была рассчитывать на определенные дивиденды от своей финансовой поддержки, для реалий XV в. – мирное обретение суверенитета; нельзя также не отметить, что при этом вряд ли было бы целесообразно отправлять дань длительное время: в 1501/02 гг. оказалось достаточно одного платежа «выхода» в Большую Орду Шейх-Ахмада, чтобы доселе пассивная конница крымского хана Менгли-Гирая захватила и уничтожила ставку большеордынцев.
Правительство Василия Тёмного не могло не осознавать, что будет сложно избежать войны на южных границах с отрядами Саид-Ахмада – столь амбициозного хана, в руках которого были земли Северного Причерноморья, а временами и Крым. Поэтому в этот период (об этом говорится в вышедшей в 2001 г. статье Б. Н. Флори), в 1448 г., начинается военно-политическое сближение Москвы с Польшей и Литвой. Орда Саид-Ахмада уже с 1449 г. начинает систематические набеги и на Русь, и польско-литовские земли (завершаются они лишь с распадом самой Орды – в конце 50-х гг. XV в.). (О “выборе сюзерена” в 1447–1448 гг. нами также подробно написано в статьях: Расстановка политических сил в Западном Дешт-и-Кыпчаке в их взаимосвязи с Северо-Восточной Русью в 30-е – 60-е гг. XV в. // Труды научной конференции студентов и аспирантов “Ломоносов-2001”: История / МГУ им. Ломоносова. – Москва, 2001. – С. 12–15; Характер взаимоотношений княжеств и земель Северо-Восточной Руси и постзолотоордынских государств Восточной Европы в 30 – 70-х гг. XV в. // Мир истории: новые горизонты: Тезисы докладов студенческой научно-практической конференции / УрГУ. – Екатеринбург, 2001. – С. 147–150.)
5. …Доминирование Орды Сеид-Ахмада в степи от Днепра до Волги… – пусть читателя не смущает разное написание имени хана. В своей первой статье я придерживался традиций, принятых в трудах 50-х – 60-х гг. XX в.; накапливая исторический материал и работая с историографией (в частности, с работами М. А. Усманова, В. Д. Назарова, А. А. Горского и других), я пришел к выводу, что правильнее было бы писать “Саид-Ахмад”, “Улуг-Мухаммад”, “Кучук-Мухаммад”, “Махмудек”, “Хаджи-Гирай(Герай)”, а не “Сейид-Ахмат”, “Седи-Яхмат”, “Улу-Махмет”, “Мамотяк”, “Ази-Гирей” и т. п. – как употребляли и ещё употребляют (зачастую, каждый на свой лад) многие историки прошлого и настоящего, пользуясь сомнительными транскрипциями мусульманских имён или традициями написания этих имен русскими летописями и прочими источниками.
В 1999 г. мне ещё до конца не были ясны восточные границы владений Саид-Ахмада. Слова «…до Волги» следует понимать в том смысле, что пределы Орды доходили, по всей видимости, до среднего течения Дона, его излучины и так называемой Переволоки, – места, наиболее приближенного к Волге и где, как правило, переправлялись заволжские ордынцы во время набегов по направлению в Северное Причерноморье и на Русь.
6. …ставит под сомнение выплату дани Кичи-Мухаммаду… – Мы полагаем, что прекращение набегов со стороны Орды Кучук-Мухаммада и его сыновей на русские земли с середины 40-х гг. XV в. до 1460 г. вовсе не является следствием регулярного платежа Москвой и Рязанью дани, а связано с отсутствием прямых и безопасных путей для их осуществления (об этом нами также упомянуто выше). В работе В. Л. Егорова (1985) по исторической географии Золотой Орды назван источник XVII в., в котором указаны две “сакмы” (дороги) – традиционные направления ордынских набегов на Русь:
а) через Самарскую Луку (в рассматриваемый период, очевидно, была занята казанцами; кроме того, с середины 50-х гг. XV в. ближайшие к данному направлению пути были надёжно перекрыты касимовскими татарами);
б) через Волгу и Дон в месте их наибольшего сближения (Переволока).
Как только пала Орда Саид-Ахмада, “прикрывавшая” собой удобные (южные) маршруты движения из-за Волги и Дона на Русь, старший сын Кучук-Мухаммада попытался разорить Рязанское княжество (1460 г.). Следующая попытка похода на русские княжества (1465 г.) была сорвана крымским ханом Хаджи-Гираем, разгромившим, как раз при переправах через Дон, войска своего нового соперника-Джучида.
Таким образом, в отличие от военно-политической ситуации на московско-казанской границе, где в 50-х гг. XV в. также было почти полное затишье (есть глухое упоминание о набеге на Галич примерно в начале 50-х гг. XV в., что вероятно имело причиной желание казанцев поживиться на территориях удела окончательно проигравшего междоусобную войну Шемяки, без того уже основательно разорённого ещё в конце 40-х гг. московскими великокняжескими ратями, и потому это событие не могло носить принципиального значения для изменения характера московско-казанских взаимоотношений), в отсутствии набегов на Русь со стороны Орды Кучук-Мухаммада мы не можем усмотреть осуществления регулярного платежа дани со стороны Москвы, как это делает в своих работах В. Д. Назаров (1980, 1983 и далее). В правоте выводов последнего по данному вопросу усомнился и высказал свои возражения также и Б. Н. Флоря (2001). Мы можем добавить такие аргументы, как отсутствие военной помощи со стороны Орды Кучук-Мухаммада Москве в то время, когда она страдала от постоянных набегов отрядов Саид-Ахмада и на какую, разумеется, вполне могла рассчитывать в случае платежа дани.
Кроме того, мы не можем заподозрить Василия Тёмного в стремлении прослыть в среде Джучидов альтруистом и щедрым меценатом: зачем добровольно платить отдаленной Орде, не способной в тот момент (конец 40-х – 50-е гг. XV в.) ни к осуществлению собственных крупномасштабных военных акций (севернее – независимое Казанское ханство, западнее – неконтролируемая Земля черкесов, – т. н. "Черкасы"), ни к оказанию помощи "вассалу" (к примеру, в 1406 г. эмир Идигэ (Едигей) поддержал Василия Дмитриевича в борьбе с Литвой, хотя московский князь упорно уклонялся от платежа дани), – когда как явно выгоднее было бы откупиться от набегов ордынцев Саид-Ахмада.
7. …В 1461 г. наблюдается ослабление системы вассального подчинения. Происходит вооруженное противостояние Москвы и Казани (вероятно, вследствие попытки покорения Вятки в 1459 г., изгнания суздальских князей и, возможно, нерегулярности выплаты дани в Казань)… – Летописи не называют причин “гнева” Василия Тёмного на Казань в 1461 г., указывая лишь на сбор войск, поездку во Владимир и примирение сторон (опять же, без подробностей). Возможно, казанская знать пожелала дополнительных даров и дани, – ведь территория, подвластная Москве (не без дружественного нейтралитета Казанского ханства) в 50-е гг. значительно расширилась. В подобной ситуации несколькими десятилетиями ранее общее количество платежей, несомненно, увеличивалось, как в случае с “закамским серебром” в XIV в., присоединением нижегородских земель и т. п. Вероятно, Махмудек желал своей доли из той добычи, что досталась Василию Тёмному в результате упомянутого в статье покорения Вятки в 1459 г., и, что особенно важно, «мирного» похода в 1460 г. в Новгород Великий.
Сам факт конфликта (полагаем – неповиновение сюзерену, отказ от притязаний на дополнительные платежи в Казань) примечателен: Василий Тёмный после победы в междоусобице уже не столь зависел от позиции восточного соседа, военный потенциал которого, в сравнении с заметно усилившейся Москвой, не был значительным. Казанские ханы, в то же время, не имели тех возможностей “разделять и властвовать”, какими обладали их золотоордынские предшественники. Очевидно, что Улуг-Мухаммад и Махмудек довольствовались той неожиданной удачей – пленением московского великого князя – и не могли уже, в условиях нестабильности и ограниченности своих собственных сил, требовать чего-то большего, нежели номинальное признание собственного сюзеренитета и регулярного платежа дани. Пока было шаткое равновесие между Василием Тёмным и Дмитрием Шемякой – внешняя, близкая к театру междоусобной борьбы военная сила Махмудека играла значительную роль. Однако ни военных ресурсов, ни политических возможностей для нового раскола Северо-Восточной Руси на независимые друг от друга княжества у казанских Джучидов не было, – приходилось выбирать сильнейшую сторону и надеяться на ее “благодарность”. Это был путь заведомо проигрышный в перспективе, но абсолютно выгодный на тот момент. Не расходуя понапрасну и без того небольшие военные силы (к тому же, пострадавшие в набеге 1446 г. на Великий Устюг, ослабленные уходом части сил с Касимом и Якубом), можно было получить несоразмерно большие барыши, нежели полагаясь на военное счастье. Как видим, до начала 60-х г. XV в. ситуация устраивала обе стороны – и Москву, и Казань. Конфронтация 1461 г. стала для Казани первым тревожным сигналом об окончании "идиллии".
8. …Тем не менее, нет оснований для утверждения, что вассалитет по отношению к Казани был полностью ликвидирован… – Развязка конфликта 1461 г. была оценена К. В. Базилевичем (1952) как окончание зависимости Москвы от Казани. При работе над статьёй в 1999 г., во многом разделяя взгляды известного учёного по данной проблеме (собственно, неординарный подход его к истории 40-х – 70-х гг. XV в. и подвиг меня вплотную заняться проблематикой обретения Северо-Восточной Русью государственной независимости), при всех “за” и “против”, я всё же пришёл к заключению, что в отношениях Москвы и Казани в 1461 г. был сохранен статус-кво. Вероятно, что был достигнут компромисс: казанцы оказались вынуждены устранить причины (полагаю, снять или уменьшить свои дополнительные финансовые требования), вызвавшие “гнев” московского великого князя. Однако мы не могли не заметить, что современные летописи не видят в замирении сторон (даже не указываются какие-либо условия) особо важного события, кроме как прекращение угрозы большой войны. Видимо, на мнение К. В. Базилевича о значении событий 1461 г. могло оказать влияние разночтение летописей XV и XVI вв. (оно могло или остаться незамеченным, или предпочтение отдано поздним источникам), сравнительный тщательный анализ текстов которых лишь относительно недавно был проведен Я. С. Лурье (1994). Наиболее востребованная историками Никоновская летопись на деле содержит приписку к предыдущему оригинальному тексту XV в. (вероятно, отсюда и соответствующее по смыслу прибавление у Татищева): мы полагаем, что она взята, может быть случайно, без особого умысла, из известия о заключении мира с Казанью осенью 1469 г., которое как раз говорит, по крайней мере, о формально-юридическом равенстве договаривающихся сторон.
Кроме того, по новгородским источникам известно, что в 1461 г. от имени великого князя был взят “чёрный бор” с Великого Новгорода (традиционные платежи в пользу правителя Орды, в данном случае – сюзерена великого князя Владимирского и Московского). Мы не можем допустить, что это произошло для платежа в Большую Орду, войска которой незадолго до этого, в 1460 г. потерпели неудачу в Рязанском княжестве, где находились московские наместники. Надо полагать, взимание “чёрного бора” было связано как раз с московско-казанским конфликтом 1461 г.
9. …Происходит утверждение политической независимости Московской Руси, что, вероятно, было юридически закреплено в мирном договоре 1469 г. … – Выглядеть это могло, как констатация факта равноправия правителей Москвы и Казани – их “братство”.
10. …мнение М. Г. Худякова, А. Х. Халикова и некоторых других ученых о прекращении зависимости Москвы от Казанского ханства в 1487 г. … – Данное утверждение основывается на употреблении термина “выход” в значении разного рода расходов в сношениях Московской Руси с постзолотоордынскими государствами Джучидов, в том числе с Казанью. Приравнивать “царев выход” времён вассальной зависимости к данной практике – означает обвинить московских правителей конца XV – XVI вв. в сомнительной филантропии и альтруизме. (См. также: Альтернативные датировки прекращения уплаты ордынского “выхода” в историографии // Россия: история и современность: Тезисы V межвузовской конференции студентов и молодых ученых / СурГПИ. – Сургут, 2003. – С. 36–41)
11. …поход 1480 г. – событие из ряда подобных (1465, 1472), отличающееся масштабностью, но не являющееся в свете вышесказанного свержением ордынского ига – ни в фактическом, ни в формальном смысле, как это обычно утверждается в историографии… – Уже в процессе работы над курсовой за 3 год обучения (1998/99 г.) возникла, и при написании данной статьи осенью 1999 г. окрепла мысль, что, как таковой, зависимости Московского государства от ханов Большой Орды, время от времени осуществлявших набеги (правда, не с той интенсивностью, как это делали войска Саид-Ахмада) на русские земли, попросту не было. Москва дипломатично, но верно, хотя и не без уловок, подкупа знати, пустых обещаний (и даже однократного платежа «выхода» в финале противостояния 1501/02 гг., о чём мной упомянуто выше) в периоды военных конфликтов (1460–1502), отвергала притязания большеордынских ханов, стремившихся навязать свой сюзеренитет “самодержцу” русской земли – Ивану III. (См. подробнее: Москва и Большая Орда в 60-е – 70-е гг. XV в. // Россия: история и современность: Тезисы VI межвузовской конференции студентов и молодых ученых / СурГПИ. – Сургут, 2004. – С. 41–46.).
Анатолий Сергеевич Дягилев, выпускник очной аспирантуры Уральского государственного университета им. А. М. Горького (2001–2004), специальность "отечественная история" [текст комментариев завершён в 2007 г., став обобщением предыдущей работы над кандидатской диссертацией по теме "Москва и татарские государства Северного Причерноморья и Поволжья в 20-е гг. XV – начале XVI вв."]