Глава 75
– Дай! – детская ручка уверенно захватила компьютерную мышь на Ромином столе.
Он хотел было оказать сопротивление, но увидел скривившиеся губёшки и плюнул на это провальное дело. Только воя ему тут и не хватало. Пусть творит что хочет, всё-таки это ненадолго…
Сашкину дочь Рома наблюдал за последний месяц несколько раз, правда, наедине с ней в кабинете остался впервые. Викусе, видите ли, приспичило в дамскую комнату, а тащить с собой крошку, которая наверняка станет хвататься за все далёкие от санитарного идеала поверхности, не хотелось. Может быть, эта Марианна была даже чудо как хороша, во всяком случае, так утверждали Маргарита и Ольга Вячеславовна. Но Рома, в который раз окинув взглядом тёмные с рыжинкой кудряшки, блестящие карие глазёнки и розовый костюмчик в Минни Маусах по всех поверхности, только убедился – нет в нём задатков не только мужа, но и отца. Никакого умиления человеческая поросль у него не вызывает, а вызывает только нервную дрожь.
– Дай! – теперь ребёнку понадобились карандаш и листочек…
Тут Рома вспомнил, что в столе у него лежат несколько шоколадных конфет, и обрадовался – сейчас отдаст это в виде откупа и спасёт всё, на что ещё может позариться мелкая Воропаева… Усадив чадо в кресло и всунув в каждую загребущую ручонку по две конфеты, облегчённо вздохнул. Уж к концу их поедания мамашка этого сокровища точно вернётся. К Роминому огромному сожалению, уволить Вику теперь стало ещё сложнее, чем раньше. Раньше это было очень трудно, теперь – нереально. Сашка, вернувшись домой из Питера, где у него состоялась грандиозная разборка с Павлом, из «Зималетто» уволился, а чуть позже появился с просьбой купить у него акции. Отговаривал ли его Жданов от продажи, как отговаривал в своё время Рому, – Рома не знал, но стало известно, что акции Воропаев всё-таки продал. Часть – собственным сёстрам, часть – Ждановым. На что ему нужна была такая сумма – тоже было загадкой, хотя Андрей с Ромкой предполагали – на казино. Желание играть у Сашки никуда не делось, а редкие успехи позволяли грезить неминуемым огромным выигрышем. Из-за своих игр и потому, что зарплаты в «Зималетто» больше не получал, давать Вике деньги он почти перестал, и теперь ей действительно приходилось зарабатывать на ребёнка самой. Если год назад она рассчитывала вернуть Сашку в семью, то нынче даже такой дурочке подобная идея не казалась здравой. Вика подала на развод в расчёте оттяпать у Сашки жилплощадь, где сейчас они жили с Марианной, и повесить на него алименты. Судебное разбирательство ещё не завершилось, ну а пока… Кто же уволит несчастную мать, брошенную мужем, даже если она практически бесполезна.
Бесполезность Вики в отделе, к счастью, компенсировала Кира. С Ромой они часто ругались, потому что она мнила себя куда бὸльшим специалистом, чем являлась в реальности, но после конфликта обычно успокаивалась и выполняла распоряжения начальства. За это Рома, так и быть, простил ей грехи прошлого, а тот выверт с Палычем и вынужденным жениховством простил и Андрей. Они даже помогли с перевозкой её мелочей в новую квартиру – тех, что нельзя было доверить криворуким грузчикам, а следовало доставить лично и аккуратно. Рома и Андрей занесли в Кирино жилище всякую бьющуюся фигню, а она как добрая хозяйка даже накормила их ужином, приготовленным по рецепту из какого-то модного журнала. Еда оказалась так себе, выходя из подъезда, Палыч уверенно заявил, что на фоне Кирочки Катенька – звезда кулинарии. Возможно, так оно и было, всё-таки Андрей жил с Катей какое-то время в Питере, а этим летом – на даче после возвращения из того же Питера, и ему виднее, звезда она там или не звезда.
С филиалом Павел Олегович разобрался быстро – заменил почти всех сотрудников, а новых обещал донимать регулярными финансовыми проверками. Андрея он туда больше не посылал. Хотя тот и рвался остаться в Питере до сентября, и игуана торчала бы там с ним, но Жданов-старший выгнал их в отпуск через неделю, наверняка приняв это решение не без участия Маргариты, которая запросто могла замучить его беседами на тему «ты уморишь мне детей». Да и не нужен был там Палыч, а уж тем более Катенька. Хорошего продажника надо искать на месте, а не гонять своего из Москвы. К тому же совмещая обе сессии в одну, Андрей сдал экзамены на тройки и четвёрки и был не очень-то доволен, рассчитывая на втором курсе это катастрофическое положение исправить…
– Дай!
Задумавшись, Рома пропустил момент, когда конфеты у Викиной спиногрызихи иссякли, и она успела хватануть лежащий на столе Кирочкин буклет, посвящённый новой коллекции. Шоколадные пятна на физиономии лица коллекции были излишеством, но самое страшное – такие же следы ребёнок запросто мог оставить и на самом Роме.
Подскочив и сместившись в угол кабинета – подальше от поражающего фактора, – Рома чуть не запрыгал от счастья: вернулась Вика.
– Руки! Вытри ей руки!
Вика извлекла из сумочки салфетки и, вытирая Марианне ладони под безудержный неразборчивый трёп последней – всё-таки когда она говорила только «дай», было куда лучше, – сообщила, что задержалась в дамской комнате, потому что услышала интересную новость.
– Тропинкина беременна!
Время остановилось, всё вокруг замерло. Рома ощутил тошноту и струйку холодного пота, сбегающую по позвоночнику…
– Не замужем, а туда же, – хихикнула Вика, – трепались, что срок пропустила, придётся рожать. Кстати, Ромочка, у вас же с ней вроде как… отношения?
Отношения были. Вялотекущие, потому что летом Мария пыталась было принудить его к совместному проживанию, но он тут же отказался. Осознав, что статус жены и даже постоянной любовницы ей не светит, Маша тем не менее встречаться с ним не перестала, им же было так хорошо в постели… Параллельно Маше у него были и другие девушки. А вот у неё? Что было у неё? Ещё пяток парней? Никого? Рома, конечно, всегда предохранялся, но мало ли, чего только в жизни не бывает. Понимая, что глаза у него расширяются от ужаса, медленно перевёл взгляд на Марианну – рожица в шоколаде, щёки как у хомяка, взгляд выражает опасные намерения – что-то схватить, потребовать, испортить… И что, от него может вскорости произойти вот такое?!
– Я бы на твоём месте уточнила – не пора ли задуматься о содержании младенца, – Вика выбросила салфетки в его ведро для бумаг. – Ну что, Марьяша, скажем дяде Роме пока-пока?
– Пока!
Господи, ну зачем учить ребёнка, что сказав «пока», надо не просто помахать ручкой, а прибежать обниматься? Или это была деткина личная инициатива? Осмотрев себя на предмет пятен, как только дверь закрылась, Рома сел в кресло и принялся нервно грызть карандаш. За этим занятием его и застал Андрей. Прискакавший счастливым до такой степени, до какой неприлично быть счастливым, когда у лучшего друга рушится мир.
– Палыч, я, кажется, погиб, – сказал Рома.
Выслушав новость, Андрей помолчал, метнул пару дротиков в приобретённый Ромой дартс и выдал:
– Ты сильно-то не волнуйся. Мы же друзья. Я тебе помогу.
– Чем?
– Коляску выбрать… кроватку…
Друга захотелось придушить.
– Так, прекращай зеленеть, пойдём со мной. Руку дать или сам доковыляешь?
– Куда?
– Куда надо.
– Я не пойду к Маше! – предупредил Рома. – Знаешь, как-то не спешу узнать, что жизнь завершена. Подышу ещё часок-другой.
– Да понял я, что к Маше не вариант. Вперёд, родной.
Пожалуй, Палычу можно было поверить. Кому как не ему. Перед дверью отдела кадров в Роме вдруг загорелась надежда – а что если в личном деле Тропинкиной написано что-то такое… Загорелась и тут же угасла. Что там может быть? Штамп «отец Машиного спиногрыза – не Рома Малиновский, а Вася Пупкин»? Кажется, таких штампов пока не изобрели…
– Мам, выйди на минутку, – попросил Палыч Маргариту, чтобы не объясняться при свидетелях. Хотя что он собрался у неё узнавать, Рома понять не успел. Дорогой друг приобнял свою родительницу. – Мы тут узнали, что ты вот-вот можешь стать бабушкой. Не в полном смысле этого слова, но почти.
– Жданов, ты рехнулся?
Несомненно, так и было. Выложить всё Маргарите было ещё более странной идеей, чем пойти прямо к Маше.
– Андрюша…
Взгляд у Маргариты стал, пожалуй, таким, каким был недавно у самого Ромы. Тебе сообщают новость, осознав которую, ты не в состоянии удержать глаза в орбитах… Наверняка она подумала о семнадцатилетней Катеньке, и кто знает, куда дальше понеслась её фантазия.
– Андрюша тут ни при чём, – поспешил сказать Рома. – Это я… кажется, залетел…
***
Катя проснулась до звонка будильника. На улице шёл дождь, и в комнате было прохладно, спать бы и спать, но не спалось. Проснулась в тревоге – что и как будет дальше. Фамилии студентов, выбранных для двухмесячной стажировки в Германии, стали известны ещё в начале сентября – по итогам предыдущих сессий и рейтингу факультета. Конечно, в числе пяти счастливчиков с их курса были и Катя, и Зорькин. Более того, Катина фамилия стояла в списке первой. Правда, Зорькин заявлял – мол, это потому, что фамилия изменилась и по алфавиту Ж стоит перед З. Но всем было известно – список не алфавитный, а рейтинговый. В тот день Катя прыгала от счастья и ночью не могла заснуть, тоже неожиданно подпрыгивая на кровати и мешая Андрею. Поездка казалась чем-то потрясающим, чему стоит радоваться. И вот днём самолёт, а утром она просыпается в состоянии, близком к панике. И такое состояние накатывает на неё уже пару недель. В прошлый раз, когда она не могла справиться с эмоциями, это легко объяснялось переутомлением из-за череды выпускных и вступительных экзаменов, теперь же объективных оснований не было. Она высыпается, не очень-то загружена в университете и не так уж давно вернулась с моря. Они уехали туда сразу после свадьбы и целый месяц наслаждались солнцем, солёной водой и тем, что Катин папа теперь уже не станет ворчать – мол, любовь любовью, а ночевать порядочным девушкам пристало дома. Да и вернувшись с юга, Катя не отправилась на работу в «Зималетто», как могла бы, а вела расслабленную жизнь молодой домохозяйки – ездила помогать маме варить варенье, убиралась в квартире, читала книжки, до которых в течение учебного года не доходили руки, и вечерами поглядывала на часы, дожидаясь мужа из офиса. Ей было хорошо, и её всё устраивало. Казалось бы, и поездка – хорошо. Да, они на какое-то время расстанутся с Андреем, но и раньше ведь расставались, и никто от этого не умирал. Будут звонить друг другу, писать письма, а через два месяца Андрей встретит её в аэропорту. Но в один из дней накануне, покупая красивые блокноты – в поездку им велели взять несколько штук, по числу блоков обучения, – ей вдруг стало очень грустно: ну как же она там одна. А главное – как он тут. Грустно до такой степени, что даже слёзы навернулись. И только когда одна слеза сорвалась и упала на глянцевую обложку блокнота, Катя опомнилась. Она что, дура, что ли? Реветь без причины. Сказав себе, что всё прекрасно, Катя тем не менее периодически возвращалась в это странное состояние – тоски, тревоги и готовности прослезиться по ничтожнейшему поводу… И сегодня проснулась, уже готовая разрыдаться. Обычно удавалось всё-таки справиться с собой, сказав что-то вроде: «А это наш Кузенька с жиру бесится», – мол, всё так ровно и спокойно, что Катеньке, возможно, не хватает острых переживаний. Ну как же, с девяти лет страдала по мальчику, теперь заполучила его в полное распоряжение, а привычка страдать осталась… Но в этот раз справиться не удалось. Дождь усилился, взвыл за окном ветер, Андрей рядом завозился и завернулся в одеяло так, что только макушка осталась снаружи. Катя прикоснулась губами к этой макушке и захлюпала носом, не в силах удержаться. Всё плохо! Она не должна уезжать!
– Кать, ты чего?!
Конечно, Андрей проснулся. Проснёшься, когда в тебя рыдают. А ответа – чего она? – у неё и не было. Поэтому соврала:
– Боюсь лете-е-е-еть.
Наверное, пусть он лучше решит, что у неё откуда-то появилась аэрофобия, чем заподозрит, что просто свихнулась без всяких на то причин.
Андрей принялся её успокаивать и даже сообщил, что так бывает – не боялся человек, не боялся и вдруг испугался. Ничего странного. Человеку надо попить кофе, съесть что-нибудь сладкое, и всё пройдёт. Она ведь мечтала об этой поездке. И главное – Зорькин теперь номер два, и так будет всегда. Повёл её в ванную – умываться. В ванной на двери висел Эйнштейн. И Катя засмеялась сквозь слёзы. Плакат этот она приволокла из дома в числе своего имущества, а когда Андрей спросил – зачем им в ванной эта рожа, ответила – как бы они ни выглядели по утрам, глянув на этого гения, поймут – они очень красивые и вполне вменяемые. Сейчас это вспомнилось, дружно рассмеялись.
– Ну вот, давай тебя умоем, и я пойду варить кофе.
– Умоем меня вместе? – фыркнула Катя. – И сопли высморкаем?
– Обязательно. Мне в загсе что-то такое сказали… не помню… вроде как и в горе, и в радости. И в соплях, и в слезах…
– Лучше делай кофе. И не изображай, будто ты что-то запомнил в загсе. Ты всё время смотрел на дверь и на часы.
Андрей отправился на кухню, а Катя, умываясь, уже улыбалась. Их свадьба ей очень понравилась, за исключением торжественной части. Могло бы всё это быть подинамичней. А то стоишь в душном зале, слушаешь речь, которая тебе не нужна. Наверное, если бы не родители, они с Андреем и вовсе поставили бы штампы и прямо из загса рванули в аэропорт. Но у мам такой вариант бракосочетания вызвал бы парный инфаркт. Узнав, что свадьбе быть, обе набросились на Катю с советами по поводу платья, причёски и прочих мелочей, каждой хотелось высказаться, помочь и поучаствовать. Андрею было куда легче – его персона на этой церемонии, кажется, никого, включая его собственную родительницу, не волновала. Всем же ясно, что главное – невеста! Однако Катя выдержала натиск, они отстояли то, в чём оба были железно уверены – гостей должно быть немного, и никаких глупостей вроде выкупа и пения за право добраться до суженой. Там же, где вопросы были непринципиальные, дали порулить мамам, раз уж это доставляло им такое удовольствие. Просмотр свадебных фотографий, особенно в первый год после женитьбы, раньше казался Кате глупостью. Что смотреть, если ты всё ещё помнишь. Но на днях она достала конверт с карточками, повздыхала, что никак не соберётся поместить их в альбом, начавшийся с фоток двухгодовалых карапузов, пересмотрела с большим удовольствием. Вытащив альбом, вдруг зависла над первым фото Андрея и в этот момент поняла свою маму – не утащить этот снимок было нельзя, какой всё-таки её муж симпатичный даже в младенчестве. Такое трогательное глазастое существо…
– Кофе, бутерброды, конфеты, печенье. Что успокоит тебя эффективней?
– Уже успокоилась, – вздохнула Катя. – Извини, сама не знаю, что щёлкнуло в голове.
– Передумала бояться?
– Передумала.
В аэропорту настроение Кате поднял Зорькин, явившийся в обнимку с одной из отъезжающих. Наверное, забыл предупредить другую девушку, решившую его проводить, что с Таней они едут не как сокурсники, а начнут бодро тискать друг друга прямо в здании аэровокзала. Ире, принесшейся за Коленькой наверняка с бутербродиками в пакете, эта эротическая сцена не понравилась, и оставшееся до регистрации время Андрей и Катя могли наблюдать девичью разборку за ценный приз – студента номер два из рейтинга потока.
– Всё-таки ему не хватает Ромкиной изворотливости, – вздохнул Андрей, протягивая Кате стаканчик с мороженым. Пусть на улице и дождь с ветром, и прохладно, но вдруг захотелось. – Ромка и четырёх девиц разрулил бы в пространстве. И все были бы счастливы и спокойны. В каком-то смысле Малиновский даже герой. Несёт радость женскому полу.
– Без остановки, – кивнула Катя.
Переглянувшись, они засмеялись, вспомнив единственный случай, заставивший Романа притормозить. Год назад, узнав о беременности Маши Тропинкиной, он так перепугался, что даже когда выяснилось – ребёнок не от него, – некоторое время был подавлен и осторожен… Андрей тогда спас своего несчастного друга от неминуемого инфаркта, отправив за подробностями идеального шпиона – Маргариту Рудольфовну…
Ира ушла, напоследок залепив будущему светилу экономики по физиономии, Таня принялась его утешать, а Катя, проглотив остатки мороженого, попросила ещё. Успеет до самолёта…
В самолёте стало совсем не до волнений и тревог – оказывается, перед взлётом не стоило так объедаться. Весь полёт она только и думала, как удержать в себе эту несчастную продукцию местного хладокомбината. Бледнела, зеленела и комкала в руках пакет – а ну как пригодится…
Наверное, Германия не подходила Кате по климату, составу питьевой воды или ещё по каким-то параметрам. Казалось бы – хватит пары дней на адаптацию, но нет… Занятий было много, и Катя начала ощущать постоянную усталость и желание спать. Вроде на улице солнышко, а глаза слипаются, закрываются уже к двум-трём часам дня. И от местной еды и воды неприятно подташнивает. Зря она сюда поехала. Может, поэтому у неё так и портилось настроение перед вылетом – чувствовала, что особой пользы не будет. Лучше бы она сейчас сидела дома. Приходила бы из университета, готовила еду и ложилась отдохнуть. Хотя нет, в Москве ей не хотелось постоянно спать…
Через пару недель она пошла к почтовому ящику – опустить туда письмо. Андрею, конечно, всех подробностей не писала. Зачем его расстраивать тем, что её желудочно-кишечный тракт, видите ли, не настроен на определённый тип воды. Писала только о занятиях и погоде. Светило солнце, Катя тащилась по аккуратной дорожке и зевала.
– Привет, почтальон Печкин, – Зорькин появился откуда-то сбоку, радостно улыбаясь. – Хочешь, провожу?
– А что, влюблённые девицы кончились? Уже готов снизойти до общения со старой подругой?
– Готов, – уверил её Зорькин. – И правда, давно не болтали.
– А если и болтали, только о рейтинге. Тебе не стыдно соревноваться с женщиной?
– С женщиной – стыдно. А с танком по имени Катенька Жданова – нет. Даже почётно. Хотя теперь, пожалуй, и стыдно будет.
– Почему это? Нашёл в себе совесть?
– Есть какие-то вещи, обязательные для мужчины. Например, беречь и охранять беременных дам. Даже если они беременны не от тебя.
– Что?!
Катя резко затормозила, и Зорькин врезался в неё.
– А что? Мне Танька сказала – мол, спит её соседка, как беременный сурок. А также жрёт как не в себя, а потом ноет, что тошнота замучила. Я так подумал – и правда. Долго скрывать собиралась?
Катя смотрела на Зорькина, несущего очевидный бред. Не может этого быть! У неё будут дети, двое, мальчик и девочка, но потом, после того как она обзаведётся красным дипломом! Да и вообще… подумаешь, человеку не подходит местный климат и он не может адаптироваться, что, сразу считать всех беременными?
– Нет, Кать, ты прости, конечно, если хотела скрывать, но уж больно всё очевидно!
– Сам ты… сурок беременный! И не ходи за мной!
Прибавив шагу, чтобы Зорькин отстал, к почтовому ящику подошла с осознанием – возможно, Коля с Таней не бредят…