С семи часов и едва ли не до полуночи для нее обычно начиналась хозяйственная свистопляска. Еще мама, жена известного профессора и по этой причине домохозяйка, приучила Лидию к неукоснительному соблюдению неких незыблемых правил ведения дома, и как-то само собой вышло, что если подобный уклад жизни вынужденно прерывался, то Лидия чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ей казалось, что она уже видит, как рушатся надежные стены домашнего очага – и в глазах темнело от ужаса...
Лидия никогда не могла допустить, чтобы ее близкие перехватывали на ужин что попало, какую-нибудь канцерогенную пищу, вроде подозрительных сосисок и пельменей или, еще хуже, вываливали себе в тарелку готовый засушенный яд, заливая его сверху кипятком. Поэтому при любых обстоятельствах, придя с работы, Лидия надевала передник и занимала прочную позицию на кухне: следовало быстро приготовить основательный ужин, потом – суп на завтра, чтобы дети, придя днем домой, не дай Бог, не стали жевать какие-нибудь хот-доги, – но ведь сколько супа ни свари, при их аппетитах больше, чем на два дня не хватает! Одновременно следовало помыть, почистить и порезать продукты для завтрака – непременно горячего и обильного. Лидия намеренно не привлекала детей к работе: жалко их, все-таки – дети ведь, успеют еще в жизни наработаться... Потому и гору посуды перемывала и перетирала сама.
- Мам, да чего ты ее трешь – сунь в сушилку, и все дела! – советовала дочка, аппетитно хрустя яблоком.
Но мама когда-то однозначно сказала Лидии:
- У сушилки еще одно название есть: лентяйка. Поэтому у ленивых хозяек тарелки всегда в потеках.
Нет, Лидия ни за что не хотела, чтобы у нее были тарелки в потеках и мутные вилки-ножи: последние она неукоснительно чистила мелом каждую субботу...
После кухни наступал черед стиральной машины: в ней следовало выстирать сегодняшнее белье со всех, плюс носки, плюс рубашки, плюс блузки – по очереди…
- Как чисто ни мойся, – произнесла, помнится, приговор ее гениальная по части хозяйства мама, – а от вчерашней одежды хочешь, не хочешь, а – припахивает.
И Лидия определенно чувствовала, что да, припахивает, и стирала, а потом еще и гладила к вечеру как раз высохшую вчерашнюю порцию.
Как и всегда, сегодня, идя домой, она думала о том, что предстоит еще длинный изнурительный вечер дома, но когда вошла и скинула плащ, то вдруг поняла: она ничего делать не станет. Она сейчас пойдет и ляжет. Спать. Потому что перед глазами все плывет.
Не сказав никому ни слова, Лидия почти моментально сбросила одежду, наскоро ополоснула лицо и с удовольствием растянулась под одеялом. Она закрыла глаза, намереваясь уплыть в приятной дреме туда, где нет никаких волнений и печалей, но, как только вокруг не осталось ничего, кроме нее, Лидии, и принадлежащего ей тела, то внимание снова сфокусировалось на болезненной пульсации в ноге: ра-аз... – раз-два-три… Эти толчки разрывали дремоту, не позволяли думать ни о чем, кроме злосчастной ноги, и Лидия начала метаться по постели, пристраивая больную ногу и так, и этак. Но ни тесно прижатая к матрацу, ни свободно покоящаяся на подложенной подушке, нога не переставала болеть, и скоро для Лидии вообще ничего не осталось в мире, кроме приливов боли. К этому прибавилась почти дурнота от желания спать – и невозможности заснуть…
- Просто пытка какая-то… – шептала, ворочаясь, страдалица. – Неужели что-то серьезное?
В дверь для проформы легко стукнули, и явилась дочка Ася, грызя неизменное яблоко: она и часа не могла прожить без яблока.
- Лежи-ишь?! А ужин? – такова была ее непосредственная реакция.
- Вместо «А ужин?» я бы спросила: «Что с тобой?»! – резко крикнула озверевшая к тому времени Лидия.
- А что с тобой? – хрустко откусила фрукт дочь.
- Нога болит.
- Ушиблась? – жуя, спросила Ася; у нее вышло «уфыблась».
- Может быть, – уклонилась Лидия. – Так что ужин сегодня тебе готовить. В холодильнике все есть, разберись уж...
- Здрасьте! – оскорбилась Ася и немедленно исчезла, не посмев хлопнуть дверью, но весьма шумно закрыв ее.
Только тут впервые за день Лидия вспомнила, что ее дочь в это воскресенье выходит замуж. В воскресенье. А сегодня – среда.
Училась Ася плохо, отличаясь исключительной, патологической ленью. Еще до того, как она окончила школу, всем стало ясно, что никакой институт ей не светит никогда. Но Ася и не расстроилась, случайно поступила в медицинский колледж и теперь через пень колоду училась на фельдшера. Лидия не очень горевала по этому поводу: не найдя в дочке никаких талантов, мать видела ее теперь просто счастливой женщиной в уютном доме, под крылом заботливого ответственного мужа, в окружении румяных толстеньких деток. Не в дипломе счастье. А если уж начистоту, то в дипломе, как раз, и горе: сколько примеров того, как заброшенный муж и сам бросал жену, слишком углубленную в любимую работу или научную карьеру! Асеньке не во что будет особенно углубляться, кроме собственной семьи, а стало быть, шансов на удачный брак у нее куда больше, чем у любого кандидата наук. Но этот жених ее, Борик... С кем угодно могла представить себе Лидия счастье дочери – но только не с этим бритоголовым качком – «пальцы веером». Хотя Ася и говорила матери, что Борик – бизнесмен, оттого имеет такие большие деньги, но с каждым днем Лидии становилось все понятнее, что дочь собралась замуж за обыкновенного бандита, по которому тюрьма плачет, и который непременно там скоро окажется, если его не подстрелят раньше свои же. Она деятельно препятствовала этому нелепому браку до сегодняшнего дня, но сейчас, когда за Асей захлопнулась дверь, вдруг зло подумала: «А и выходи за кого хочешь! Сама потом локти кусать будешь! Дура!».
В коридоре послышался щелчок замка, скрип двери, и раздалось дочкино неизменное «Вау!» – значит, явился с работы некормленый муж и отец. Асино короткое восклицание заставило Лидию пропустить один болевой толчок. Эта американская мода выражать таким образом восхищение или удивление, была подхвачена обоими детьми, заменив тысячу лет имевшееся в русском языке на такие случаи простое и понятное «О!». По мнению Лидии, звук «Вау!» пристало производить лишь разъяренному коту, а в устах человека надрывное междометие звучало, по меньшей мере, непристойно.
Дверь в спальню открылась, и муж Петя, всей своей большой фигурой выражая недоумение и растерянность, протопал в ботинках по паласу к постели. Конечно, ковер же не он пылесосит, почему бы и не натоптать?
- Привет. Аська говорит – ты ногу повредила? Как тебя угораздило?
- Никак, – созналась Лидия. – Я вообще не уверена, что я ее повредила. Просто болит и болит, с ночи еще. Таблетки не помогают. Я думала, пройдет, а не проходит. И спать не могу.
- Покажи, где болит, – безоговорочно велел супруг.
Лидия покорно высунула ногу из-под одеяла:
- Прямо под косточкой, снаружи, там, где мякоть…
Деловито, будто играя на сцене хирурга, Петя помял и потискал больное место:
- Так болит? А так? – и постановил: – Ерунда.
- Ерунда или нет – а болит! Прямо, как зуб дергает! – пожаловалась Лидия.
- Ерунда, – повторил Петя. – Пройдет. Ты так и намерена валяться?
- Да не из-за этого я валяюсь! – попыталась втемяшить Лидия. – А потому, что я и так мало сплю, а сегодня часа три только спала! У меня аж голова кружится!
- Ладно, тогда спи, – разрешил он и сменил тему: – А Стас где? Опять шляется? Дождемся когда-нибудь...
- Он опять к Людке своей помчался! – доложила из-за двери старшая сестра. – Она только позвонила, и он сразу, как собачка, за дверь...
- Та-ак, – протянул муж. – Теперь раньше часа не заявится, – и оборотился к жене: – Воспитала сыночка, нечего сказать!
- Оставьте вы все меня в покое! – со слезами выкрикнула Лидия, отворачиваясь к стене.
Продолжение следует
Книги автора находятся здесь:
https://www.litres.ru/author/natalya-aleksandrovna-veselova/