Ирландия небогата полезными ископаемыми. Главный её природный «капитал» — торф. На протяжении столетий его использовали как топливо, поскольку угля на острове крайне мало. Между тем, торфяные залежи имеют колоссальную ценность и как естественные природные заповедники, и как кладовые останков древних людей и разнообразных артефактов.
В национальном музее Ирландии можно увидеть останки древних жителей острова. Один из самых выразительных экземпляров — тёмно-багровая мумия с растворённым черепом (из-за кислой болотной среды), которую, по месту находки, назвали Клоникаванским человеком. Её возраст — две тысячи триста лет. Некогда это был привлекательный юноша невысокого роста. Он был знатного рода, возможно, король. Юноша был ритуально казнён. На его голове сохранилась роскошная шевелюра в виде ирокеза. Учёные обнаружили на ней особое вещество, своего рода гель, который придавал причёске пышную форму. Очевидно потому неофициальное прозвище мумии «Дэвид Бэкхем». Смоляное вещество на голове было привезено со Средиземноморья, что, доказывает торговые связи острова с континентальной Европой.
В музее также выставлена впечатляющая коллекция изумительных артефактов. Например, шейные статусные украшения тончайшей работы. Они называются лунулы, носить их могли только мужчины.
Другой удивительный экспонат — янтарь с берегов Балтики. Его также нашли в торфяных болотах. Как он попал в Ирландию — загадка.
Ирландская история скрыта в торфяных пластах, но болота неохотно делятся сокровищами. Каждая находка бесценна. Болотами покрыта примерно шестая часть Ирландии, и это больше, чем в другой стране Европы. Как же это случилось? Дело в том, что на протяжении тысячелетий леса вырубались под пашни и пастбища. Лауреат Нобелевской премии по литературе, выдающий ирландский поэт Шеймус Хини назвал добытчиков торфа «первопроходцами на пути в глубину». Конечно, речь о глубине исторической памяти, каждый новый слой свидетельствует о жизни далёких поколений.
Ниже замечательное стихотворение лауреата Нобелевской премии ирландского поэта Шеймуса Хини. Прекрасный перевод Григория Кружкова.
Меж пальцами моими авторучка
Пристроилась, как на лафете пушка.
За окном — резкий, скрежещущий звук
Лопаты о смешанный с гравием грунт.
Отец копает. Я сижу и смотрю
На его спину, ссутулившуюся
Среди цветочных клумб.
Вот так же он картошку копал
Двадцать лет назад,
Ритмично сгибаясь и разгибаясь
Над бороздой.
Грубый башмак точно нажимал на ребро
Лопаты. Черенок упирался в колено наперевес.
Он ботву выворачивал, глубоко всаживал штык,
Чтобы выбросить клубни; и мы подбирали их,
Радуясь этой холодной тяжести на ладони.
Видит бог, старик умел ворочать лопатой.
И его старик тоже умел.
Дед нарезал за день больше торфа,
Чем любой на Тонеровом болоте.
Однажды я принес ему молока в бутылке,
Заткнутой бумажной пробкой. Он распрямился,
Выпил — и снова ушел в работу,
Размечая и нарезая лопатой,
Перебрасывая через плечо
Черные брикеты,
Уходя все глубже и глубже
За хорошим торфом. Копая.
Свежий запах картофельного поля,
Хлюпанье мокрого торфа, короткий хруст
Перерезанных корней — оживают во мне.
Но у меня нет лопаты,
Чтобы пытать ту же судьбу.
Лишь авторучка пристроилась
У меня в кулаке.
Буду ею копать.
