Эпистолярная культура и в более узком понимании – эпистолярный жанр предоставляют богатейшие материалы для исследования. XX век, привнесший в литературоведение и иные научные сферы немало новых направлений, течений, школ и методов исследования, вновь обратил внимание на эпистолярное наследие выдающихся фигур отечественной и зарубежной культуры. Между тем эпистолярий не только отражает хронологию жизни и творчества, но и открывает степень включенности в социальную, политическую, культурную, общественную жизнь. Поэтому письмо, как и дневник, «следует рассматривать как один из документов, которые фиксируют и доносят до нас живую разговорную речь времен». Именно этот сплав, понимаемый в современной науке как дискурс, определяет необходимость обратиться к эпистолярию ХХ века. Биографические составляющие жизни автора чрезвычайно важны и должны ставиться во главу угла, так как «литература, литературное творение неотличимы <…> от всего остального в человеке, от его натуры». Что касается эпистолярного наследия, то биографический метод при его изучении представляется наиболее целесообразным, ведь именно в умирающем жанре традиционного письма наиболее полно и детально отражены все сферы жизни автора, которые значительным образом влияют на его творческую деятельность, находя свое отражение в произведениях литературы.
Одним из ключевых аспектов переписки Б. Пастернака и О. Фрейденберг является биографический. Его место в эпистолярном общении кузенов объясняется рядом причин: родственными отношениями, духовной близостью, необходимостью делиться происходящими событиями, новостями, рассказывать о творческих свершениях и научных достижениях при невозможности частого личного общения. Духовная, нравственная и интеллектуальная глубина участников переписки также объясняет их «эпистолярный контрданс». (29. XII. 1921 г.). Б. Пастернаку и в особенности О. Фрейденберг, обладавшей замкнутым характером и не имевшей такого широкого круга общения, как ее брат, было трудно найти в ком-либо тот градус понимания, неравнодушия, содружества, который она получала, состоя в переписке с кузеном. Кроме того, желание общаться основывалось на схожести интересов, воспитания, образования, на общем прошлом. По мнению А. И. Шмаиной-Великановой, в основе, «фундаменте» данной переписки «лежит их общее детство». После пережитых страной в первые десятилетия XX века политических потрясений и последовавших за ними коренных социальных преобразований многие представители интеллигенции, оставшиеся на Родине, делали попытки не только осмыслить специфику эпохи, в которую им довелось жить, но и найти свое место в новой действительности. Пастернак и Фрейденберг не стали исключением. В письмах 1910–1920-х годов юные брат и сестра не просто обменивались новостями или делились рассуждениями по тому или иному поводу, они познавали сами себя и друг друга, вынося на страницы писем потаенные мысли, нетривиальные чувства, неожиданные суждения. Можно с уверенностью говорить о том, что переписка Пастернака и Фрейденберг рассматриваемого периода представляет собой эго-текст, важными особенностями которого, помимо обозначенных, являются «его исповедальность и диалогичность». В посланиях Б. Пастернака и О. Фрейденберг первых двух десятилетий XX века тема семьи звучит постоянно. В каждом письме корреспондентов друг другу «мысль семейная» иллюстрирует духовную, душевную, родственную близость двоюродных брата и сестры. На страницах их писем нередки обмен новостями, касающимися родственников, обсуждение житейских проблем двух семейств; также в переписке с обеих сторон звучат слова поддержки, понимания, искренней родственной любви. Тональность писем указывает на взаимный неподдельный интерес к событиям жизни корреспондентов. Переписка 1910-х годов в целом и ее семейно-биографический аспект содержания базируются на сближавшем Пастернака и Фрейденберг ощущении безграничных личных и творческих возможностей, свойственных юности. Кроме того, в судьбах кузенов еще не произошло тех трагедий, которые постигнут участников переписки в будущем. Это было время, когда все члены семей Пастернаков-Фрейденбергов были живы и тесно общались. Так, в состав этой дружной талантливой еврейской семьи входили знаменитый художник Л. О. Пастернак[1] – отец Бориса и Александра Пастернаков[2], Жозефины[3] и Лидии Пастернак[4]; его жена – одаренная пианистка Розалия Исидоровна[5]; родная сестра Л. О. Пастернака – Анна Осиповна Пастернак[6]; ее супруг Михаил Филиппович Фрейденберг[7] – талантливый журналист и изобретатель, их сын Александр[8] – высококлассный инженер и изобретатель. О деятельности М. Ф. Фрейденберга сохранилось довольно много материалов. Он прославился как журналист-сатирик, издатель, писатель, изобретатель. М. Ф. Фрейденберг участвовал в создании отечественного аналога киносъемочного аппарата братьев Люмьер, автоматической телефонной станции, разработках для типографского производства, конструировании подводной лодки. Фрейденберг не был оценен современниками, и его дочь впоследствии пыталась восстановить несправедливость. Пастернаки и Фрейденберги были уникальным в отношении друг к другу, к жизни, к работе и творчеству единством, в котором царил культ семейных ценностей. Родственные встречи были часты; именно эта семейная традиция во многом способствовала формированию близости между представителями молодого поколения. Так, Борис Пастернак в письме от 26. VII. 1910 года писал сестре Ольге: «…я влюблен в <…> Стрелку, Петербург, тебя во всем этом…». Письма брата и сестры друг другу этого периода отражают тот традиционно-патриархальный уклад жизни, который был свойственен многим известным семьям Российской империи. Олицетворением этого уклада в истории русской литературы является, например, семья Аксаковых. Характеристику С. Т. Аксакова как «великого семьянина» правомерно применить и к Л. О. Пастернаку. В переписке 1910-х годов отразился неизменный шутливый тон, семейный юмор, который был принят между родственниками: «И Карлу[9], если он страдает в той же мере Федишизмом, как тетя Ася, скажи, что я переговорил с Федей[10]; он готов быть похожим на Карла» (26. VII. 1910 г). Это фраза звучит в рассмотренном выше письме. Она свидетельствует о полном понимании, снисходительном отношении, уверенности в том, что шутка будет правильно понята и воспринята. В 1910-х годах тесное общение московской и петербургской частей семьи настолько сблизило Бориса и Ольгу, что в какой-то момент они были даже влюблены друг в друга. Их письма этого периода – гимн будущим встречам. Так, в письме от 28. VII. 1910 г. Пастернак писал: «Ведь мы еще раз увидим друг друга? Мне это матерьяльно невозможно, но если и ты не можешь, я поеду в Петербург, если хочешь через месяц». Регулярное обсуждение новых встреч – отличительная особенность писем Пастернака и Фрейденберг начала 1910-х годов. В недалеком будущем Пастернак и Фрейденберг потеряют возможность видеться часто; разговоры о новых встречах на тот момент помогали корреспондентам переносить разлуку и мечтать о возможном совместном будущем. «Мысль семейная» в переписке рассматриваемого периода отражена в рассуждениях корреспондентов о степени их духовной близости, осознававшейся обоими. Эту мысль в основательной статье «Сестра. Переписка Ольги Фрейденберг и Бориса Пастернака» высказали Н. В. Брагинская и А. И. Шмаина-Великанова: «…в этих письмах <…> возникает общее детство, образ очень маленьких мальчика и девочки, играющих вместе и поэтому понимающих друг друга без слов». Глубочайшее взаимопонимание, зачастую выраженное как бы между строк, понималось и ценилось обоими. Так, в письме от 25. VII. 1910 г. Фрейденберг пишет Пастернаку: «Не ищи для меня специальных слов и пиши словами своими». Пастернак, как ему казалось, не обладал словесным мастерством в той степени, чтобы с точностью передать всю глубину своего мироощущения. Однако Ольга не только восторгалась содержательной стороной и стилистическим звучанием писем брата, но и, безусловно, понимала все то, что он хотел выразить словами и даже то, о чем он умалчивал. «Я умею читать между строк», – сказала она в августовском письме 1910 года. За 44 года переписки уникальная способность глубочайшего проникновения в духовный мир друг друга не была потеряна. Разумеется, с годами письма стали реже; Пастернак и Фрейденберг стали расходиться во взглядах на многие стороны жизни, на многочисленные проблемы и пути их решения. Однако определенная разница во взглядах не отдалила родных людей. Их переписка всегда была наполнена любовью, пониманием, состраданием и поддержкой. Тема семьи и дома в переписке 1910–1920-х годов неотделима от темы Москвы и Санкт-Петербурга. Сестра ассоциируется у брата со столицей («…послезавтра приедут наши, скажут два-три слова о СПбурге, и меня прямо захлестнет <…> захочется много писать вам». (23. VII. 1910 г.), брат у сестры – с Москвой. Близость адресанта и адресата была настолько осязаема, что после очередного его или ее (чаще – его) приезда они надолго сохраняли в памяти лица друг друга, родных, друзей, знакомых; кроме того, в их воспоминаниях оставались тривиальные для обывателя, но уникальные для молодых, влюбленных, творчески одаренных людей приметы двух городов. Так, в письме от 19. VIII. 1910 г. Борис писал сестре: «Петербург и дядя Миша и Оля и все останется сложной, притягательной темой, оказавшейся для наших – постройками, людьми, понятным, доступным, оформленным». (Здесь и далее сохранена пунктуация Пастернака. – П.М). Очень интересны рассуждения будущего поэта о сущности творчества. Стоит отметить, что на тот момент он был увлечен философией, и многие явления жизни подводил под общий знаменатель этой рациональной научной дисциплины. Не избежал философской «участи» и бесконечно любимый Пастернаком Петербург. Так, очередная вечерняя прогулка с сестрой подтолкнула поэта к следующим рассуждениям: «Тогда, на извозчике, этот город казался бесконечным содержанием без фабулы, материей, переполнением самого фантастического содержания, темного, прерывающегося, лихорадочного, которое бросалось за сюжетом, за лирическим предметом, лирической темой для себя к нам» (23.VII.1910 г.). Следующий, 1911 год, Фрейденберг по причине болезни провела заграницей. Пастернак в это время также находился в Германии, в Марбурге. Он занимался изучением философии в Марбургском университете, слушал курс знаменитого профессора Г. Когена[11]. Письмо Фрейденберг с предложением встретиться застало его врасплох. Ожидание предстоящей встречи с сестрой, омраченное отказом возлюбленной Иды Высоцкой[12] – все это вкупе повлияло на скорое поворотное решение будущего поэта оставить философию. Это был переломный момент в жизни Пастернака, и Фрейденберг была свидетельницей этому, однако на тот момент не поняла и не оценила значимости встречи с кузеном Борисом. Много лет спустя в своих воспоминаниях она будет раскаиваться в небрежном и снисходительном тоне, в котором общалась с братом в тот день. В письме же после встречи она, нарочно выбрав полушутливый тон послания, отмечала следующее: «…я ждала от тебя большего. Потому ли это, что прежде я была менее подготовлена к тебе и возводила тебя в степень, большую, чем ты был? Такая теория была бы в твоем вкусе; ты раз очень остроумно назвал ее "духовным реверансом". И вот теперь в своем письме, говоря об интимности, которая, якобы, кажется мне в тебе навязчивой, ты ссылаешься на "некоторый тон" твоих старых писем: он-де превратно был понят мною». (28. VI. 1912 г). Это письмо, подспудный смысл которого Пастернаку был, конечно, ясен, расставило все точки над i в отношениях кузенов. Они по-прежнему оставались очень близки друг другу, но Фрейденберг, опасавшаяся того, что по прошествии пары лет расставания ее чувства могут вспыхнуть с новой силой, вела себя во время встречи сдержанно и даже отстраненно. Она ждала инициативы от Бориса, но поняла, что сердце его занято кем-то другим. К тому же приоритетное место в жизни Пастернака уже принадлежало творчеству. Подтверждение этому Фрейденберг получила вместе с очередным письмом от брата в июле 1913 года. Пастернак прислал кузине издание своего первого стихотворного сборника «Близнец в тучах» с дарственной надписью. Таким же образом в 1922 году Фрейденберг познакомилась с его третьим, программным лирическим сборником «Сестра моя – жизнь», название которого, безусловно, было прочитано ею как принятие и приятие их близких и доверительных отношений. Действительно, в знак крепкой родственной любви и дружбы поэт отправил сестре в Ленинград новый сборник с дарственной надписью «Дорогой сестре Олечке Фрейденберг от горячо ее любящего Бори». Этот период переписки Пастернака и Фрейденберг как никакой другой наполнен рассуждениями поэта о безусловной любви к жизни и принятии любых ее проявлений. Исключительно позитивное восприятие Пастернаком всех сторон жизни – его уникальная особенность как человека, так и творческой личности. Об этой специфической черте характера поэта упоминали в своих воспоминаниях многие его современники. Специалисты также не обошли вниманием данное качество поэта. Так, Д. С. Лихачев отмечал: «…Б. Л. Пастернак ощущает себя <…> частью века, во всей красе этого века». Нельзя не упомянуть тот факт, что это удивительное свойство пастернаковской натуры оформилось и проявилось в юношеский период переписки с О. Фрейденберг. Уже тогда крайне эмоциональные, с метафорическим избытком и сложным синтаксисом письма Бориса Ольге являют то, насколько искренен и правдив он был по отношению к жизни. Какова бы ни была основная тема писем Пастернака этой поры, о чем бы он ни рассказывал Ольге и чем бы с ней ни делился – творческими планами и изысканиями, рассказами о делах семейных, о друзьях из творческой среды – все это, по меткому выражению Ф. А. Искандера, «напоминает разговор с очень пьяным и очень интересным человеком. Изумительные откровения прерываются невнятным бормотаньем, и в процессе беседы мы догадываемся, что и не надо пытаться расшифровывать невнятицу, а надо просто слушать и наслаждаться понятным». Ответные письма Фрейденберг были содержательны и эмоциональны, в основном, за счет умелого использования лексических возможностей языка. Развивая эту мысль, добавим, что письма Фрейденберг отличались большей логичностью, последовательностью мысли, «плановостью» изложения. Так, можно сделать вывод о том, что письма Пастернака писались по настроению, под влиянием эмоций, событий, жизненных обстоятельств, диктовались ими. Письма же Фрейденберг всегда были выверены, продуманы, как будто согласованы с некой «схемой» ответа.
Серия материалов, посвященных переписке Бориса Пастернака с его кузиной Ольгой Фрейденберг, будет продолжена. Сейчас же можно ознакомиться с уже опубликованными статьями:
О знаменитых любовных треугольниках Бориса Пастернака
О многолетнем романе Бориса Пастернака и Ольги Ивинской
О переписке брата и сестры в тяжелейшие 1930-40-ые годы
[1] Леонид Осипович (наст. – Исаак Иосифович) Пастернак (1862–1945) – российский художник, график, книжный иллюстратор. Принимал участие в выставках передвижников, преподавал в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
[2] Александр Леонидович Пастернак (1893–1982) – советский архитектор, инженер, преподаватель, член Российской Академии художественных наук, сотрудник Госплана СССР. Принимал участие в строительстве Шатурской ГРЭС, работал над сооружением ряда участков канала Москва-Волга. Родной брата Б. Пастернака.
[3] Жозефина Леонидовна Пастернак (1900–1993) – поэтесса, переводчик, философ, автор мемуаров. Родная сестра Б. Пастернака. С 1921 года жила с родителями и сестрой Лидией заграницей.
[4] Лидия Леонидовна Пастернак (в замужестве – Слейтер) (1902–1989) – химик, поэтесса, переводчик. С 1921 года жила заграницей. Родная сестра Б. Л. Пастернака.
[5] Розалия Исидоровна Пастернак (в девичестве – Кауфман) (1968–1939) – пианистка, выросла в богатой семье, обучалась музыке в Вене, преподавала игру на фортепиано в Одесской консерватории. Мать Б. Пастернака.
[6] Анна Осиповна Фрейденберг (наст. – Хася Иосифовна, в девичестве – Пастернак) (18…–1944) – мать О. М. Фрейденберг, родная сестра Л. О. Пастернака.
[7] Михаил Филиппович Фрейденберг (наст. – Моисей) (1858–1920) – изобретатель, журналист, автор фельетонов, после 1917 года возглавлял типографию. Отец О. М. Фрейденберг.
[8] Александр Михайлович Фрейденберг (1884–1938) – родной брат О. М. Фрейденберг. До ареста и расстрела тестя занимал должность главного инженера по спецпроизводству на Ленинградском оптико-механическом заводе. После увольнения работал под фамилией «Михайлов» инженером по оборудованию ЛПКиО им. С. М. Кирова. В 1937 году был арестован, в следующем году расстрелян. Реабилитирован в 1989 году.
[9] Карл Гозиассон – знакомый семьи Фрейденбергов.
[10] Федя – Федор Карлович Пастернак (1880–1979) – троюродный брат Б. Л. Пастернака, летом 1910 года живший в квартире Пастернаков в Москве.
[11] Герман Коген (1842–1918) – немецкий философ, глава Марбургской школы, сторонник неокантианства.
[12] Ида Давыдовна Высоцкая (1892–1976) – первая юношеская любовь Б. Пастернака, дочь владельца чаеразвесочной фабрики, знаменитого российского предпринимателя, филантропа Д. В. Высоцкого, одна из богатейших невест Москвы накануне Первой мировой войны.