Когда Михаил Васильевич Нестеров задумал написать портрет Веры Мухиной, он был уже знаменит, заслужен и уважаем. Он - автор множества картин, среди которых «Видение отроку Варфоломею», «Пустынник», «Портрет дочери»... Нестеров работал над росписью Владимирского собора в Киеве, Марфо-Мариинской обители в Москве. Художнику шёл 77-ой год. Он давно уже сам для себя намечал интересные объекты, художественный образ которых хотел воплотить. К портрету Веры Игнатьевны он приступил для себя неожиданно, это была вспышка, спонтанное решение.
О скульпторе Мухиной Нестеров знал. Вся художественная общественность находилась тогда под впечатлением скульптуры «Рабочий и колхозница», венчавшей собою Советский павильон на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Скупой на похвалы Нестеров, очень сердечно встретил воплощенный Мухиной образ, по его мнению, выражающий устремление целой страны в будущее. На опыте зная трудность построения двойных портретов, Нестеров считал, что Мухина решила очень сложную задачу: фигуры рабочего и колхозницы, отлично передающие их русский облик, она слила в едином порыве, страстном и победном.
Хорошо зная друг о друге, художники при этом знакомы не были. Случай свёл их осенью 1939 года: Мухина произвела на Нестерова такое же прекрасное впечатление, как и её скульптура. Желание написать её портрет у Нестерова возникло сразу.
«Она интересна, умна, - писал Нестеров Павлу Дмитриевичу Корину, своему портретисту. - Внешне имеет «своё лицо», совершенно законченное, русское… Руки чешутся написать её, она согласна».
Да, в это время у художника Нестерова был свой портретист. Павел Корин работал скрупулёзно и старательно. Более 30 сеансов провёл он с Михаилом Васильевичем. Пожилого и больного человека это изматывало, но несмотря на это, Нестеров приступает к работе над портретом Веры Игнатьевны.
Мухина рассказывала: «Я всегда любила Нестерова как художника и высоко ценила его портреты. Ему нравились мои рабочий с колхозницей. Мне было дорого его желание написать мой портрет. Но, признаться, я терпеть не могу, когда видят, как я работаю. Я никогда не давала себя фотографировать в мастерской. Но Михаил Васильевич непременно хотел писать меня за работой. Я не могла не уступить его настоятельному желанию».
Первым карандашным наброском Михаил Васильевич был недоволен. Бюст, рядом с которым находилась Вера Игнатьевна, занял всё пространство, а героиня казалась ему холодной, равнодушной к своему делу.
«Я её помучил: так повернул, этак. А ну, поработайте-ка. Чем вы работаете?
- Чем придётся. Пальцем, стекой.
Как принялась над глиной орудовать - вся переменилась. «Э!, - думаю. - Так вот ты какая!»
Так и нападает на глину: там ударит, здесь ущипнет, тут поколотит. Лицо горит, не попадайся под руку: зашибёт! Такой-то ты мне и нужна».
И всё же работе наступил перерыв. Нестеров постоянно себя спрашивал, справлюсь ли? Задача непростая, а здоровье постоянно подводит...
Вера Игнатьевна: «Михаил Васильевич хотел писать меня за работой. Я и работала непрерывно, пока он писал… Из всех работ, бывших в мастерской, он сам выбрал статую Борея, бога северного ветра, сделанную для памятника челюскинцам. Он сам выбрал всё: и статую, и мою позу, и точку зрения. Сам определил точно размер портрета. Всё - сам. Работал он всегда со страстным увлечением, с полным напряжением сил, до полного изнеможения.
Я должна была подкреплять его чёрным кофе. Во время сеансов велись оживленные беседы об искусстве. Но когда он входил в азарт, всё умолкало. Он с самозабвением отдавался работе».
На каждом станке в мастерской у Мухиной находилась в работе скульптура, но Нестеров перенёс на полотно Борея. Борей - это движение, это - единый порыв, преодолевающий всё на своём пути! Вперед и всюду!
А вот фигура скульптора - наоборот. Она поражает своим спокойствием. В фигуре Мухиной он не хотел внешней «динамики», театральности в позе. Она просто работает. Внимание зрителей привлекают руки, этот «самый лучший инструмент при работе ваятеля» (слова скульптора Анны Голубкиной). Руки выписаны с любовью. Они касаются статуи одновременно и очень уверенно, профессионально, и очень нежно, как к ребёнку.
А ещё глаза! В глазах Мухиной - поразительная энергия, в этой «голове выражен целый мир творческих дум и устремлений». Нестеров писал, что в Вере Игнатьевне «ценит ум и мастеровитость». Это и показал. Портрет - о самой сути души художницы.
Интересно сравнить этот портрет с фотографиями, сделанными с Мухиной во время работы. Потому что, хоть Вера Игнатьевна и не пускала фотографов в мастерскую, такие снимки есть, их делал сын, Всеволод Замков.
По воспоминаниям близких, Всеволод снимал блестяще. Отец, Алексей Андреевич Замков, поощряя интерес сына к фотографированию, покупал какие-то необыкновенные импортные аппараты. Всеволод мечтал стать кинооператором. Лучшие фотографии с Парижского павильона были сделаны именно им. Мать и сын были очень близки. Хорошо зная мать, он умел поймать «выразительное мгновение». Случайных фотоснимков с неё не делал.
Вот фотографии 1934-го года (Вера Игнатьевна лепит «Эпроновца») и 1949-го (работает над статуэткой «С.Корень в роли Меркуцио»). На обеих - сведенные брови, поперечная складка на лбу и та же напряженная устремленность, что и в портрете Нестерова. Так же решительно сложены губы. Та же сила прикосновения к фигуре, как будто хочет через пальцы влить в своё творение живую душу.
Известно, что есть фотография 1953 года, сделанная незадолго до смерти. Вера Игнатьевна Мухина работала над трагической композицией, посвящённой Великой Отечественной войне. Ольга Воронова в книге «Вера Игнатьевна Мухина» пишет: «Уже беспомощна рука скульптора, но движение пальцев, обращенных к фигурам, прежнее: размеренное и пылкое. И лицо по-прежнему исполнено чувства: Борею она помогла вырваться из гипсового плена, «Эпроновцем» гордилась, женщину с вернувшимся с фронта изуродованным мужем, она жалеет до слёз, до боли в сердце».
К сожалению, эту фотографию мне найти не удалось.
Полотно с изображением Веры Мухиной сегодня в Третьяковской галерее. Близкие художника говорят, что редко каким портретом Нестеров был так увлечён, как этим. Но зато и редко о каком портрете он слышал столько похвал!
Сегодня портрет Мухиной считается вершиной портретной галереи Нестерова. При появлении в Третьяковской галерее портрет вызвал всеобщий восторг! В монографии Сергея Дурылина «Нестеров в жизни и творчестве» есть такой эпизод (показательный, на мой взгляд) :
«Перед портретом долго стояли два матроса, долго и неотрывно рассматривали его… Один из них подошёл ко мне и спросил:
- Кто написал этот портрет?
- Нестеров.
- Он молодой художник?
- Нет старый, едва ли не старейший их наших художников.
Молодой матрос, не скрывая неудовольствия, отвернулся от меня.
- Нет, ну это вы ошибаетесь. Старому тут делать нечего. Это наш брат, молодняк. Художник этот, верно, так же хорошо стрелять умеет, как кистью писать».
P.S. Надеюсь, что Вы открыли для себя что-то новое. Подписывайтесь на мой канал: мне будет приятно, а Вы и в следующий раз не пропустите интересные статьи и факты.