ОСТОРОЖНЫЙ ОПТИМИЗМ
- Разумеется, главное событие года - спецоперация. Давай начнем с самого-самого начала, когда началась эвакуация жителей.
- Я заезжал в Донбасс из Ростова, это был один из последних рейсов, когда еще летали самолеты. Я поехал по местам размещения беженцев. И тогда мне казалось, что это информационная операция. Я еще не знал о том, что мы начнем специальную военную операцию. Тогда много ходило разговоров о том, что Украина стянула серьезные силы к линии разграничения, что вот-вот она пойдет в наступление на Донбасс.
- Когда ты впервые поймал себя на мысли, что спецоперации быть?
- Я видел это накопление. Но не предполагал, что мы начнем по такому широкому фронту - от Чернобыля и до Херсона. Я думал, что будет локальная операция по освобождению Донбасса. И на этом ограничится все наше участие. Наверное, это было еще после заявления начальника Генштаба Валерия Герасимова, когда он проронил в одном из своих выступлений, что любые попытки Украины решить территориальный вопрос силой, будут пресекаться вооруженными силами Российской Федерации. Это было еще в 2021 году.
- Далее было заседание Совбеза...
- Я помню, какие были эмоции и ожидание скорейшего избавления. Донбасс это воспринимал так: наконец-то! Это была если не эйфория, то такой осторожный оптимизм.
УПЕРЛИСЬ В ДОЛГЕНЬКОЕ
- Где ты был в ночь, когда объявили специальную операцию?
- В Луганской народной республике. Я в ту ночь присутствовал при попытке украинских войск атаковать наш берег Северского Донца. Тогда переправились через речку, по которой проходила линия фронта, две ротно-тактические группы, заняли две господствующие высоты. Еще за несколько часов до начала спецоперации их выбивали с этих высот обратно в речку танками. Возможно, это была разведка боем со стороны Украины. Возможно, это могло быть началом наступления украинской армии на ЛНР. Это были серьезные, тяжелые бои.
- Как ты узнал, что все началось?
- После того, как эта атака была отражена, я ехал в машине из Луганска в Донецк. Как только мы пересекли границу, сразу появился интернет и полетели «молнии», первые ролики: летят ракеты, взрывается в Киеве, кто-то уже гонит фейки про массовое десантирование российских войск в Одесской области, про высаживание наших войск на Николаевщине с больших десантных кораблей... Полное ощущение нереальности происходящего.
- В какой момент ты поймал себя на мысли, что спецоперация затянется?
- В Изюме, наверное. Я сидел там почти два месяца. Мы потихонечку брали населенные пункты, а потом как будто лбом уперлись. Я там был два месяца. И все это время мы пытались взять, меня прям в дрожь бросает от этого топонима, село Долгенькое. То мы к нему подойдем, то нас от него откинут. Мы думали, что сейчас с севера к Славянску подойдем. А мы даже не подошли к трассе, которая снабжала изюмскую группировку противника. И тогда стало понятно, что это окно к Славянску, у нас просто постепенно силы заканчиваются. Это позже и вылилось в частичную мобилизацию.
"РУССКИМИ СЕБЯ НЕ СЧИТАЮТ"
- Ты в марте был на Киевском направлении. Тогда было принято решение о перегруппировке войск. Тогда мы впервые услышали эту формулировку.
- Я не военный стратег, не генерал Генштаба, я всей картины не вижу. Мне казалось, что можно было окапываться и вставать в оборону. Но я не очень представлял, что происходило на других направлениях. Я не всегда понимал, как обстоят дела на Харьковщине, Херсонщина - вообще какая-то терра инкогнита была. Находясь на месте, мы понимали, что, видимо, на других направлениях тоже не все гладко. И какие-то силы надо перебрасывать туда.
- Много говорят, что люди, которые воюют по ту сторону - это такие же русские люди, как и мы. Или все-таки нет?
- Мне кажется, что агрессивный нацбилдинг последних 8,5 лет, который был построен на крайних формах русофобии, на противостоянии внешнему врагу, свое дело сделал. В освобожденные города заходишь - там в глазах рябит от жовто-блакитного. В каждом парке памятник захистнику батькивщины (защитнику родины - укр.). На каждой школе табличка мраморная с погибшим героем АТО из этого поселка. И это дает свои плоды. Эти люди себя русскими не считают.
МЫ ДЕЛАЕМ ВЫВОДЫ
- Что ты еще можешь отметить позитивного по итогам фактически года спецоперации?
- Появились намеки на формирование разведывательно-ударного контура - когда разведчики напрямую передают координаты цели артиллеристам. Теперь от выявления цели до удара проходит всего две минуты. Раньше это была огромная длинная цепочка докладов, которые шли сначала наверх, потом спускались вниз. Когда давали добро на огонь, стрелять было уже некуда.
У нас появились наконец наши дроны-камикадзе «Ланцеты», которые сейчас выбивают и средства ПВО, и различные РЛС, и средства связи. Появились новые возможности - та самая пресловутая «Герань-2», которая наводит ужас на противника.
У нас наконец-то появились осмысленные попытки выявления ПВО противника. Мы с недавних пор начали запускать ложные цели, по которым она работает. Туда сразу же прилетает что-то высокогорное.
- С мобилизованными было не все в порядке.
- У них более-менее все выровнялось. Это люди с боевым опытом, несколько месяцев на передовом крае. Мне тут пишет одна женщина: в России сидят подготовленные 150 тысяч мобилизованных, почему их не ротируют неподготовленными, которые сидят на передке? Я отвечаю, что те люди, которые сидят два месяца на передке, они еще фору дадут тем, которых два месяца готовили в России.
Когда человек из гражданской жизни попадает в окоп, по колено в грязи и воде, вокруг все взрывается, у него жизнь переворачивается. Психологически не можешь быть к этому готовым. Но постепенно они привыкают и становятся настоящими матерыми вояками, которые уже получают государственные награды, проявляют на том же Угледарском направлении чудеса героизма. Обычные парни из российской глубинки. И это тоже не может не радовать. Если проводить исторические параллели еще дальше, в Великую Отечественную войну победила армия мобилизованная. Профессиональная армия закончилась в 1941 году.