Одна из самых горьких горестей, которые принёс распад огромной, общей для всех нас страны — то, что время и политика всё дальше разводят народы, которые раньше назывались братскими.
Разводят с разной скоростью.
Одних развели настолько, что уже стреляют друг в друга. Других — пока на расстояние терпимого взаимного отношения.
Но как далеко мы окажемся друг от друга, если пройдёт ещё время, а политике наша былая близость покажется ещё более ненавистной?
Не знаю. Но лично у меня есть пока надежда... Правда, жить ей, скорее всего, лишь до тех пор, пока там, в родной мне стороне, ныне превратившейся в чужую страну, ещё есть люди, которых я люблю, и которые, знаю, любят меня...
Есть очень добрая примета
на фоне всевозможных смут:
ещё живут мои в Месхети.
Ещё мои. Ещё живут.
Ещё мне пишут: «Гамарджоба!»,
а я в ответ: «Гагимарджос!»,
ещё есть радость - до озноба,
тепло сердечное - до слёз.
Ещё желают мне удачи
и избавленья от тревог,
ещё меня там ждут и плачут,
когда ступаю на порог,
и обнимают, как родного
(а как иначе – я ж родной!),
смеются снова, плачут снова,
когда прощаются со мной.
И это добрая примета
на фоне всех возможных смут:
ещё живут мои в Месхети.
Ещё мои…
Ещё живут…
(с)
Но что будет с нашими народами, когда у меня — и у многих из вас — ТАМ не останется тех, кого мы любим, и кто любит нас, а ЗДЕСЬ — не останется нас?