Песня о тревожной молодости
Предисловие
Этот рассказ - очерк написан не столько для современников, сколько для внуков и правнуков, чтобы потомки знали, какой ценой давалась мирная счастливая жизнь. Как люди общими усилиями строили будущее и ковали Победу в тылу и на фронте. Пусть эта священная память о людях труда навечно останется в сердцах поколений.
Лидия Ермолаева (Сажина)
Светлой памяти отца Сажина Михаила Павловича посвящаю
Во имя будущего
Рос Мишка в крестьянской семье в селе Новокургатай Акшинского района Читинской области. В деревеньке жили и русские, и татары. Мишка знал много нерусских фраз и мог на равных общаться с татарскими ребятишками. Учился в церковно-приходскую школе, осваивал грамоту. За малую провинность или шалость, а степенностью мальчишки не отличались, - в угол: на коленях на горохе стоять и просить прощения у попа-батюшки. Два класса окончил. Но не пришлось Мише доучиться. И рад бы, но нужда не оставляла большую семью.
В стране шла гражданская война, царили хаос и неразбериха. Брат на брата войной шёл, отец на сына, сын на отца. Страна разделилась на белых, красных, зелёных и бандюганов других мастей. «Бей красных, пока не почернеют, бей белых, пока не покраснеют!»,- высказывание батьки Махно в то время каждый слышал. И здесь, в Забайкалье, против Советской власти боролись и семёновцы, и табхаевцы - побаивались их бедные люди. И не зря. Сам Мишка убедился однажды в этом на деле.
Однажды мать позвала: «Сынок, иди, примерь рубашку, вот, сшила...», - и протянула Мише рубаху из красной сарпинки. Старые люди помнят, что это за ткань. Сколько было радости в глазах у пацана! Покрутился возле матери в обновке и кинулся на улицу к ребятам: похвастать. Обступили его мальчишки, гоношатся. Ладно скроена рубаха, так и хочется потрогать. Мишка отмахивается: «Не трожь, паря, зажулькаешь». Вдруг на другом конце улицы показалась группа всадников. «Пацаны, гляди, табхаевцы», - крикнул кто-то. В то время о табхаевцах много ужасного говорили. Например, о том, как Дугар Табхаев командовал карательными экспедициями, сопровождавшимися грабежами, как во дворе Агинской степной думы устроил порку тех, кто помогал красным партизанам. Ватага пацанов бросилась врассыпную. Только Мишка замешкался. «А-а-а, красная сволочь!», - закричал всадник и полоснул нагайкой по спине. Боль пронзила тело, Мишка скорчился. Но понять одного не может: за что? Потом догадался, что безобидная красная рубаха для табхаевцев символ "красных".
Кто знает, может, и этот случай предопределил, каким станет Мишка. Уже с четырнадцати лет пришлось ему вступить во взрослую жизнь. Пошел наниматься к зажиточным крестьянам на работу. Во время посевной работал погонщиком быков.1924-й год стал голодным и холодным. Крестьяне пригорюнились, собрав урожай, - хлеб не уродился. Наступил послевоенный голод.
Собрались мужики, посудачили и пошли на поиски хлеба. Шёл тогда Михаилу семнадцатый годок, уже почувствовал в теле крепость, ловкость в руках, неутомимость в ногах. Решил тоже идти на заработки вместе с крестьянами. Шли пешком в Быркинский район. Двенадцать дней. Когда проходили село Мынкечур, уговорился Мишка с местным зажиточным мужиком Мулиным за пять пудов пшеницы работать у него. Туго пришлось Мишке. Горбатился с весны до поздней осени, а кормил хозяин Бог знает как. И без того худая одежонка поизносилась так, что на люди стыдно показаться. Подумал-подумал парень и решил уйти к мужику-середняку Тимофею Обухову.
Новый хозяин оказался добрее. Сжёг Мишкину старую, чего греха таить, донельзя завшивевшую одежду. Дал новые, добротные штаны и рубаху. «На человека стал походить», - обрадовался парень. Приглянулся Михаил хозяину: работящий, честный, да и собой хорош. Много девчат в ту пору на него заглядывалось. Может, так бы и работал: кормил хозяин сытно, платил, как говорится, - грех жаловаться. Да однажды зашёл за ним с заработков брат Иван, который в ту пору работал в Александровском заводе, позвал домой.