Глава 4
- Идут, идут! – крик раздался
На Подоле у Ручья,
Вскоре выше отозвался –
На Горе, сквозь Ввоз пройдя.
Киев весь пришел в движенье,
Заждались уж третий день
Князя стольна возвращенья
С новою женой своей.
Вои, смерды и холопы,
Жены, дети их гурьбой
Запрудили Ввоз, ворота,
Ширились у стен толпой.
Впереди бояре званы
И купцов густая рать –
В златошитые кафтаны
Разодевшаяся знать.
Вот и войско показалось,
Князя Владимира стяг,
Море копий колыхалось,
И кресты ввысь на шестах.
Иереи выступали,
И иконы в грудь несли,
Златом, серебром сверкали
В клубах поднятой пыли.
На плечах – ковчег с мощами –
Мученик Климент то был –
Взятый с корсунского храма,
В светлом балдахине плыл.
А за войском вслед в телегах,
Что быки, пружась, везли –
Статуи из красной меди
С той же корсунской земли.
Лучше всех была квадрига
Рвущихся вперед коней,
Будто бы застывших мигом,
Поражавшая людей.
Только въехав за ворота,
Князь коня остановил,
Перед всем честным народом
Сняв шелом, главу склонил.
Из возка царевна Анна
Наблюдала: муж ее
На колени стал нежданно
И так странно для нее.
Будто всей земле он родня –
Киев оказался мал –
Руки в стороны, как обнял –
Землю ту поцеловал.
И затихли люди вовсе –
Вот она – земная связь!
И взорвались криком после:
- Буди здрав! Гей – любо, князь!..
* *
Солнце жаркое поднялось
Над Днепром и в бликах струй,
Как пожаром разливалось –
В осень повернул июль.
- А-а!.. – вдруг бабий крик раздался
На Горе и вслед другой,
Плач все шире разливался,
С капища идя волной.
А сквозь крик – ударов звуки –
Боевой топор рубал,
Тяжело, надсадным хрюком
Дуб мореный отвечал.
Там, на холме Перуновом,
У капища князь стоял
И глядел, как его вои
Идолов рубили в свал.
Рухнул Хорс и Мокошь рядом,
Даждьбог, Стрибог и Симаргл,
Лишь Перун, сверкая златом,
Посреди еще стоял.
Два уса сверкали рыже
На сребряной голове,
Князь к нему подъехал ближе
На гарцующем коне.
И мечом, прогнувшись в стане,
Златый ус ему срубил,
И подкопанного ране
Тыком наземь повалил.
И затем Перуний идол
К конскому вязать хвосту
Воям приказал Владимир
И стащить его к Ручью.
И двенадцать воев сильных
По шесть сбоку вдоль стези
Били палицами идол,
Волочащийся в грязи.
* *
Владимир рысью ехал сзади
И слышал, чуть прищуря глаз,
Как бабы многие кричали:
- Перун, почто оставил нас?
И как по закланному выли,
Безумно распустив власы,
И воям, тем, его что били,
Владимир процедил в усы:
- Бросайте в Днепр его, следите,
Чтоб к берегу где не пристал,
Лишь за порогами пустите –
Довольно всех он чаровал.
Исполнили…. Владимир видел,
Как вдруг за падшим Перуном,
Которого толкали гриди,
Срывались многие бегом.
И даже слышны были крики:
- Перуне, боже, выдубай!
Владимир губы сжал, на стыке,
Что побелели в темный край.
Он подозвал к себе посыльных
И глухо прошептал наказ,
Чтоб завтра знать из самых сильных
К нему собралась в полдний час.
Глава 5
Ручей в овраге у Почайны
Глубокий плес образовал,
Здесь, в виду люда не случайно
Владимир знать свою собрал.
И рядом с князем у настила,
Где среди клира вкруг себя
Митрополит махал кадилом,
Стояли княжьи сыновья.
От разных жен их десять было,
И ближе всех стал Святополк,
Жена от брата что сносила,
Когда убит был Ярополк.
«От двух отцов недобр сей будет -
В народе глухо шла молва -
«Отцу поруга не забудет…» -
Владимир вспомнил вдруг слова.
На сына-отрока он сбоку
Тяжелым взглядом посмотрел,
И заприметил чутким оком,
Что тот, смешавшись, побледнел.
Владимир взгляд отвел от сына
И шагом выступил вперед:
- Бояре, мужи городские,
Великий час днесь настает.
От сей крещатинской купели
Собой явим пример сейчас,
Подвигнем Русь к великой цели –
Путь всех Христос воспримет нас!..
И первыми в воде крестились
Все десять кряжиих сынов,
Сорочки белые струились
Водой крещальной с воротов.
По троекратном погруженьи
Помазывались миром вкрест,
С молитвой и благодареньем
На шеи надевался крест.
И нарекались в ново имя.
Был Святополк Петром назван,
Мстислав воспринят Константином,
Георгием стал Ярослав.
И далее – чредою длинной
По-новому наречены
Митрополитом Михаилом
И в книгу дьяком внесены.
Потом настал черед боярей,
Владимир взглядом их обвел,
И двинулись те, как стояли,
К воде Ручья, спускаясь дол.
И, раздеваясь до сорочек,
По очереди шли к воде,
Смотрел Владимир, щуря очи –
Слеза дрожала в бороде.
Вдруг сзади шум и конский топот –
В лес всадник быстро ускакал,
В толпе, как вихрь, пронесся шепот:
- То Блуд!.. Блуд в лес ушел – видал?..
Да Блуд то был…. И князь припомнил,
Как тот ему в глаза сказал:
«Князь, изменяешь вере родной!
Зачем Христа к себе призвал?..
Отец твой Святослав остался
Перуну преданным в сердцах,
И матери он не поддался –
Княгине Ольге до конца.
Знай, не простят родные боги,
Что Русь к Христу ты поведешь,
Коль с дедовской свернешь дороги –
В себе проклятье понесешь...»
Владимир проводил глазами
Путь всадника, что скрылся в лес,
Но ропот тихими гласами
Не сразу от ушей исчез:
- Князь, знай, язычники льют ядом
И мутят в Киеве народ.
Мол, кто покрестится – проклятым
Останется и с ним весь род, -
Сказал Владимиру священник,
Стоявший рядом, Анастас,
Он с ним как дружник, не как пленник,
Пришел к Ручью, крестил сейчас.
Владимир дернулся и с болью,
В лице скривившись, говорит:
- К Христу насильно или вольно –
Как Бог народ вести велит?..
Священник замер, не решаясь
Какой-то князю дать совет,
Тот еще больше искривляясь,
Сказал посаднику в ответ:
- Зови всех воевод и старост,
Такой им завтра дай наказ,
Чтоб завтра люди все собрались
К Днепру с Почайной в ранний час.
Пусть шлют глашатаев сегодня –
Пройти весь Киев до конца,
Подол, Детинец, загородним –
Наказ от моего лица:
«Повелеваю покреститься
И малым, и великим – всем.
Назавтра до реки явиться
Младым и старым, женам с тем.
Кто завтра не придет на реку,
Богат, убогий, нищий, раб,
В лице не глядя человеку -
Да будет мне он личный враг».
Глава 6
Била звон разлетался от церкви
Деревянной святого Ильи,
Солнца яркие отблески меркли
В облаках, что по небу текли.
Август знойный дохнул вдруг прохладой -
Киев будто бы легче вздохнул,
И с утра, словно празднику рады,
Люди к берегу шли, с ними – гул.
Князь Владимир к полудню спустился
От Горы на прибрежный Подол,
Сколько видно – везде люд толпился
У намощенных брега краев.
Там мужчины, там жены – отдельно,
Где по шею, по пояс, по грудь,
Кто в воде замер благоговейно,
Кто бродил, чая к берегу путь.
Там детишек-мальцов окунали,
И звенел над Почайною плач,
Клубы ладана в небо взлетали
Вместе с пеньем молитв будто вскачь.
Словно лебеди белы сорочки
Полоскались в прибрежной воде,
И одежды священников в строчках
Злата ярко светились везде.
Иереи у брега стояли,
Миром мажа, клубили ладан,
И кресты целовать заставляли
Новорожденных днесь христиан…
* *
«Свершилось, Господи!» - Владимир
Картину эту лицезрел,
И серых глаз дрожащих выбел
Слезами капнувши, зардел.
- Иисусе Господи! - молитва
Из сердца хлынула волной.
- Призри на новый люд, омытый
Водой крещальною святой.
Дай им познать Тя, Сыне Божий,
Как знают люди разных стран,
И помоги мне, чтобы строже
Хранил я Русь, не дал врагам…»
Владимир под закат обратно
В свой терем возвращался тих,
И радость в духе многократно,
Волной топя, вскипала вмиг:
«С язычеством покончим славно,
Гниль эту сбросили мы днесь…»
Но тут вдруг взгляд его упал на
Гнилой, заваленный насест.
За ним, правей, темнела яма,
Заросшая густой травой,
И вот в сознание нежданно
Видение вошло стрелой.
Толпа беснующихся, крики,
Два тела, бревна под завал…
Топор, вонзенный в сруб на стыке –
Сейчас он место то узнал.
«Да, два варяга-хрестьянина,
Что жертвы не дали бесам…
То я ж велел его взять сына…» -
Владимир задохнулся сам
От боли, вмиг его пронзившей, -
Все как обрушилось в душе…
«Как я при всем при этом бывшем
Могу Христу служить вообще?..
Я замолю!.. Я здесь построю,
Христос, Тебе, великий храм!..
Я всех священников устрою –
Десятую им часть отдам
От всяческих своих доходов…
Да, дам я, как и Авраам…
Я нищих накормлю, голодных…
Прости, Господь!.. Я все отдам…»
Он плакал, наклоняясь к той яме,
И после светлячком в ночи
Горел в его опочивальне
За полночь огонек свечи.
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь