Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Сегодня мы вынужденно обойдемся без исторической "подкладки" к юбилею, ибо небольшой обзор событий 1973 года уже был на канале не так давно - в публикации о "Всаднике без головы". Значит, у нас останется больше времени и места для... Чехова.
- Ах, какой я начал рассказ!.. Пишу на тему о любви. Форму избрал фельетонно-беллетристическую. Порядочный человек увез от порядочного человека жену и пишет об этом свое мнение; живет с ней — мнение; расходится — опять мнение. Мельком говорю о театре, о предрассудочности „несходства убеждений“, о Военно-Грузинской дороге, о семейной жизни, о неспособности современного интеллигента к этой жизни, о Печорине, об Онегине, о Казбеке
Это письмо Суворину от ноября 1888 года, по-видимому, первое упоминание о "Дуэли". Впрочем, это был лишь замысел, эскиз, работа шла неспоро, В 1891 году Чехов пишет всё тому же Суворину:
- ... Приеду я в Петербург, вероятно, 8 января. Буду у Вас писать, а если не буду, то уеду. Так как в феврале у меня не будет ни гроша, то мне нужно торопиться кончить повесть, которую я начал. В повести есть кое-что такое, о чем мне надлежит поговорить с Вами и попросить совета
"Утомительным рассказом" называет "Дуэль" Чехов 10 августа 1891-го. "В рассказе больше 4 печатных листов. Это ужасно. Я утомился, и конец тащил я точно обоз в осеннюю грязную ночь: шагом, с остановками — оттого и опоздал". Нелюбитель "больших форм" (а Чехов искренне полагал, что они ему не даются, оставив нас без единого романа, о чём приходится лишь сожалеть), Антон Павлович, верно, не мог предполагать, какие разнополярные оценки выпадут на долю "Дуэли". Помимо восторженных отзывов (вроде "лучшей повести Чехова") будут в том числе и такие: "самое слабое и неудачное из его произведений", или даже такое: "Я не хочу умалять таланта г. Чехова, но, право же, его последние творения пахнут литературным дон-кихотством... Правда столь же далека от „Дуэли“ г. Чехова, как далеко задуманное им от действительного". Или ещё - вот так: "Неспособность Чехова сочинять „большие вещи“ сказалась в ней так же ясно, как и в „Степи“.
Что тут можно сказать? Было уже такое... всё XIX столетие, да... И Пушкин у Белинского исписался. И Достоевский создавал "литературного урода". И Гончарова раскатали в пыль за "Обрыв". И Лесков с Салтыковым-Щедриным остались непонятыми публикою с последними своими вещами. Критика позапрошлого века не всегда была объективною, она принуждена была зачастую играть роль приманки в печатной периодике - для привлечения аудитории. Более того - в "журнальных войнах" столетия зачастую именно критика была в свежем нумере главным манком для читателя, а статьи таких авторов как Белинский, Добролюбов и Писарев и вовсе иной раз читывались вперёд беллетристического контента. Критика - критикой, но есть всё же один - и весьма значительный! - нюанс. Если ироничное злоумие критики демократов Белинского и Добролюбова зачастую было оправдано крестным походом этих двоих на дворянское "искусство ради искусства" и авторское отрицание прогресса, то чем же можно оправдать нападки на Чехова всяких... Амфитеатровых? Уже только по процитированным выше выдержкам из критики конца столетия заметно лишь одно: нестерпимое - вроде зуда - желанье высказаться и оправдать тем самым своё существование (а, как известно, на одного Чехова приходится не менее пары дюжин булгаковских Латунских, питающихся исключительно кровью и плотью авторов. Ежели бы чеховых или хоть тургеневых более у нас не рождалось, они бы стали критиковать сами себя - такое уж племя). В итоге по факту: кто сейчас может признаться, что читал хоть один из примерно тридцати (!!!) романов Амфитеатрова? А крупные вещи Чехова - "Степь", "Дуэль" и "В овраге" - вот они...
А теперь можно бы и начать поздравленья самому юбиляру!
- "Было восемь часов утра — время, когда офицеры, чиновники и приезжие обыкновенно после жаркой, душной ночи купались в море и потом шли в павильон пить кофе или чай. Иван Андреич Лаевский, молодой человек лет 28, худощавый блондин, в фуражке министерства финансов и в туфлях, придя купаться, застал на берегу много знакомых и между ними своего приятеля, военного доктора Самойленко.С большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми черными бровями и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще вдобавок с хриплым армейским басом, этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна, но проходило два-три дня после первого знакомства, и лицо его начинало казаться необыкновенно добрым, милым и даже красивым. Несмотря на свою неуклюжесть и грубоватый тон, это был человек смирный, безгранично добрый, благодушный и обязательный. Со всеми в городе он был на ты, всем давал деньги взаймы, всех лечил, сватал, мирил, устраивал пикники, на которых жарил шашлык и варил очень вкусную уху из кефалей; всегда он за кого-нибудь хлопотал и просил и всегда чему-нибудь радовался. По общему мнению, он был безгрешен, и водились за ним только две слабости: во-первых, он стыдился своей доброты и старался маскировать ее суровым взглядом и напускною грубостью, и во-вторых, он любил, чтобы фельдшера и солдаты называли его вашим превосходительством, хотя был только статским советником..."
Это уж я не удержался и привёл начало из самой повести - до чего же хорошо!
"Плохой хороший человек" - ярчайший образчик из того редкого созвездия экранизаций не только Чехова, но и русской классики вообще, в которых, кажется, нет вообще ни малейших изъянов. И дело здесь не только в блистательной авторской первооснове. И не в несомненном мастерстве постановщика - Иосифа Хейфеца, которому отечественный кинематограф, да и все мы, обязаны гениальной "Дамой с собачкой", "В городе С," по "Ионычу" (этот киноюбилей мы, кстати, отмечали в рамках цикла в позапрошлом году), "Асей" и "Шурочкой" по купринскому "Поединку". И даже не в уникальнейшем актёрском ансамбле "на сто миллионов" из Даля, Папанова, Высоцкого и Максаковой. Мало бывает (а теперь - так и просто не бывает!) исторических кинорепродукций, в которых остро ощущается Эпоха - без ужасных париков, без вынужденно однообразной (снимать негде!) натуры, без новодельных, только что пошитых, костюмов... Даже пресловутая болтающаяся на ниточке пуговица на сюртуке фон Корена - верная примета того, как снимать надо и должно. Этому не учат. И научить невозможно. Так порою случается, когда счастливо совпадают люди, знающие, "как нужно" и "что они хотят". Творцы, сами прочувствовавшие и пропустившие через себя первоисточник.
Вспоминая "Плохого хорошего человека" невозможно не упомянуть (с благодарностью режиссёру) единственную работу Высоцкого, за которую он получил прижизненную награду - на Фестивале Наций в Таормине 1974 года "За лучшую мужскую роль". Не так уж много у него было - при всём его потенциале и харизматичности - действительно знаковых работ в кино. Да чего там - просто ничтожно мало! Но своим ницшеанцем фон Кореном он мог гордиться по праву. Ах, что же это за вкуснейший персонаж! И как же изумительно по-чеховски, уникально попадая в текст, произносит Высоцкий свои монологи, выписанные Антоном Павловичем с исключительными мастерством, остроумием и глубиною!
- "— ...Я понял Лаевского в первый же месяц нашего знакомства, — продолжал он, обращаясь к дьякону. — Мы в одно время приехали сюда. Такие люди, как он, очень любят дружбу, сближение, солидарность и тому подобное, потому что им всегда нужна компания для винта, выпивки и закуски; к тому же, они болтливы, и им нужны слушатели. Мы подружились, то есть он шлялся ко мне каждый день, мешал мне работать и откровенничал насчет своей содержанки. На первых же порах он поразил меня своею необыкновенною лживостью, от которой меня просто тошнило. В качестве друга я журил его, зачем он много пьет, зачем живет не по средствам и делает долги, зачем ничего не делает и не читает, зачем он так мало культурен и мало знает — и в ответ на все мои вопросы он горько улыбался, вздыхал и говорил: «Я неудачник, лишний человек», или: «Что вы хотите, батенька, от нас, осколков крепостничества?», или: «Мы вырождаемся...» Или начинал нести длинную галиматью об Онегине, Печорине, байроновском Каине, Базарове, про которых говорил: «Это наши отцы по плоти и духу». Понимайте так, мол, что не он виноват в том, что казенные пакеты по неделям лежат не распечатанными и что сам он пьет и других спаивает, а виноваты в этом Онегин, Печорин и Тургенев, выдумавший неудачника и лишнего человека. Причина крайней распущенности и безобразия, видите ли, лежит не в нем самом, а где-то вне, в пространстве. И притом — ловкая штука! — распутен, лжив и гадок не он один, а мы... «мы люди восьмидесятых годов», «мы вялое, нервное отродье крепостного права», «нас искалечила цивилизация»... Одним словом, мы должны понять, что такой великий человек, как Лаевский, и в падении своем велик; что его распутство, необразованность и нечистоплотность составляют явление естественно-историческое, освященное необходимостью, что причины тут мировые, стихийные и что перед Лаевским надо лампаду повесить, так как он — роковая жертва времени, веяний, наследственности и прочее. Все чиновники и дамы, слушая его, охали и ахали, а я долго не мог понять, с кем я имею дело: с циником или с ловким мазуриком? Такие субъекты, как он, с виду интеллигентные, немножко воспитанные и говорящие много о собственном благородстве, умеют прикидываться необыкновенно сложными натурами"
"Никто не знает настоящей правды!" Финал снят в полном соответствии с повестью. Лаевский, принявшийся за работу с желанием выплатить все долги и живущий теперь "хуже нищего", не похож сам на себя, а более всего напоминает совершившего некогда страшное преступление, а теперь раскаявшегося и выпущенного на поселение убийцу. Фон Корен смущён увиденным и хочет поскорее отплыть. Вышедшая проститься Надежда Фёдоровна держит руки "как гимназистка, которой делают выговор". Неловко всем. Неловко даже зрителю, будто присутствующему при какой-то интимной сцене... Поразительно точный здесь Олег Даль будто предвидит будущую свою роль Зилова в "Утиной охоте" - другого "потерянного человека". Грустно...
«...Да, никто не знает настоящей правды...» — думал Лаевский, с тоскою глядя на беспокойное темное море.
«Лодку бросает назад, — думал он, — делает она два шага вперед и шаг назад, но гребцы упрямы, машут неутомимо веслами и не боятся высоких волн. Лодка идет всё вперед и вперед, вот уж ее и не видно, а пройдет с полчаса, и гребцы ясно увидят пароходные огни, а через час будут уже у пароходного трапа. Так и в жизни... В поисках за правдой люди делают два шага вперед, шаг назад. Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад, но жажда правды и упрямая воля гонят вперед и вперед. И кто знает? Быть может, доплывут до настоящей правды...»
— Проща-а-ай! — крикнул Самойленко.
— Не видать и не слыхать, — сказал дьякон. — Счастливой дороги!
Стал накрапывать дождь"
Филигрань актёрских работ в "Плохом хорошем человеке" и спустя много лет после просмотра оставляет ярчайшие воспоминания: и странный смех дьякона в исполнении Геннадия Корольчука, и надменно-солдафонское "Паааслушайте, Аааачкасов!" пристава Кирилина (великолепная роль незаслуженно забытого ленинградца Анатолия Азо)... И, конечно, сам Чехов, даже не перенесённый на экран - визуализированно прочитанный силами уникальной съёмочной группы. Если и есть за что ностальгировать по СССР - то за такие картины.
Любопытно, кстати, что в 1961 году "Дуэль" уже экранизировалась режиссёрами Татьяной Березанцевой и Львом Рудником. Самая известная киноработа первой - постановка пьесы Арбузова "Старомодная комедия" 1978 года с Алисой Фрейндлих и Игорем Владимировым. Рудник же и вовсе в основном известен как главный режиссёр Московского театра-студии киноактёра. Главные роли там исполнили Олег Стриженов и Владимир Дружников.
Даже по тому, что фильм не очень-то памятен (и дело здесь вовсе не в 12-летней разнице), можно судить о его достоинствах. Всё вполне академично... И Стриженов. И Дружников. Но вот не цепляет. В Стриженове нет оголённого нерва и издёрганности Олега Даля, а фон Корен со своим знаменитым дружниковским поставленным баритоном слишком театрален. Иначе говоря, ранняя версия более напоминает солидный, в золоте, том, неизменно десятилетиями пылящийся на полке, поздняя же - затрёпана и даже с треснувшим корешком, но это - именно что достоинство. Значит - читают!
Я намеренно сегодня "не лонгриден"... просто заранее решил, что лучше всего сами о себе расскажут фотографии и... Чехов. Мне к нему добавить нечего. Рад, если наши с вами, уважаемый читатель, мнения совпали.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Пропущенные юбилеи", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании