История Шейна Гостисбеера.
В 2017 году американский защитник Шейн Гостисбеер, один из самых результативных игроков из США в НХЛ на своей позиции в последние сезоны, в авторской колонке на портале The Player’s Tribune рассказал о том, как стал хоккеистом. Оказалось, что большое влияние на него оказал игравший в его детстве во «Флориде» Павел Буре. Отрывок из того материала - читайте ниже.
300 хоккейных шайб
Я привык вставать в четыре утра и ехать на каток. Вот насколько я был целеустремлен, когда мне было 7 лет.
Отец вез меня и мою сестру по темным и пустынным улицам. Наконец, я оказывался на ледовой арене, где мог заняться своим любимым делом: поспать.
Позвольте объяснить.
Моя сестра, Фелиция, на четыре года старше меня. В то время она была великолепной фигуристкой. Когда-нибудь ей пророчили попадание на Олимпийские игры – настолько она была хороша. Отец отвозил нас на арену Incredible Ice – каток во Флориде – каждое утро. Мама работала, так что приходилось прокатиться, если я не хотел опоздать в школу. Смотреть на занятия по фигурному катанию мне было неинтересно, поэтому я стал захватывать с собой спальной мешок. Я расстилал его прямо на трибуне и отключался на пару часиков где-то в пяти рядах ото льда, где Фелиция занималась со своими тренерами.
А затем, когда занятия в школе заканчивались, мы снова возвращались на каток. Я все еще не желал смотреть на фигурное катание, а выполнение домашней работы могло и подождать, поэтому я посвящал себя другому моему любимому занятию: коллекционированию хоккейных шайб. Я искал их повсюду: между трибунами, в раздевалках, под скамейками штрафников – буквально везде. Наверное, я собрал в свою коллекцию, которая хранилась в гараже, под 300 экземпляров, прежде чем я перерос это увлечение.
Но каждый раз я ненадолго задерживал взгляд и наблюдал за катанием моей сестры. Ох, как же она была великолепна. Она великолепна до сих пор. Думаю, если вы спросите ее, то она заверит, что даже сейчас перегонит меня на льду. Но в те годы я просто не шел ни в какое сравнение. Она была отличницей в школе, участвовала в общественной деятельности и просто была образцом для подражания. А я был «ледовой крысой», которая копила и складывала шайбы в укромном месте. Скажем так, мы были… ну, разные, но я знал, что хочу кататься так же, как и она.
Поэтому я начал брать уроки по катанию у одного из ее тренеров. Занятия были неплохие, но проходили без шайбы. Мы выполняли все упражнения, даже не видя в глаза шайбы. По-моему, этот тренер не понимал, что мне нужна шайба.
Но хотя бы мое катание становилось все лучше. Фелиция и я бежали на лед, как только у нас выдавалось свободное время, и там мы бегали наперегонки. Видели этих ребят, которые приходят на общественные катки в крагах и которые несутся сквозь всех, будто не замечают никаких препятствий на пути? Мы были именно такими, и нам это определенно нравилось.
Без нее не уверен, что мне хватило бы необходимого рвения, чтобы выйти на тот уровень, которого я хотел достичь. Я видел ее отношение к тренировкам, трудолюбие, ее страсть, и это наставило меня на истинный путь. Когда возвращаюсь в те дни, когда я влюбился в хоккей, я думаю о моей сестре.
А затем я думаю о «Флориде».
Воспоминание о Буре
Ледовая арена в Санрайз находилась всего лишь в 20 минутах езды от нашего дома. Я считал себя самым преданным болельщиком «Пантерз» во всем мире. По всей моей комнате были разбросаны пластиковые крысы (лишь истинные фаны «пантер» поймут, в чем тут дело). Мне было шесть месяцев от роду, когда во Флориде появилась команда, поэтому, конечно, я не помню поход за Кубком в 1996 году, зато моя семья прекрасно его помнит. Они приглашали нянек для меня и моей сестры и старались посетить столько игр, сколько только могли. Мой дедушка, Дэнис, франко-канадец – его любовь к хоккею была просто заразительна.
Когда я немного подрос, он начал брать меня с собой на игры. Я мало что помню из того… мне было лет восемь, однако в памяти у меня отложилась игра одного хоккеиста – 10-й номер, Павел Буре. Он был неподражаем. Скорость, техника и уверенность. Помню, что всегда точно знал, когда он находился на льду, ведь тогда можно было слышать, как он бьет клюшкой по льду, требуя шайбу. Как же я его понимаю.
Он врывался в открытые зоны, бил клюшкой по льду, получал шайбу и бросал.
Есть хорошие игроки. Есть – отличные. А есть такие, которые заставляют тебя после игры захотеть надеть коньки и быть такими, как они. Буре был одним из таких. И после его ухода хоккей во Флориде уже не был таким, как прежде.
Когда мне было лет 11 лет, и я начал больше играть, осознал, что НХЛ для меня – это предел мечтаний. Моей целью было просто играть в хоккей в колледже, и я считал, что попаду туда. Играл все лучше и лучше с каждым годом, и я знал, что возможности мне представятся. Но тогда же я узнал, насколько хрупкой может оказаться карьера спортсмена. И этот урок мне преподала Фелиции.
Когда ей было 13 лет, она получила серьезную травму бедра во время тренировки перед олимпийским отбором в Колорадо. Ей пришлось перенести операцию, и когда она вернулась в строй, то уже не смогла вновь стать той фигуристкой, которой была прежде. Она превратилась из ребенка, у которого не было нормального детства – каждый день многие часы тренировок на льду – в, можно сказать, обычную девушку-подростка. Было больно видеть ее в таком состоянии. Я был все еще совсем молод, поэтому было нелегко принять мысль том, что одна травма может кардинально изменить твою жизнь. Я еще не понимал, что ее карьере пришел конец. Я не осознавал, насколько велика воля случая в нашей жизни.
День драфта
После травмы она сказал мне слова, которые до сих пор не выходят у меня из головы: «Всегда иди до конца, потому что ты сейчас не знаешь, когда это может закончиться».
Это был прекрасный совет, потому что я не был какой-то там суперзвездой. Я никогда не в число ведущих игроков своих команд. Неудивительно, что в последний год моего обучения в школе драфт НХЛ прошел мимо меня стороной. Я выбрал колледж Юнион в Скенектади, штат Нью-Йорк, что казалось мне тогда большим достижением, но я искренне даже не подозревал, к чему это может привести.
В 2012 году, после успешного сезона, мой хоккейный советник сообщил, что меня могут выбрать в шестом или седьмом раунде драфта. Понимаете, на драфте всего семь раундов. Поэтому, когда я услышал эти слова, то был сильно взволнован, но даже не знал, что и думать, потому что также легко меня могли и не задрафтовать вовсе.
Я завтракал в семейном кругу во Флориде в то время, когда шел третий раунд драфта – даже не следил за тем, о чем там говорят по телевизору. Драфт шел просто на заднем фоне, даже звук был выключен. Обычное утро в нашей семье. Помню, по-моему, нес посуду в кухню, и краем глаза увидел в телевизоре логотип «Филадельфии» на большом табло, а затем… выскочила фамилия ГОСТИСБЕЕР. Знаете, как на вокзале выскакивает информация при отправлении поезда? Та же ситуация.
Я не мог сказать ничего членораздельного: «Э, мам?»
А она схватила меня в охапку и повалила на диван – качественные захват и бросок.
Все начали плакать. Я не мог поверить в происходящее. Наверное, я никогда не представлял, как пройдет для меня день драфта, но такого я точно не мог ожидать.
Я позвонил своей сестре, и она вновь дала мне дельный совет. Ведь после того, как меня задрафтовали, я подумал: Ух ты, теперь я могу попасть в НХЛ. Я должен сразу же попасть в НХЛ». Я был на седьмом небе от счастья. Но она опустила меня на землю: «Что бы ни произошло, выкладывайся на все сто, насколько только сможешь и ни о чем больше не волнуйся».