Ехали недолго, всего несколько часов и по этому установка лагеря в этот раз была лёгкой, ведь
всё делалось при свете дня. Установили четыре палатки.
Сам лагерь вытянулся на несколько километров в колонну по четыре, если можно так сказать о
палатках.
Жара стояла страшная, на градуснике было плюс сорок пять.
Полигон на котором оказался Жекин полк назывался Хаймошкер.
Эта непригодная для жизни местность всегда использовалась, как полигон.
Тут же был и полигон вермахта, описать его можно очень коротко.
Огромная плоская место покрытое глиной вперемешку с щебнем, из которого кое где торчит
чахлый кустарник.
На весь огромный лагерь был один стационарный туалет и возле этого туалета было несколько
кранов, которые давали очень слабые струйки воды.
Поэтому, о стирке одежды можно было забыть, и рассчитывать можно было только на стирку
подворотничков, а купание и бритьё в воде максимум из двух котелков.
Сразу на следующий день выехали на огневые позиции.
Сразу же возникла проблема из-за грунта.
То есть надо было всего лишь выкопать ямку под опорную плиту миномёта. Казалось бы плёвое
дело.
Но это плёвое дело заняло около двух часов. Щебень сцементированный засохшей на жаре
глиной не поддавался даже когда его штурмовали настоящей киркой.
Все устали, менялись каждые пять минут, и только Петька Турдыбеков готов был с лёгкостью
махать тяжеленной мотыгой. Единственное, что ему было надо, чтобы не прерываться, это
чтобы Жека вставлял ему прямо в зубы сигарету и поджигал.
Петька был счастлив иметь такого командира, а Жека любовался Петькой, который с лёгкостью
лупил по глине высекая из щебня искры.
Выковыряв с трудом лунки, выставили четыре миномёта и начали стрельбу.
При этом с батареей был только Котов, а комбат был где-то на командном пункте с
наблюдающей за ведением огня комиссией.
Всё бы хорошо, но Котов очень хотел помешать комбату получить хорошую оценку.
По этому он вообще не давал Жеке данные разведки, которые получал от развед
взвода, которым командовал Коцарь, и приходилось стрелять просто в небо.
Мало того, что они не знали, как стрелять и обращаться с боеприпасами, так половина из них
совершенно не понимали по русски.
Жека всё видел и понимал, но ему плевать было на комбата, ещё больше чем Котову.
Единственное, что изо всех сил занимало Жеку, так это солдаты, которых прислали из разных
подразделений, и которые о стрельбе из миномёта не имели ни малейшего понятия.
Жека всегда удивлялся, что именно к нему в батарею переводят каких-то неудобных людей.
Но мин батарея не детский сад, тут очень опасно без специальной подготовки и незнания языка.
Вот именно эта ноша и легла на Жекины плечи.
Например когда стреляли из миномёта, с жёстким положением бойка, это значило, что мина
опустившись по стволу выстреливает автоматически.
Подносящим мины и заряжающим были два азербайджанца, и только один из них понимал по
русски.
Так вот, когда заряжающий непонимающий по русски опустил в ствол мину, то для контроля он
заглянул в ствол сто двадцати миллиметрового миномёта, чтобы посмотреть, как опускается эта
самая мина.
Другие миномёты уже начали выстреливать с диким шумом, кроме того, где-то позади батареи
стояли танки и стреляли из своих пушек, и от их выстрелов головы артиллеристов кололись
пополам.
Звук у танков очень противный, резкий и кашляющий.
И когда Жека увидел, что заряжающий сунул своё лицо в ствол, то заорал изо всей силы, и
замахал руками. но из-за стрельбы тот не мог ничего слышать.
Но его земляк видел как Жека машет и оттолкнут своего товарища.
В ту же секунду из миномёта вылетела мина и пороховыми газами обожгла лицо заряжающего.
Если бы мина попала в голову заряжающего, то разорвавшись убило бы всю батарею, и это даже
если бы не сдетонировали мины лежащие возле миномётов.
Естественно, ни кто не мог остановить стрельбу из-за такой маленькой, но смертельной ошибки.
Отстрелявшись, оставили миномёты на позициях и уехали в лагерь.