Руки замёрзли. Ирина достала магнитный ключ из кармана, пришлось снять мягкую вязаную рукавицу, чтобы удобнее было пластмассовым ключиком попасть в металлический кружок домофонного устройства. В это время раздалась знакомый напев вызова трубки.
Женщина, потянув тяжёлую железную подъездную дверь на себя, быстро заскочила в тамбур. Мелодия вызова звучала громче.
"Сейчас, сейчас, - про себя произнесла Ирина",- но телефон, вдруг замолчал.
Войдя в квартиру, Ира крикнула.
- Таша, я дома! Всё норм? Суп не сбежал?
- Нет, мама, я прикрутила конфорку.
- Хорошо, - проговорила женщина скидывая с себя зимние ботинки и подталкивая их к тумбе с обувью.
Снег начал таять на куртке, образуя маленькие лужицы на синтетической ткани. Ирина, приоткрыв входную дверь, стряхнула остатки снега, за пределы квартиры, мелкие брызги упали на приквартирный коврик, тёмными мокрыми пятнышками.
"Кто же там звонил? - вспомнила Ирина, доставая телефон из кармана и вешая куртку на крючок в прихожей.
Звонила подруга.
***
Полковник.
***
- Привет, дорогая! Не успела ответить, как раз была в подъезде, рука онемела от холода,
- Ничего страшного, подруга. Так, поболтать захотелось, голос твой услышать, ты же знаешь, как успокаивающе действуешь на меня, - в голосе Марии чувствовалась улыбка.
- Сейчас, секунду, я чайник включу, немного согреться надо, и поболтаем, - в ответ улыбнулась Ирина.
Она поставила на громкую связь динамик, а сама достала кофейную чашку.
- Рассказывай, давно не слышала тебя, -произнесла она, насыпая растворимый кофе и наливая кипяток в чашечку.
- Да так, всё по прежнему, много работы, много раненых везут. Домой прихожу, ноги отваливаются, хорошо Антон готовит ужин и кормит меня.
- Много везут?
- Да.
- Господи, как страшно. Ну, ты девочка с большим боевым опытом, держись.
- Знаешь, когда это всё началось, я приходила домой и ревела белугой.
- Машенька, ты столько прошла в Чечне, вроде бы, должна быть закалённой, - несколько удивилась Ирина.
- Понимаешь, Ирок, тогда я была молода, у меня не было ребёнка. А сейчас воспринимаешь всё по другому. Сейчас страшно за сына.
- Да, очень страшно.
- Когда пошли раненые мальчики оттуда, я к каждому, как к сыну, подходила, гладила по голове, успокаивала, вселяла надежду. Но, ампутированные стопы, ноги, руки, умершие на операционном столе - стоят у меня перед глазами. Здесь никакая закалка не поможет.
- Девочка моя, хорошая, держись, милая, да очень трудно, очень, но это наши дети.
- Я стараюсь, только подходишь к ним, смотришь в глаза, а в них боль, но боль не физическая, а вопрос - за что? За что лишили будущего. Они же ещё не натанцевались, не на любились, они ещё дети!
- Та-ак, дорогая, успокойся, я всё понимаю, это тяжело, это страшно тяжело, но ты полковник медицинской службы, а не кисейная барышня, ты знаешь, что тебе пропускать всё через себя нельзя! Давай-ка, в выходные приезжай, мы с тобой посидим, выпьем вина хорошего. Я тебя люблю, но у меня Ташка голодная.
- Конечно, конечно! Договорились, до выходных!