(микроскопический роман 90-х)
5
Многое изменилось за почти два десятилетия в бывшем колхозе «Красный Луч», а в последствии с/х кооперативе «Боец». Несколько руководителей прошли через него, и присланных из администрации района, и местных, выбранных самими селянами, но дело на лад, так и не пошло. Хозяйство доживало последние дни, распродавая своё имущество за неоплаченные долги. Незадолго до смерти бывшего председателя колхоза Баринова, Еремеев сошёлся с ним в коротком разговоре. Он произошёл на автобусной остановке в присутствии десятка человек ожидавших прибытия рейсового транспорта.
- Здравствуйте, товарищ Баринов, - насмешливо сказал он, - или вам теперь ближе обращение, господин? Что-то вы сегодня, не на своём лимузине? - Тот промямлил не доброе в ответ, не желая заводить разговор.
– Давненько, говорю вас не видно, а? Какой партии теперь служите?
Не смотря на то, что в начале девяностых, все бразды правления хозяйством оказались единолично в руках председателя, да и возможности в то время у него имелись тоже, не сравнить с рядовыми колхозниками, ни он сам, ни его дети, так и не сумели «зацепиться за жизнь» в обновлённой стране. Наворованное, было частью потрачено, частью обесценилось в гайдаровские реформы.
Он жил один, сын его уехал десять лет назад куда-то далеко, на заработки, там его и убили, а дочь была замужем за негром и жила сейчас в Сомали. Как и для большинства селян, его погоня за американской мечтой, превратилась в мираж.
- А чего ты зубы-то скалишь? – ответил он Еремееву. – Как умею, так и живу.
- Это правда, - с иронией повторил Петр Иванович.
Ему до ужаса хотелось как-то «подцепить» бывшего руководителя хозяйства на разговоре о колхозных делах, и он пытался к этому подобраться, но как не знал.
- Подумать только, что у нас здесь содеялось. Какое большое было хозяйство, многоотраслевое, и всем жителям хватало работы на селе, - продолжил он с грустью.
- Да уж, - вздохнул Михаил Григорьевич,- и куда это всё делось - не знаю.
- Да что там, куда подевалось, когда в «Козырёвке» народу осталось с гулькин нос. Уже дороги в село и то, начали клёном зарастать.
- Вот так и всё у нас плохо, Россия, одно слово, - сплюнул брезгливо Баринов.
- А вот я скажу тебе, ехал я, о прошлом годе с одним водителем в город, за мебелью. Так на середине пути, он остановил машину и выбросил на обочину дороги мешки с мусором. А когда мы с ним ехали обратно и вели разговор о том, о сём, он мне, как и ты вот сейчас сказал: - всё у нас в России так, одна грязь кругом, – о своих собственных пакетах с помоями, он уже забыл.
- Это ты к чему сейчас? - насторожился председатель.
- А к тому, что ты от него не отличаешься.
- Почему ж это?
- Мусор он на вид, разный бывает, а по сути дела, всё одно – грязь. И то, что в нашем селе делается сегодня, тот развал, что мы видим, есть твоих рук дело, твоя персональная грязь.
- Ты сумасшедший! Это вы, проклятые коммунисты страну до развала довели, а виноват видишь я теперь, ловко. Ловко получается!
- А разве ты, Михаил Григорьевич, коммунистом не был? – удивился Еремеев.
- Я, верующий! – гордо сказал Баринов.
В удивлении Еремеев открыл рот, и застыл от неожиданности, услышав такое серьёзное заявление.
- Да, ну? Зачем же ты тогда вступал в партию безбожников и богохульников? Вредить партии изнутри, или что? А-а, за хорошей, за руководящей работой! Ясно… Ну, ты и гнида, Михаил Григорьевич. Ох и гнида.
У Баринова, дрожали губы и слезились глаза. Ему хотелось ответить своему бывшему парторгу, но ответить было нечего. На Еремеева зашумели люди стоящие вместе с ними на остановке. Чего мол, издеваешься над старым человеком. Кто-то уже пихал в рот Михаилу Григорьевичу валидол и уступал место на лавочке. А Пётр Иванович стоял рядом и ухмылялся этому, потому что хорошо знал лицемерие Баринова и понимал, что слёзы, душившие его сейчас, такие же липовые, как и бывшая его принадлежность к КПСС. Но скоро подошёл автобус, и всё это прекратилось само собой.
На этом бы и поставить точку в нашей скучной истории, но волей-неволей, а приходиться нацарапать для неё, маленький эпилог.
Эпилог.
Ровно через месяц после этого разговора, Михаил Григорьевич
Баринов, оставил этот суетный мир и не приказывал никому долго жить, не по злобе конечно, а потому, что просто ему приказывать было некому. Схоронили его с почестями, как национального героя, правда без музыки оркестра, уже на новый лад. Много сказали тёплых слов и других добрых речей в память о нём, как о человеке и труженике. (Любят всё-таки вот у нас покойников, ох любят – что ни говори).
А Еремеевы, так и живут в «Козырёвке». Сын у них сейчас служит в армии, пограничником, а дочь в городе живёт в общежитии, на юриста учится. Всё у них хорошо, ни о чём они не жалеют. Их жизнь, состоялась.
У. Ёжиков