Военные батюшки Татарстана о том, как Церковь крестит и причащает в полевых условиях и почему православие — это религия мира
«Многие из тех, кто никогда не пересекся бы с Церковью в обычной жизни, в зоне СВО начинают задумываться о Боге. Когда мне случалось беседовать с людьми, уже побывавшими в боях и видевшими смерть, я понимал: вот здесь православный священнослужитель востребован больше, чем где-либо. Думаю, что сегодня зона спецоперации — самое подходящее место для проповеди Христа», — говорит военный священник из РТ о. Ростислав Икрамов. О том, как в храмах делают солдатские печки-буржуйки и шьют маскировочные сети, совершают ли православные и мусульмане совместные поездки в Донбасс и верно ли, что Российской армии противостоят украинские «сатанисты-язычники», о. Ростислав Икрамов и о. Андрей Зиньков рассказали в рождественском интервью «БИЗНЕС Online».
«Мозг отказывается сразу понимать, куда ты попал»
Имена православных военных священников сегодня знает вся страна. Они спецназ Русской православной церкви, ее авангардный отряд. При этом отряд добровольный, поскольку православные батюшки отправляются в зону специальной военной операции не по мобилизации и не по контракту. Их «мобилизационное предписание» — это благословение правящего архиерея. Их оружие — молитва. А командировку им могут выписать разве что в специализированной структуре внутри РПЦ — в синодальном отделе по взаимодействию с Вооруженными силами. При этом как именно они будут «взаимодействовать» и станут ли рисковать жизнью, зависит в основном от ситуации на переднем крае. И хотя военных священников стараются оберегать от излишних опасностей, зачастую это их не спасает от шальных пуль и осколков. Подтверждение тому — недавняя гибель на востоке Украины о. Михаила Васильева (6 ноября буквально в 3 м от него разорвался реактивный снаряд). Или же смерть священника из Татарстана о. Анатолия Григорьева, погибшего также под артобстрелом, но еще раньше — в сентябре минувшего года.
«Да, там страшно находиться, особенно когда рядом с тобой взрываются снаряды, но я хотел бы обратиться к отцам, которые собираются в зону СВО. Там действительно нужна поддержка, — говорит по этому поводу московский священнослужитель о. Олег Гаджиев, не раз посещавший территорию спецоперации. — Батюшки, которые намерены ехать, должны, конечно, взять благословение, но не надо бояться, потому что именно священники поддерживают наших воинов».
Надо сказать, что первым татарстанским батюшкой, который отважился отправиться на «линию боевого соприкосновения» на Украину, стал уже упомянутый зеленодольский священник Григорьев. Он уехал еще летом, практически одновременно с именным татарстанским батальоном «Алга», бойцы которого лично просили любимого ими о. Анатолия не оставлять их без духовного окормления. Григорьева в народе называли «батюшкой в погонах» из-за его военного прошлого и связей с армейскими структурами, поэтому его поступок не вызвал особого удивления. Однако в начале сентября на о. Анатолия неожиданно пришла похоронка. К тому времени в зоне СВО уже находился другой православный священнослужитель из РТ — о. Ростислав Икрамов. Печальные вести с фронта не поколебали его решимости нести свое служение именно в Донбассе — с той осени Икрамову довелось еще 4 раза навестить народные республики Луганска и Донецка.
«Когда ты видишь вживую разбитые города и уничтоженные жилые постройки, мозг отказывается сразу понимать, куда ты попал и что с тобой происходит. А чувство опасности приходит уже позже, когда ты осознаешь, что с тобою и твоими товарищами могло что-то случиться. Но, слава Богу, не случилось», — делится с нами о. Ростислав. Сегодня он да его непосредственный руководитель, о. Андрей Зиньков из Чистопольской епархии, составляют костяк военного духовенства республики. В преддверии Рождества нашему изданию посчастливилось поговорить сразу с обоими священнослужителями.
«Мы проводили богослужения, крестили, причащали, исповедовали… Но все это в полевых условиях, а не в храме»
— Отец Андрей и отец Ростислав, вы являетесь представителями православного военного духовенства. Задачи, которые ставит перед собой военный священник, чем-то отличаются от обязанностей обычного священнослужителя?
Иерей Икрамов: — Мы действуем под непосредственным началом синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами pobeda.ru (руководит протопресвитер Олег Овчаров). Понятно, что в зону боевых действий мы выезжаем для духовного окормления военнослужащих. К примеру, в сентябре, во время первой поездки, я две недели находился в Донецкой Народной Республике и еще две недели — в Луганской Народной Республике. Занимались мы там тем же самым, чем занимается любой священник у себя в приходе: проводили богослужения, крестили всех желающих, причащали, исповедовали, а также беседовали с людьми. Но все это делалось преимущественно в полевых условиях, а не в храме.
Беседа — это вообще основная часть нашей работы. Тем более что много вопросов по Церкви и в целом по духовной тематике возникает у людей именно там, где идут боевые действия, в зоне, так скажем, непосредственного соприкосновения с противником, где царит самая тяжелая обстановка.
Что до наших гуманитарных миссий, то они начались уже несколько позже — после того как я, побывав в Донбассе и проведя примерно месяц в зоне специальной военной операции, получил представление, как выстроить, условно говоря, логистику подобных поездок.
Таким образом, после моей первой поездки я уже 4 раза ездил с миссией в Луганскую Народную Республику и другие места востока Украины, для того чтобы поддержать наших бойцов гуманитарной помощью. Отец Андрей Зиньков в этом наш непосредственный руководитель. Практически благодаря данному человеку получилось организовать и централизовать все силы нашей Чистопольской епархии для того, чтобы целенаправленно помогать не только нашим землякам, оказавшимся на территории проведения СВО, но и всем военнослужащим. По благословению митрополита Казанского и Татарстанского Кирилла (Наконечного) у нас проводится такая акция, как «Лично в руки бойцу».
— А что именно передается «лично в руки»?
— Обычно в такой набор входят укомплектованные тактические аптечки, средства для оказания первой помощи, теплые вещи и продукты, предназначенные военным. Кроме того (и это очень важно), мы привозим с собой отопительные печки-буржуйки и древесные пеллеты (топливные гранулы, биотопливо — прим. ред.). Сейчас наступило холодное время, и это приобрело особую актуальность для наших бойцов
— Печки-буржуйки? Вы их закупаете? Где вы находите такое количество буржуек?
Протоиерей Зиньков: — Нет, изначально мы наладили изготовление печей-буржуек собственными силами. А именно: в печники «записались» сотрудники прихода Свято-Троицкого храма (расположен в селе Чистопольские Выселки, пригород Чистополя). Здесь мы организовали настоящий сварочный цех. Прежде у нас действовал детский кружок по сварочному ремеслу, и сейчас его участники-подростки помогают инициативной группе прихода в изготовлении печей. Владыка Кирилл благословил купить хороший сварочный аппарат — полуавтомат, и это позволило ускорить процесс производства.
Такая акция началась сравнительно недавно. В ней также участвует архиерейское подворье храма святого праведного Иоанна Кронштадтского. Разумеется, не обошлось без поддержки предпринимательского сообщества. Мы сами устанавливаем контакты с металлобазами, ездим и договариваемся, какие именно металлические трубы нам нужны, чтобы в итоге получилась печка. Нам предоставляют их бесплатно. Буквально накануне Нового года я с моими заместителями, иереем Ростиславом Икрамовым и иереем Тимофеем Маташовым, побывали на металлобазе, чтобы лично поблагодарить индивидуальных предпринимателей — Ришата Сатдарова и его сына Булата. Надо сказать, что Ришат Шавкатович одним из первых откликнулся и пожертвовал металлические трубы для изготовления печей.
Что представляют собой подобные буржуйки? В принципе, каждая сваренная нами печка может быть многофункциональной. Она изготовлена с плоской поверхностью, чтобы солдат мог разогреть еду. По краям приварены металлические прутья, на которых можно сушить одежду и обувь. Сами буржуйки способны долго сохранять тепло и являются, как мы надеемся, хорошим подспорьем в военно-полевых условиях. Всего по состоянию на конец декабря мы отправили в зону СВО уже более 50 печей-буржуек.
Кроме того, в конце декабря от приходов Чистопольской епархии мы в очередной раз собрали и направили в ЛНР бензогенераторы, бензопилы, медикаменты, маскировочные сети, носилки, а также партию теплых вещей.
— Как осуществляется сбор гуманитарной помощи?
— Обыкновенно через православные приходы мы объявляем сбор помощи и даем перечень того, что необходимо в первую очередь. Постепенно через неравнодушных людей формируется груз, который уже можно отправлять по цепочке дальше. Важно отметить, что в наши приходы поступает гуманитарная помощь не только от православных, но и от мусульман. Затем собранное коллективными усилиями каждый священник привозит в епархиальное управление, где мы перебираем груз и готовим к отправке. По благословению владыки Кирилла, помимо сбора гуманитарки, мы организовали пошив термобелья — в Нижнекамске и у меня в приходе в Чистополе, в храме Казанской иконы Божией Матери. Также мы изготавливаем тактические носилки и маскировочные сети.
— Отец Андрей, а вам приходится самому выезжать в Донбасс?
— Я в большей степени выступаю как руководитель и координатор этих поездок и как ответственный за сбор гуманитарной помощи. Что именно, где и как найти и собрать — это мои вопросы. В основном вся гуманитарная помощь адресована у нас военнослужащим. В первую очередь тем, кого мобилизовали прошлой осенью. Им приходится очень тяжело, люди только недавно попали на боевые позиции. Мало того что они оказались в эпицентре или непосредственной близости от ведущихся боев, так им приходится еще и сталкиваться с бытовыми трудностями.
— Сбор осуществляется преимущественно внутри Чистопольской епархии или речь идет о приходах всей Казанской митрополии?
— Все централизованно, и все происходит в рамках как епархии, так и всей митрополии. Все приходы свозят собранную гуманитарную помощь в места дальнейшего комплектования и распределения. К примеру, в приемном пункте Чистополя весь полученный груз мы перебираем, сортируем (в некоторые коробки, помимо теплых вещей, вложены упаковки с мылом, стиральные порошки и т. п.), бытовую химию откладываем отдельно, продукты — отдельно. Каждую коробку подписываем, и, когда отец Ростислав отправляется в Донбасс, он уже знает, какому взводу или учреждению что нужно. Допустим, какому-то взводу или госпиталю насущно требуются медикаменты, и на коробке так и значится: «Медикаменты для госпиталя».
Между прочим, все это началось с апреля 2022 года, когда к нам обратились военнослужащие-танкисты из Казани, и мы собрали для них 1 тонну консервов и продуктов. А уже с мая мы начали готовить для отправки в Донбасс тактические аптечки, жгуты, индивидуальные перевязочные пакеты. Пришлось на ходу изучать основы военно-полевой медицины. На данный момент в зону СВО нами отправлено более 200 тактических аптечек, которые отец Ростислав вручал каждому бойцу лично в руки.
«Сегодня зона спецоперации — самое подходящее место для проповеди Христа»
— Отец Ростислав, притупилось ли в вас чувство опасности после того, как вы 5 раз посетили Донбасс? Или к этому невозможно привыкнуть?
Иерей Икрамов: — Чувство опасности было особенно острым в мою первую командировку. Помню, мы возвращались из Попасной вместе с другими военными священниками, командированными в ЛНР из самых разных регионов нашей страны. Мы ехали в машине и мирно беседовали, когда буквально в 20 метрах от нас прилетел и разорвался снаряд. Это в самом деле было страшно. Но, в принципе, вся работа православного военного духовенства построена таким образом, чтобы со священниками вблизи линии боевого соприкосновения ничего, дай Бог, не случилось бы. Нас обыкновенно сопровождают офицеры и люди, которые непосредственно нас пригласили. Они выстраивают нашу работу так, чтобы мы находились на третьей линии обороны или в самих госпиталях.
Чувство опасности, как правило, появляется уже после того, когда что-то жуткое успевает произойти. А вначале ты толком ничего не понимаешь, особенно когда приезжаешь в зону СВО первый раз. Мы ведь все смотрим на происходящее глазами СМИ и телеграм-каналов. Но когда ты видишь вживую разбитые города и уничтоженные жилые постройки, мозг отказывается сразу понимать, куда ты попал и что с тобой происходит. А чувство опасности приходит уже позже, когда ты осознаешь, что с тобою и твоими товарищами могло что-то случиться. Но, слава Богу, не случилось.
Когда же ты просто приезжаешь в Луганск в командировку с гуманитарными миссиями, то там опасности как таковой уже нет. По сути, Луганск живет обычной жизнью, как и любой мирный город. В том же Донецке все иначе — бывает, минуты не проходит, чтобы не услышать разрывов. А в столице ЛНР ты спокойно прибываешь на место, выгружаешься, постепенно подтягиваются бойцы из различных подразделений. Они уже знают тебя, здороваются. Случается, заранее звонят, интересуются, как дела, и уточняют, что именно нужно для них привезти. Так что вся работа выстроена профессионально и четко, чтобы по возможности не допустить трагедии.
— Скажите, а при каких обстоятельствах мог погибнуть православный священник из Татарстана, иерей Анатолий Григорьев (настоятель храма Богоявления Господня в селе Исаково Зеленодольского района РТ. Одним из первых православных священников отправился в зону спецоперации — прим. ред.)?
— К сожалению, мне неизвестны доподлинно обстоятельства гибели отца Анатолия. Он уехал в Донбасс, в частности, для того, чтобы духовно окормлять военнослужащих татарстанского батальона «Алга». 9 сентября в недобрый час он попал под артиллерийский обстрел — такова официальная версия. Со временем, я уверен, мы узнаем, что и как произошло, а пока просто молимся об упокоении души иерея Анатолия.
Протоиерей Зиньков: — Отец Анатолий был моим другом, и я непосредственно провожал его в зону СВО. Помню, что перед отъездом он заезжал ко мне в приход и я вручил ему 10 тактических аптечек. Между прочим, одна из этих аптечек, как мне точно известно, спасла жизнь воину в Донбассе, иначе бы он просто истек кровью. Во время прилета HIMARS этому солдату пробило обе ноги, но он смог перетянуть их жгутом-турникетом, чтобы остановить кровотечение. Потом он нашел меня через маму и лично поблагодарил.
А с отцом Анатолием мы, помнится, обнялись перед разлукой, и я пообещал за него молиться. Он в свою очередь сказал, что бойцы, которых он окормляет, просят его не оставлять их в трудное время. Ведь он тесно был связан с армией, военными, сам проходил службу в ВМФ.
Надо сказать, что владыка Кирилл полностью поддерживает семью покойного отца Анатолия — как морально, так и материально (у убитого священника остались жена и четверо детей, младшему из которых 10 лет, — прим. ред.). Матушка, слава Богу, не унывает и активно трудится при приходе, в частности, в воскресной школе. И я практически постоянно с ней на cвязи…
— Как часто люди в зоне СВО ищут утешения у священников? С каким настроением прибывают туда мобилизованные, если вам приходилось с ними общаться?
Иерей Икрамов: — У мобилизованных, пока они находятся в пунктах сбора, учебных центрах или на полигонах, обыкновенно нет понимания, куда они едут. Это, по сути, еще гражданские люди — они не столкнулись вживую с обстрелами и трагедиями. И в большинстве своем они толком не понимают, зачем рядом им нужен священник.
Другое дело — там. Встречать мобилизованных в зоне СВО я начал не ранее второй половины осени. А до этого в период первой моей поездки в Донбассе были только контрактники, а также бойцы народной милиции Луганска и Донецка. Что я могу сказать? В священнике нуждаются непосредственно там, где страшно. Как пел в свое время Егор Летов: «Светило солнышко и ночью, и днем. Не бывает атеистов в окопах под огнем». Многие из тех, кто никогда не пересекся бы с Церковью в обычной, мирной жизни, там начинают задумываться о Боге. Когда мне случалось приезжать в госпитали или просто беседовать с людьми, уже побывавшими в боях и видевшими смерть, я понимал, что вот здесь православный священнослужитель востребован больше, чем где-либо. Думаю, что сегодня зона спецоперации — самое подходящее место для проповеди Христа.
Помню, что накануне своей первой поездки я и сам, признаться, сильно беспокоился, что я скажу людям по приезде в зону боевых действий и как они меня примут. Но вышло так, что приняли меня, как иной раз дома не встречают, а работы у меня как у священника оказалось столько, что думать о себе просто не осталось времени. Служение, как я уже сказал, часто приходится осуществлять буквально в военно-полевых условиях. К примеру, таинство крещения я нередко вынужден был совершать в оставленных домах и квартирах, потому что Божьего храма поблизости просто не имелось. Кстати, недавно был на полигоне под Луганском, так там один молодой человек 22 лет, родом из Калмыкии, решил принять православие. Я его спросил: «Почему же именно в этом возрасте и именно здесь?» А он мне отвечает: «Раньше мы у себя в Калмыкии православных священников видели только по телевизору и понятия не имели, что такое Господь и что такое Церковь».
— Много ли военных священников РПЦ сейчас постоянно бывают в зоне СВО? Речь может идти о десятках или сотнях людей?
— Речь идет о десятках людей. Но раскрывать конкретную информацию я не имею права. Тем не менее нехватка православного духовенства там, где сегодня ведутся боевые действия, конечно, ощущается. Не всех туда по тем или иным причинам могут допустить, а тех, кого допускают, благословляют в командировку не более чем на месяц.
«Дай Бог, чтобы для каждого российского солдата в Рождество – 2023 произошло личное маленькое чудо»
— Приходилось ли вам встречать поблизости от передовой представителей духовенства других основных наших конфессий — ислама, буддизма, иудаизма?
— К примеру, позапрошлая гуманитарная миссия у нас была совместной с имамом поселка Камские Поляны Абдульхакимом хазратом Яруллином. Мы ездили с ним до Луганска — они отвозили часть своего гуманитарного груза, мы — своего. Посетили с Абдульхакимом хазратом Луганскую мечеть, пообщались с муфтием. Наше исламское духовенство договорилось о передаче для бойцов халяльного питания — это очень важно для мусульман, которые сейчас воюют за Россию. На моей памяти это была первая совместная поездка православного и мусульманского духовенства в зону боевых действий. Но я не могу утверждать, что она была единственной. Фронт большой, Донбасс огромный, и охватить все там происходящее просто не представляется возможным (в настоящее время в ДНР и ЛНР действуют духовные управления мусульман обеих республик, интегрированные в мусульманскую умму РФ. Что касается буддийских лам, представляющих отечественную буддийскую сангху, то они приезжают на освобожденные территории Украины, чтобы в основном окормлять свою паству — служащих в Российской армии бурят, тувинцев и калмыков, — прим. ред.).
— Известно, к примеру, что ислам считается религией воинов и обладает огромной мотивирующей силой, заставляющей верующего не бояться смерти в бою. А в православии что мотивирует нас не кланяться пулям и не пасовать перед врагом?
— От себя могу сказать, что настоящая война — это дело отвратное и недопустимое для любого нормального, здравомыслящего человека. В православии воин — это в первую очередь человек, сражающийся с собственными грехами. Дай Бог, чтобы конфликт на Украине поскорее закончился нашей победой и нашим людям больше не пришлось испытывать тех трагедий, той боли и того страха, с которыми они сегодня столкнулись.
Но за 1000-летнюю историю Русской православной wеркви войны случались не десятки и даже не сотни раз — число конфликтов, в которые мы были втянуты с Х века, с трудом поддается исчислению. Поэтому, разумеется, выработалось определенное отношение к войнам, основанное на христианском вероучении. Как сказано в Евангелии от Иоанна: «Нет больше любви, как если кто положит душу свою за други своя». Тот и прощен будет. И сегодня российские солдаты в первую очередь защищают нашу страну, то есть полагают свою душу за нас с вами. Православная церковь будет ценить подвиг, труды и лишения любого человека, который, будучи призван на защиту Родины, исполнил свой долг перед ней.
— Как вы думаете, нужен ли военному священнику такой же защищающий его юридический статус, какой сегодня есть у военных и мобилизованных, предоставляющий социальные льготы ему и его семье и предусматривающий выплаты в случае ранения или, не дай Бог, гибели?
— Нуждается ли военный священник в четком юридическом статусе? Полагаю, что, конечно, нуждается. Первые шаги в этом направлении должно сделать государство, если оно поймет необходимость и своевременность военного духовенства.
Впрочем, всему свое время. Такие переговоры, насколько я знаю, уже ведутся. Сегодня нам надо думать о том, чтобы священник был защищен так же, как и солдат. Но пока подобного нет, и это одна из причин, почему в зоне СВО не хватает военного духовенства. Вопрос даже не в деньгах, которые могут быть выплачены в качестве компенсации. Просто у каждого из представителей белого священства есть семьи и ответственность перед своими приходами. Если бы эта ответственность была как-то подкреплена со стороны государства, то, разумеется, священников на линии боевого соприкосновения было бы побольше.
— Но вы сами сказали, что работу военных священников в ЛДНР стараются выстроить так, чтобы по возможности не подвергать их опасности.
— Здесь надо различать мою месячную командировку от работы синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами от гуманитарных миссий. Во время командировки было несколько случаев, когда мы оказывались близко к переднему краю. Впрочем, повторюсь: военное духовенство там берегут и стараются защитить от нелепых случайностей. Что касается гуманитарных миссий, то они обыкновенно полностью безопасны. Единственное, что может угрожать священнику или любому человеку, везущему груз, — это ДТП, как в обычной жизни.
— Есть еще один болезненный вопрос, который так или иначе волнует многих. Есть мнение, что и по эту, и по ту сторону линии боевого соприкосновения много православных. Получается, что православные воюют друг с другом? Как этот вопрос сегодня решается в душах людей?
Протоиерей Зиньков: — Мы не можем с точностью утверждать, что по ту сторону передовой — православные люди. К примеру, в запрещенном в РФ украинском батальоне «Азов», разгромленном под Мариуполем, состояли откровенные сатанисты-язычники. Мы видели фото многочисленных наколок на телах этих сатанистов, целые языческие капища, где они поклонялись идолам. Из этого как-то трудно заключить, что мы имеем дело с православными. Скорее, наоборот, православие на Украине преследуется.
И сейчас мы не можем доподлинно утверждать, кто нам в реальности противостоит. Вероятно, это даже уже не украинцы в большинстве своем, а поляки, немцы, американцы и другие народы стран НАТО.
В первую очередь православие — это мир, любовь к ближнему, добро, милосердие и сострадание. И я бы хотел, поздравляя читателей «БИЗНЕС Online» и всех православных верующих с Рождеством Христовым и новолетием, пожелать им самого главного — мира и душевной гармонии! Чтобы люди учились быть ближе друг к другу, чаще отваживались помогать и поддерживать друг друга по-братски, а не копили в душе темную злобу.
Иерей Икрамов: — Такие вопросы, как ваш, действительно иногда задают. Но потом те же самые люди, приезжая в зону СВО и сталкиваясь с жестокой реальностью, обычно берут свои слова обратно. Почему? Могу привести в пример одну небольшую церковь, которая находится в небольшом селе прямо на территории, где идут бои. Пока наши войска держали это село, они помогали поддерживать жизнь храма. Затем село на какое-то время перешло в руки ВСУ, а когда было вновь отвоевано, выяснилось, что бандеровцы успели превратить церковь в свою казарму, да еще и изгадили ее. Это наглядно показало людям, и гражданским, и военным, что мнение о том, что «православные и там и там», является скорее мифом.
Со своей стороны я тоже поздравляю всех нас с Рождеством Христовым! Все мы когда-то были детьми. А каждый ребенок в рождественскую ночь, как известно, ждет чуда. Дай Бог, чтобы для каждого российского солдата в Рождество – 2023 произошло личное маленькое чудо. Чтобы каждому было тепло, радостно и уютно и чтобы измученное тревогами и трагедиями сердце раскрылось для младенца-Христа, дремлющего в яслях. Дай Бог, чтобы наши отцы и братья вернулись домой целыми и здоровыми, чтобы матери дождались своих сыновей, а жены — мужей. Мы всех очень ждем…
Фотографии и видео предоставлены о. Ростиславом Икрамовым и о. Андреем Зиньковым