Её трудно было чем-то особенным выделить среди многих приносивших аккуратно сложенные кульки и посылки с гуманитарной помощью для Донбасса. Люди идут и идут каждый день.
Она обратила на себя внимание только желанием поехать туда, на Донбасс. Брать не хотели. Мало ли, дорога трудная, не каждый выдержит.
– Глянь ей на руки, — сообразил один из волонтёров.
– Нормальная. Без ногтей.
– Можно брать.
– Только смотри, не ныть! Самим трудно, а едем помогать, кому ещё трудней, — строго предупредили её.
Дорогой она переносила все испытания. Выполняла любую работу и принимала на себя любые обязанности.
Душа её разрывалась от боли, когда она увидела разрушенный врагом город.
– Дома, как скелеты. С выбитыми окнами-глазами… Из подвалов этих мертвых домов выходили живые люди. Дети с бледными лицами, давно не видевшие солнца, — вспоминает она.
В одном из полуразрушенных домов заметила пианино. Внешне засыпанное штукатуркой и обломками, оно всё же не потеряло голос.
– Ребята! А давайте вытащим эту музыку на улицу! И поиграем для народа!
– А ты чё, могёшь на этой шарманке?
– Да вроде... — тихо сказала она.
– Во даёт! А ну, мужики, взяли!
Благо волонтеры были ребята молодые, полные задора. Идея — ух, сильная!
И вот, как муравьи, облепили ношу и все 400 кг вскоре были на улице. На потеху измученного бомбежкой народу.
Но пока … никого. Только сами грузчики.
Нашли кое-какой живой стул, и руки, которые по дороге сюда и помогали грузить-выгружать тяжести, упаковывать, складывать и вообще выполнять любую работу, — эти руки коснулась клавиш.
Она не знала, что играть. Первый в жизни такой вот «фронтовой уличный номер». И она заиграла то, что знают все с детства.
Подходили редкие прохожие. И уже не уходили.
Простые мелодии, как бетховенское «К Элизе», звучало здесь особенно. И нежная любовь, и боль-тревога.
Стоявший недалеко седой старик, вытирая слёзы, дрожащими руками стал опираться сзади на пианино.
– Дедуль! Тебе плохо? – прошептала внучка.
– Я слышал, – тоже шепотом ответил дед, – что однажды Бетховен проходил мимо открытого окна и услыхал там свою мелодию. Когда он вошел в дом, за инструментом сидела и играла слепая девочка. Тронутый этим композитор написал специально для неё эту пьесу…
Народ притих. Было слышно, как детский голос прошептал:
– У нас в классе некоторые погибли… И учительница музыки тоже…
Потом, придя домой, этот седой дед покажет внучке вот эту фотографию.
Где так же на улице, среди разрушенных домов в Германии наш обычный красноармеец весной 1945 играет на уцелевшем пианино. Играет классику. Возможно и немецкую классику немецкому народу...
А здесь, в Мариуполе, музыка, живая музыка, разносилась по казалось бы убитому городу.
Она играла и от себя, и «по заявкам слушателей». И классику классическую, и классику одесскую. Которую знала еще от одесских бабушки и мамы. На потеху кто-то заказал «Мурку», нашли быстро и настоящую Мурку
Безмерной радости народа не было предела.
Удивительно, люди заулыбались. Ожили.
А в перерывах между просьбами, она играла высокую музыку. И в разрушенном городе происходило чудо: над городом плыли бессмертные мелодии истинно наших Чайковского, Рахманинова, и тоже наших Шопена, Брамса, Бетховена…
– Звать-то тебя как? — по-простому спрашивали её останавливавшиеся поглядеть на это представление прохожие.
– Валентина.
– Значит, тёзки, – раздался весёлый голос.
– Как моя мама… – тихо, но люди услышали, как сквозь слёзы сказала девочка с печальными глазами.
– У нее маму убили, – шепнул кто-то.
– Иди ко мне поближе, – обняла её Валентина.
– И мою дочку тоже, – почти беззвучно прошептали сухие дрожащие губы седой старушки…
Тут и какой-то годовалый малыш, который еще не умел говорить, только весело сверкал первыми появившимися зубками. Его счастливая улыбка посреди этого всего горя и бед, вселяла оптимизм. Он так радовался, что протянул пианистке самое дорогое для него — еще не до конца облизанный леденец.
Кто-то из собравшихся попросил:
– А давайте — «День Победы»!
И тут же, на ходу в наступающей темноте подбирая мелодию, Валентина начала играть. Народ подхватил. Эта потрясающая мелодия разносилась и по округе, и уходила в небеса. Даже звезды выглянули послушать…
Но когда дошло до слов, которые местные шахтеры и сталевары воспринимали особенно чутко, — «У мартеновских печей не смыкала наша Родина очей…», — хлынули слёзы. В них не было горя. А была сила, необоримая сила народа!
– Ради этого стоило прожить жизнь, – признается Валентина Лисица, пианистка с мировым именем! Её знают лучшие залы на всех континентах планеты.
Её знает Донецкая земля, её знают чуткие и сильные люди Донбасса.