«Стою у входа на Высшие режиссерские курсы в роскошной каракулевой шубе — мне ее продюсеры фильма...
«Стою у входа на Высшие режиссерские курсы в роскошной каракулевой шубе — мне ее продюсеры фильма «Перекресток» на премьере подарили. И прошу у однокурсников пять рублей на метро! Все думали, что шучу. Причем кое-где по городу еще висели афиши «Перекрестка», — вспоминает актриса и режиссер Анна Легчилова.
— Анна, вы известная актриса и кинорежиссер. А как вы связали свою жизнь с искусством?
— Как-то очень естественно, наверное, судьба привела... Я родилась в Минске. Мама была экономистом. А папа, Александр Кузьмич, окончил журфак, потом работал ученым секретарем НИИ экономики при Госплане БССР, помощником министра высшего и среднего специального образования. Но настоящим его призванием было творчество — папа прекрасно играл на гитаре, любил петь. В 14 лет начал писать стихи и с годами стал известным белорусским поэтом-песенником. Его произведения исполняли Лев Лещенко, Иосиф Кобзон, ансамбль имени Александрова, «Сябры»... Так что я с детства бывала за кулисами, знала всю белорусскую эстраду: «Песняры» были для меня не звездами «из телевизора», а классными дядьками, которые дружили с моим папой. Когда в юности меня приглашали вести телепрограммы, в которых надо было брать интервью у знаменитостей, возможно, именно поэтому у меня это как-то легко получалось. Ведь я хорошо знала всех этих людей.
— Значит, все дело в отцовском влиянии?
— Не только. Очень артистичной была папина мама, Ольга Павловна. Бабушка в войну выступала с фронтовыми бригадами — у нее вся грудь в орденах. Именно она учила со мной стихи, множество стихов. Отчетливо помню такую картинку: мне года три, я стою на табуретке, одетая в длинный, очень красивый шелковый халат — его края на полу лежат, и с чувством читаю Есенина. Неудивительно, что в школе я начала ходить в театральную студию, а потом решила поступать на актерский факультет.
— В Москве?
— Я всегда интуитивно знала, что окажусь в Москве, но одновременно чувствовала, что ехать туда мне рановато. И все-таки поехала. Практически во всех училищах дошла до конкурса, но в последний момент что-то не срасталось. Так было в ГИТИСе — тогда курс набирала Касаткина, в школе при театре Анатолия Васильева. В Щукинском училище меня практически взял к себе Любимов (со мной на потоке поступала Маша Миронова). Я даже позвонила в Минск, сказала, что остаюсь в Москве (из иногородних до конкурса дошла одна я). Но в итоге с конкурса слетела. Выхожу из Театра на Таганке — Любимов там устраивал просмотры, — реву страшно. А через год Юрий Петрович уехал за границу, его курс расформировали, и его ученики разошлись по разным училищам. А еще лет через двадцать Маша Миронова и ее сын Андрей снимались у меня в картине «Измена»!
— Что стали делать, вернувшись в Минск?
— Поступила в театральный институт, а еще работала на телевидении и играла в театре, очень на тот момент популярном. Он так и назывался: «Альтернативный». При нем работал клуб, которым руководил Гена Шульман, он приглашал туда с творческими вечерами московских звезд. Евгений Леонов, народный любимец, в жизни оказался очень скромным. Помню, я с другими актерами зашла к нему в гримерку поблагодарить за спектакль, и мы разговорились. Евгений Павлович в какой-то момент распахнул рубашку и показал нам шрам — через всю грудину, очень большой. Незадолго до этого он сделал операцию на сердце, и ему очень хотелось с кем-то поделиться своим вторым рождением. Огромное впечатление на меня произвел Смоктуновский. Настолько, что я не удержалась, выскочила из-за кулис на сцену и поцеловала его. У меня на губах была красная помада, и на щеке Иннокентия Михайловича остался яркий след...
А еще я потихоньку начала сниматься в кино. Работа на «Беларусьфильме» была для меня прекрасным опытом. Например, в озвучании. Сейчас с помощью компьютера можно растянуть или сжать любой звук, сдвинуть его чуть вперед или назад, а тогда надо было точно попасть в собственную артикуляцию.
В Белоруссии часто снимали ленты с участием российских актеров. Так было и в одной из первых моих картин — сериале «Зал ожидания», в котором в эпизодических ролях засветились, наверное, все минские артисты всех поколений, а главные роли играли москвичи. Режиссером этого фильма был Дмитрий Астрахан, который тогда практически безвылазно снимал в Минске. Он дал мне, абсолютно неопытной актрисе, очень много. Направлял, учил, как надо поворачиваться к камере, как поднимать глаза. Ведь тогда, в прошлом веке, еще снимали на пленку и без звука. И режиссер во время съемки мог что-то актеру подсказать под стрекот камеры. Да, я еще застала время, когда было слышно, как камера шумит...
Дмитрий Хананович чувствовал зрителя, знал, что надо человеку от фильма. И еще он обожал артистов. А артисту главное — почувствовать, что он крутой, что его любят, тогда горы свернет! У Астрахана есть такая способность: при нем актеры расцветают! И еще Дмитрий Хананович очень обаятельный, веселый, рассказывает множество историй, умеет расслабить артиста на площадке. Он... легкий, что очень важно в таком трудном деле, как киносъемка. Не знаю, как сейчас, — давно у Дмитрия Ханановича не снималась, но тогда на площадке он был громким, шумным, в руках — рупор, благодаря которому Астрахан был похож на режиссера из мультика «Фильм, фильм, фильм».
В «Зале ожидания» у меня был эпизод. А в следующем фильме — «Контракт со смертью» — Астрахан дал мне достаточно большую роль. Мы с Дмитрием Певцовым играли мужа и жену. В одной сцене Дима должен был дать мне пощечину. И дал — очень ощутимую, я даже растерялась.
— Потом у Астрахана вы сыграли главную роль в фильме «Перекресток», которая принесла вам настоящую популярность…
— Когда меня вызывали на пробы в этот фильм, я отказалась. Так и сказала Астрахану: «Зачем вы меня пробуете?! Я же только что у вас в «Контракте со смертью» сыграла». Но он настоял. На самом деле самое правильное — идти на кастинг, думая, что тебя не утвердят. Тогда не переживаешь, а просто играешь. Когда же очень хочешь получить роль, волнуешься и зажимаешься. Всю жизнь пытаюсь полюбить пробы, чтобы чувствовать себя на них посвободнее, но каждый раз для меня это дикое испытание. На пробах в «Перекресток» была уверена, что не подойду, ведь на главную женскую роль там пробовалось много московских известных артисток. Может, поэтому я и показалась хорошо. Астрахан утвердил меня, неизвестную девочку из Минска, в пару к известному Лене Ярмольнику. И получилась картина, которую до сих пор любит зритель...
— И как вам работалось с Ярмольником, звездой?
— Он держался немножко так… свысока, но группа его обожала — обаяние Лени просто зашкаливало! Леня всегда приезжал на каких-то невероятных авто. Помню, снимали в Москве, на Маяковке, и Леня появился на таком красивом, таком сумасшедшем автомобиле, что вся группа рты раскрыла: «А-а-а…» А самыми сложными оказались съемки сцены у настоящего загса. Лето, дичайшая жара, а на мне черный блестящий плащ из полиэстера, на Лене — смокинг. И мы изображаем глубокую, холодную осень, чуть не теряя сознание от духоты.
— После «Перекрестка» вы снялись в десятках фильмов, и вашими партнерами были великолепные артисты. Например, в сериале «Дальнобойщики» — Влад Галкин.
— Я очень смешно попала в этот сериал. Наверное, та самая судьба... Тогда я жила в общежитии ВГИКа на улице Галушкина, на 16-м этаже. Зима, депрессуха, денег нет совсем. Сижу в коридоре на корточках, прислонившись к стеночке, курю. Мимо проходит режиссер Юрий Кузьменко (он жил на том же этаже): «Аня, привет, куришь?» — «Курю». И пошел дальше. А вскоре позвал меня в «Дальнобойщиков». Ведь это Юрий Александрович снял первые двадцать серий проекта...
Влад Галкин был чудесным человеком, светлым. И никакого надлома, намека на ранний трагический уход в нем не чувствовалось. Мы все, конечно, знали о его проблеме, актерский мир тесен. Когда на съемки приезжала жена Влада актриса Даша Михайлова, которая его очень любила и во всем ему помогала, он держался, и никаких срывов съемочного процесса не было. Может, истоки его болезни — в детстве. Он же ребенком снимался, а пройти через звездное детство очень сложно. Влад жил с каким-то ореолом, что он такой... шальной. Вот это слово подходило к нему больше всего. Его темперамент, энергетика многое прибавляли к его ролям. А в обычной жизни, скорее всего, мешали. Очень жаль, что так все закончилось... К сожалению, это судьба многих русских артистов, да и не русских тоже.
— Среди ваших партнеров в кино был и Андрей Краско...
— С Андрюшей я работала и как с партнером, и как режиссер — у меня он снимался в сериале «Наваждение». Андрей был закрытым человеком. А как актер, невероятно чувствовал камеру, знал, где «градус» повышать, где понижать, где сделать акцент, где паузу. Это незаметная, тонкая работа, которая только кажется простой. В «Наваждении» у Краско была большая, серьезная нагрузка. И, несмотря на все свои болячки, а их у него было немало, на площадке он не завалил ни одной сцены! Вот такой потрясающий профессионализм — работать на высочайшем уровне, невзирая на проблемы. Кстати, у Владимира Меньшова, с которым я снималась в «Заколдованном участке», оказывается, сильно болели ноги. Но я узнала об этом случайно — мне сказали в конце съемок. Невероятная преданность профессии большого артиста...
— Вы упомянули, что жили в общежитии ВГИКа. А разве вы там учились?
— В общежитии ВГИКа я жила, когда поступила на Высшие режиссерские курсы. В конце 90-х в кино наступило безвременье, фильмы практически не снимали. А мне хотелось, чтобы снимали! Я же в кинематограф влюбилась раз и навсегда. И даже сыграв в Московском театре имени Пушкина главные роли, на вопрос «кино или сцена?» всегда отвечала: кино. На съемочной площадке я чувствую себя как рыба в воде. И мне комфортно быть и актрисой, и режиссером. Тем более что всю жизнь я писала какие-то сюжеты, небольшие истории. И сидеть в Минске мне тогда уже стало скучно. Но решительный шаг я все не делала. Пока подруги меня буквально не вытолкнули: «Тебе надо в Москву!» Я взяла на «Беларусьфильме» старенький желтый чемодан (своего не было), заняла у друзей денег и поехала. В тот год на Высших режиссерских курсах впервые ввели платные места…
— Как вас встретила столица?
— Сурово: конкурс к тому моменту закончился, а деньги у меня в поезде украли. У меня есть такая особенность: не люблю кошельки, деньги держу прямо в сумке. В Москву помимо желтого чемодана взяла с собой красивый модный портфель, в карман которого и положила всю наличку. Один раз вышла в тамбур покурить, и, видимо, в этот момент меня и обворовали. Обнаружила это, только когда приехала на квартиру приятелей, у которых остановилась в Москве.
Меня выручил Астрахан, который одолжил нужную сумму. А вскоре я снялась в одной немецкой картине, получила гонорар и смогла как-то выкрутиться. Но все равно время тогда было тяжелое. Помню, стою у входа на Высшие режиссерские курсы в роскошной каракулевой шубе — мне ее продюсеры «Перекрестка» на премьере подарили. И прошу у однокурсников пять рублей на метро! Все думали, что шучу. Причем кое-где по городу еще висели афиши «Перекрестка». Но как-то все сложилось. И я очень рада, что на курсах попала именно к Владимиру Ивановичу Хотиненко (еще моими педагогами были Павел Константинович Финн и Владимир Алексеевич Фенченко), что получила еще одну профессию. Когда превращусь в немощную старушку и не смогу сниматься, буду сидеть в режиссерском кресле и кричать «Камера! Мотор!». (Смеется.)
— Среди ваших партнеров был и Александр Абдулов, вы вместе работали в фильме «Желтый карлик».
— Александр Гаврилович тогда параллельно снимал своих «Бременских музыкантов» — этим проектом он буквально бредил, все время про него рассказывал, что-то там монтировал... Абдулов был гений, энергетически очень большой человек — заполнял собой все пространство вокруг. А еще он отличался азартом — во всем. Азартно играл, азартно отдыхал, веселился, говорил. Если что-то делал, то отдавался этому целиком. Он был похож на комету и, как комета, быстро сгорел. А еще Абдулов потрясающе относился к женщинам — любую ставил на пьедестал. Я совсем не о плотском влечении, а именно о возвышенном отношении, которое распространялось буквально на любую даму — от уборщицы до актрисы-красавицы. В любой он видел столько прекрасных сторон, каждая женщина для него была как королева. Наверное, это воспитание мамы, которую он безумно любил, боготворил...
— Среди режиссеров, с которыми вы работали, были такие мэтры, как Усков и Краснопольский...
— Сразу уточню такой момент: в кино существует бренд «Усков и Краснопольский» — два брата (двоюродных), которые вместе снимали кино. Но в те годы, в которые я с ними работала, они снимали отдельно. Однако в титрах они всегда оставались творческим тандемом. Поэтому в «Манне небесной» я снималась у Краснопольского, а в «Двух судьбах» — у Ускова. Они оба профессионалы старой школы, очень светлые и искренние в своем любимом деле — в кино. И по отношению не только к профессии, но и к цехам, и к артистам...
Владимир Аркадьевич Краснопольский всегда был красавец, держал себя в форме, несмотря на то что последние годы ходил с палочкой. Он был вообще уникальный: сколько у него было фильмов, и любого сотрудника он знал по имени-отчеству, помнил, на каких проектах до этого они вместе работали, когда у кого день рождения.
И еще одна черта старой школы — скрупулезность, когда в кадре важна любая мелочь. Краснопольский «копался» в биографиях персонажей, подробно разбирал с артистами отношения героев. И все делал тщательно, неспешно. Это сейчас на площадке постоянно звучит: «Быстрей, быстрей, быстрей!» А там все происходило долго. Если действие в деревне, значит, группа уезжает в настоящую глубинку. Платья для актрис не подбирались в костюмерной студии, а специально шились. Звук не «чистый», который записывается прямо на площадке, а настоящая озвучка. Если моя героиня в «Манне небесной» водит трамвай, то никаких дублерш. И я двое суток в настоящем депо училась водить трамвай, чтобы все было по-настоящему. Еще эти съемки запомнились тем, что тогда — в 2010 году — в Москве стояла 40-градусная жара, горели леса, стоял дикий смог. Мы еще горько шутили: «Это круто — пиротехников не надо вызывать, дыма и так уже предостаточно!»
— Анна, а какие партнеры в этой блестящей плеяде произвели на вас самое большое впечатление?
— Артистов, которые самодостаточны и в любой ситуации, в каждой роли выдают алмаз, — единицы. В российском кино для меня два таких человека: это Бочкин (актер Игорь Бочкин, муж Легчиловой. — Прим. ред.) и Евгений Миронов. Считаю, что у Жени все роли — это РОЛИ. К тому же он потрясающий и в театре, и в кино. А немало артистов, которые в кино прекрасны, а в театре энергетически недотягивают. Или наоборот. Я снималась с Женей в сериале «Охотники за бриллиантами». Играла там жену Щелокова, у меня был практически эпизод. Но получилась блестящая сцена — во многом благодаря Жене, его партнерству. Это же удовольствие, когда партнер ведет тебя туда, куда надо. И ты с наслаждением ведешься... А Бочкина оцениваю не как жена, а как строгий критик. Хотя Игорь не любит, когда я о нем так отзываюсь, мол, кукушка хвалит петуха. Но я говорю искренне и абсолютно объективно.
— Анна, а когда вы на съемочной площадке не актриса, а режиссер, что для вас самое сложное?
— Не разлюбить артистов, пока съемки фильма не закончатся. Шучу! Сложно постоянно быть рядом на площадке, хотя на самом деле нужно. (Смеется.) Прошлым летом я снимала в Геленджике сериал «Рокировка». В одной сцене Лянка Грыу должна была зайти далеко в море, а там дикое, очень неровное дно, и она чуть не утонула. А вместе с ней оператор и я. Я же из тех режиссеров, которые не сидят в своем кресле, а всегда находятся рядом с артистами, накручивают километры на площадке. Считаю, что так правильно, и так меня научили мои учителя Хотиненко, Финн и Фенченко.
А вот работа с массовкой — это для меня всегда ужас. В той же «Рокировке» была сцена свадьбы со множеством гостей. Кафе на берегу моря, дикая жара, вокруг площадки толпится куча народу: разгар сезона, и для отдыхающих это отличное развлечение — посмотреть, как снимается кино. Массовка должна была изображать крутых гостей, одетых «дорого-богато». А пришли немного другие персонажи. Пришлось их приглаживать, переодевать. Вот так всегда: ты придумал массовую сцену одним образом, а все будет по-другому.
И еще очень сложно — это животные на площадке. В «Рокировке» по сценарию у героя Бочкина есть собака — овчарка. Когда выбирали четвероногую актрису, кинолог уверял нас, что его псина супердрессированная, выполняет десятки команд. А овчарка оказалась чудесная, но новичок в кино и очень быстро уставала. Только после той мучительной съемки я убедилась, что в картину лучше брать двух одинаковых собак, чтобы они работали посменно.
— Вы не раз снимали в своих картинах мужа. Как режиссеру Легчиловой работается с актером Бочкиным?
— Легко, потому что Игорь суперпрофессионал. И всегда в работе соблюдает иерархию «артист — режиссер». Ведь главный всегда режиссер, ему со стороны видней. Самого талантливого актера что на монтаже, что на выпуске спектакля все равно нужно корректировать. Без режиссера даже суперзвезды такое наиграют, что все просто схватятся за голову. Но иногда на площадке меня «заносит». Может, в силу эмоциональности, открытости, белорусской инфантильности. Недаром Игорь в шутку про меня говорит: «Бульбаши — они такие». Он так белорусов называет, хотя я по крови полька. Так вот, когда на съемках начинаю нервничать и делаю что-то не так, Бочкин может сказать: «Ну-ка, иди сюда». Отводит в сторону, чтобы никто не слышал, и говорит, почему в данной ситуации я не права. Да, на площадке я порой деспот, могу ради результата «подколоть» актера, задеть за живое — расшевелить для дела. Но на самом деле, пока снимаю кино, я люблю актеров, ставлю их на пьедестал. Потом могу разлюбить, но во время работы обожаю!
— Скажите, а вы дома с мужем работу обсуждаете?
— А как же! Невозможно дома взять и «выключить» творчество. Когда работаешь над новым проектом, все время думаешь о роли, о фильме — даже во сне. А если у Игоря выпуск спектакля, его вообще лучше не трогать, только если сам не попросит посмотреть, подсказать со стороны. Так что от профессии мы с Игорем отдыхать не можем. И мне так повезло, что рядом со мной всегда есть советчик, который скажет мне правду! Кто-то другой может слукавить, побояться обидеть или, наоборот, захочет польстить. А от Игоря я всегда услышу точное мнение, справедливую критику. Если хорошо, он скажет: «Это хорошо». Если плохо, скажет: «Это г...». Да, мне будет неприятно, но я знаю, что благодаря мужу у меня всегда есть верная точка отсчета.
— У вас с Игорем получился долгий и очень успешный тандем — семейный и творческий. А как начался ваш роман?
— С сотрясения мозга. (Смеется.) Мы познакомились на репетициях спектакля «Путники в ночи» в Московском театре имени Пушкина — играли супружескую пару. На одном из первых спектаклей Игорь согласно роли сильно толкнул меня на кровать — темперамент у него о-го-го какой. А поворотный круг в этой сцене по какой-то причине не дошел до нужной точки, и я упала на пол. Упала так, что заработала перелом руки, порванное сухожилие и сотрясение мозга. После чего Игорь, как честный мужчина, должен был на мне жениться. (Смеется.) И вот двадцать лет назад мы сыграли свадьбу, а шесть лет назад у нас родился сын Ваня.
— Которого вы почему-то не снимаете в своих фильмах...
— Игорь до сих пор ругается, что в «Рокировке» я не сняла Ванечку даже в эпизоде. Хотя мы брали сына с собой: пока работали, он с няней проводил время на море. А мне было жалко ребенка: на площадке стояла такая жара! Хотя Ваня очень фотогеничный. И, если захочет сниматься, я его, конечно, возьму в какой-нибудь свой проект. А пока он ходит в детский сад. Ранними занятиями в школе, где сейчас такие безумные нагрузки, решили сына не мучить. Пусть у ребенка будет нормальное детство. Ваня пойдет в школу в семь лет, как мы с Игорем в свое время пошли. А пока он понемногу учит английский, рисует, занимается гимнастикой, ходит на плавание.
— Как сын реагирует, когда видит на экране телевизора вас или папу?
— Для него это абсолютно нормально. Может, из-за того, что с ранних лет видит наши фото и видео в телефоне, на планшете? Когда по телевизору показывают фильм с нашим участием, он спрашивает: «Мама, ты что, играешь там что-то?» или «Папа, это ты по роли дерешься?» И идет дальше по своим делам. При этом Ване нравится, когда я учу дома текст роли. Часто просит: «Мама, проговори еще раз слова». И внимательно слушает — все ли правильно произношу. У него очень цепкая память, знает наизусть «Василия Теркина», «Евгения Онегина». Бочкин с Ваней очень быстро учит стихи, даже сам удивляется.
Пока о сути актерской профессии у сына смутные представления. Недавно Игорь уезжал на гастроли с антрепризным спектаклем. Вернулся, общается с сыном: «Ваня, а почему ты не спрашиваешь, как прошел спектакль, устал ли я?» А Ваня удивленно на него смотрит: «Папа, так ты же был на гастролях, отдыхал». Для сына наши гастроли, киноэкспедиции — это всего лишь каникулы, отпуск.
Кстати, папу на сцене он уже видел. Недавно в «Ленкоме» вышла премьера спектакля «Старомодная комедия» — Бочкин играет там с Олесей Железняк. Это была первая «взрослая» постановка, которую увидел наш сын. Оба акта Ваня высидел легко, правда, часто спрашивал, почему на сцене вот это стоит, и вот это. И еще мгновенно среагировал на фамилию героини Жербер. Как услышал, сразу мне сказал: «Я знаю эту тетю — папа учил текст и про нее говорил».
А еще очень смешной момент был, когда на следующий день после премьеры мы с Ваней зашли в овощной и он первым делом как закричит на все помещение: «У папы вчера была премьера!» Продавцы ближайших магазинов и так в курсе, что у ребенка родители артисты, Ваня им это регулярно сообщает. Но тут он был просто в восторге. Вот такой любящий зритель у нас с Игорем подрастает!
