...Брошу все и уеду в Иваново…
Пляцковский М. С.
“Брошу все и уеду в Иваново”. Знал, безусловно знал автор сей бессмертной строфы, какое это чудо — город ткачих. Однако все по порядку:
В семидесятых годах двадцатого века практиковались государственные лотереи двух видов. “Простая” разыгрывалась один раз в месяц при стоимости лотерейного билета тридцать копеек. Счастливчикам выпадали призы в диапазоне от трех рублей до автомобиля “Жигули”.
В лотерее “ДОСААФ” призы предусматривались от пяти рублей до автомобиля “Волга”, но разыгрывалась она только два раз в год и стоила ого-го, — пятьдесят копеек за билетик. Может быть, поэтому ее иногда распространяли, как бы это повежливей сказать, почти добровольно — слегка принудительно.
Вот так добровольно или не очень, но приобрела наша ПТУшная группа пачку лотерейных билетов — 100 штук.
Кто возьмет билетов пачку, тот получит:
— Водокачку — утверждала неподражаемая управдом - друг человека Варвара Плющ, в исполнении бесподобной Нонны Мордюковой. Нашей группе выпал мотоцикл “Днепр”. Страшнейший дефицит тогда. Выигрышный билет тут же продали, а 1500 звонких полновесных советских “целковых” поделили на 30 человек.
Мне и моему другу – однокашнику Юрке Потявину было по семнадцать лет, у нас было по пятьдесят рублей, мы бестрепетно смотрели в будущее.
Накануне летом, кажется, Юрка где-то то ли на Южном полюсе Северного Кавказа, то ли наоборот, умудрился мертвецки влюбиться в девушку родом из Белоруссии…
Света, Юра. Если вы меня слышите: Дай вам Бог счастья. Я вас помню и люблю.
...И сейчас мы собирались съездить к ней и вместе встретить Новый 1979 год.
Света в то время училась и работала в городе Юрьев-Польской. Иваново не Иваново, но тоже стопроцентный город ткачих.
С билетами на поезд подгадали так, чтобы 30-го декабря сделать пересадку в Москве и после обеда 31-го быть на месте.
Мы предполагаем, Господь располагает. Именно последние день-два 1978 года и первые 79-го запомнились лютыми морозами. В нашем городе в ту Новогоднюю ночь зафиксировали минус пятьдесят два. В Уфе, я потом сам видел, краска с трамваев догола облезла.
Наш поезд еле тащился. Замерзал. Я лёжа на боковой полке рукавом шубы к окну примёрз. Пошли на разборки к проводникам, а там “тётенька” в валенках, овчинном полушубке, меховых рукавицах и пуховой шали сидит на стуле и плачет от холода. Ведра два угля есть, но нет щепок, чтобы разжечь его в титане и печке.
На ближайшей остановке, а “кланялись” каждому столбу, - наказали плаксе-проводнице “держать” поезд, а сами бросились искать деревянный забор или еще что. Повезло, нашли пивные ящики. По два в каждую руку и в вагон. Появился кипяток и даже чай… Ну и в лучах славы спасителей погрелись конечно. “Соседские” проводницы на “героев” взглянуть приходили.
Света встретила нас на Казанском вокзале Москвы. Уже в дверях зала ожидания Ярославского стрелка на часах на стене “щёлкнула” на двенадцать. С Новым годом! Выходили смотреть салют. То ли не было, то ли не туда смотрели.
Опоздали ровно на сутки. В Юрьев-Польской добрались 1-го января, ближе к вечеру… Но нас там ждали. ЖДАЛИ!!! Столы, накрытые с утра 31-го не тронуты. Оливье засох на корню… И началось Новогоднее чудо города ткачих.
Женское общежитие только по названию женское. В действительности шестнадцати-восемнадцатилетние девчушки…
“Свистульки” говорила моя мама, вспоминая себя и подругу семнадцатилетних впервые заявившихся на городскую танцплощадку. Взрослые “зацыкали”, прогнали.
...Не знаю, как девчонки договаривались с комендантшей общаги, но поселились мы в этом 2-раю.
Сегодня “гуляем” вот в этой комнате. Юрка при Светлане, а я с хозяйками комнаты танцую… и ночую тоже… здесь. Следующим вечером, в следующей комнате “Новый год” встречаем. Юрка при Светлане, а я опять…
Они, как потом Света “по секрету” шепнула, заранее “расписание” обговорили. Каждый день праздник. Как провозгласил незабвенный “Иван Васильевич”, тот самый, который “меняет” профессию, я требую продолжения банкета. Того гляди по второму кругу по “рукам” пойду. Но появилась взрослая девушка, — двадцать или двадцать два даже года. Цыкнула на “свистулек” и оставила меня при себе…
Света, Юра, Аллу помните?
...По ночам она сидела в позе “Русалочки” на кровати подле меня лежащего и сводила меня с ума, — итак-то не сильно отягощенного серым веществом, — изумительной божественной красоты грудью, неотрывно смотрела мне в глаза, победно-восторженно и чуточку хищно улыбалась пригубливая фужер с вином и вдруг, рубиново капнув себе на сосок, а из ее широко открытых, возбужденно горящих глаз счастливо хохотали бесовки…
После того, как “отметили” Старый Новый год, комендантша, древняя тридцатипятилетняя, а то и больше старуха подловила нас с Юркой в женском туалете, — других-то там и не было, — и прижала выразительным декольте к белому кафелю стены:
— Мальчишки, имейте совесть! Вы же на две ночи просились. Вы квартиру где снимите или уже не знаю…
Что было в недосказанном?.. Мы то все за чистую монету... Выгоняют. Закончилось Новогоднее чудо.
А следующий Новый год я встречал в казарме Третьей роты первого батальона 13-го гвардейского краснознаменного ордена Кутузова II степени Севастопольского Шауляйского учебного мотострелкового полка, имени Красных Латышских стрелков, и некоторые наши сержанты “годовики” сосредоточенно укладывали свои “Тревожные” вещмешки: в “Афган”,.. и потом еще было много-много “Новых годов”.. Разных…
А ведь хочется закричать: Брошу все и уеду в “Иваново”... и выпадет счастливый билет… и случится чудо… и меня по прежнему ЖДУТ…
