Чёртов мир. Серёга давно заметил, что исподволь он всегда обесценивал то, что когда-то было важным. Батя звал шумахерами придурков на заниженных приорах. У Светки на даче доживала свой век китайская мультиварка Endeavour. Суперменская символика перекочевала на трусы, которые тебе дарили по приколу. Фильмы словно выдохлись от времени и не доставляли от слова совсем. Никакие. Текст, благословенный текст стал продажной девкой говнотрендов, всей этой мразоты от слр до попаданцев, пополам с литрпг.
Чёртов мир настойчиво катился в пропасть, и никто не мог этому помешать. Как хорошо, что нам не дают в руки судьбу, вот серьёзно. Кто думает, что он хозяин своей жизни, – чувак, у меня для тебя плохие новости. Если тебя завтра собьёт грузовик или кирпич упадет на башку, ничерта ты не хозяин!
Это была любимая Серёгина тема. Он мог нудеть об этом до посинения, душнить на всех тусах от первого курса до самого выпуска из универа. От Сэлинджера пëрся, Воннегутом заворачивался, митинговал, кипел, аргументировал, спорил. Было это похоже на бурлящий в колбе химреактив. И было это смешно, конечно. Его так и звали «наш дурак», и его это не особо обижало. Свою особенность он чувствовал, хоть и никак не мог сформулировать даже для себя. Девчонкам с курса было его жалко, парни ржали, но в компаниях он всегда присутствовал. Сам он считал, что украшает любую тусу, но держали его там обычно за шута. Неважно, где это было, стоило кому-то пожаловаться на жизнь, унылую и однообразную или полную тягот, или начать базарить за правду, Серёга взрывался. Горячился и доказывал. Излагал и аргументировал. Было это забавно и бесплатно. Идеалистус вульгарис.
Это потом он поостыл и про все свои любимые поворотные моменты и спусковые крючки перестал вещать. Может, потому что жизнь так и катилась мимо, а с физмата его дважды чуть не отчислили, и чёртов мир он так и не потряс. На выпускной речи декана Серёга увял вовсе. Нет, там было всё правильно, в этих метафорах, напутственных словах для выпускников… То есть они такие все про жизнь уже всё знают, а он им втирает про вечное. И они все такие «Э-э-э-э-э», а он про судьбу и выбор, что вот сейчас всё от них зависит. Что там от них зависит, ну вот серьёзно?
А потом было это проклятое распределение. Которое он сейчас вспоминал как дурной сон, вздрагивал и морщился. Потому что там вся эта херня и началась. Декан поржал ведь, когда устроил всю эту лотерею, раздавал конверты, там, говорил ваша судьба. Пока стоите в очереди, подумайте хорошенько, что выбираете. Главный выбор в вашей жизни. Зачем он так?
Серёга выбрал эту судьбу случайно, сам не знал, что так получится. Народ веселился, девчонки хихикали, гуглили, кем стать, пацаны торчали в телефонах. Раздавали эти судьбы в конвертах, он встал в конец очереди, а сам всё прокручивал в голове то, что всегда снилось, оформлялось, мечталось... Концентрировалось в мыслях, мол, нет ничего ужаснее скучной жизни. Хочу! Хочу, чтобы била ключом, гаечным, в висок, да со всей силы, но чтобы вставать потом, пережёвывая зубы с кровью и языком, и чтобы всё же была возможность переломить, сладить, отстоять своё... Как это можно было загадывать всерьёз? Госы сданы, синие дипломы, зачем была нужна вся эта профанация, если от твоего желания ничего не зависело? Он не знал. Может, и зависело? Может, человек слаб именно потому, что не верит, что в его руках все нити от его судьбы?
Как мы выбираем судьбу? Делаем шаг или стоим. Бежим или закрываем глаза. Или бьём в челюсть первыми. И то, что для кого-то будет наилучшим, удобным и гладким сценарием его жизни, другому будет стоять поперёк горла каждый чёртов понедельник, пока он не окосеет от такой жизни и не поедет кукушкой. Так что определяет нас?
Тут его толкнули, мол, следующий, чего задумался? Он шагнул вперёд, а сам всё крутил в голове: «Нет ничего ужаснее скучной жизни… Хочу…»
Конверт был серый, тонкий, на ощупь словно бы пустой. Это потом объяснили – что все конверты это формальность, символ выбора, а не его суть, и они все пустые, потому что судьба – не записка, не код от банковской ячейки и не жетончик с номером. Ну да на что он рассчитывал?
Жизни изменилась. Ого, ещё как! Понеслось всё буквально на следующий день, набирая обороты, втягивая в круговерть событий всех. Может, он раньше этого не замечал? Теперь он просыпался, и начиналась какая-то безумная хрень под названием «Давай, парень. Сейчас я сделаю тебе нескушно!».
Сначала это было по мелочи. Автобус уехал, поезд опоздал, свет отключили, хард в ноуте накрылся. Потом больше. Аварии, недобрые люди и редкостные уроды, да и добрые тоже стали появляться вокруг как-то очень интенсивно. Проколотые шины, разбитые стёкла в окнах, словно он вдруг стал средоточием невезения, гигантской флюктуацией из «Стажёров» бразеров Стругазеров, только притягивал не редкие чудеса и события, а самые обычные, в основном негативные. Закон Мёрфи во всей красе, если хотите.
Тычки и подножки, ушибленные руки и ноги, мелкие травмы и болезненные падения можно было вообще не считать, они лились как из рога изобилия. Серёгиного ангела-хранителя явно заменили на чокнутого трикстера, который щедро, не скупясь, отвешивал то придурка в подъезде, то хама на дороге, то бешеную бабулю в магазине.
Начальство на работе вдруг начинало бурную деятельность, лишало премий, повышало в должности и понижало снова, посылало в командировки, где он падал в ямы, снова опаздывал на поезда, был снимаем с самолёта восемь раз, шестнадцать раз залетал в полицию по разным бредовым поводам, одиннадцать раз терялись документы, четырежды принимали за другого и один раз даже похищали. Эта безумная жизнь началась постепенно, но вышла в такое крутое пике, что даже у Серёги, искренне желавшего «непокоя», нервы стали сдавать.
Он уволился, женился, потом развёлся, переехал в другой город, сменил работу ещё трижды, но ничего не помогало. Он вернулся в Москву и попробовал начать сначала. Какое там… Трикстер захерачил его в больницу со сложным переломом и наслал налоговую. Кто-то скажет – блин, вот жизнь у человека, ни дня скучного… Серёга постарел лет на десять и начал пить. Травился несколько раз, его откачивали и снова выпихивали в этот свет башкой вперед. «Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно! – говорила ему жизнь. – Скучно не будет, поверь!»
От круговерти событий вокруг тебя тоже можно устать. И однажды Серёга сдался и пошёл в деканат. Глупо это было – идти искать причину туда, где над ним пять лет ржал весь курс. Да и что он хотел найти?
Университет изменился, и люди внутри тоже. Молодёжь тусила по коридорам, цветно и непривычно одетая, непонятная, потому что сам Серёга был уже не молодёжь. На кафедре на него посмотрели странно и отправили к декану, который переехал на другой этаж.
Семён Ильич постарел. Он близоруко посмотрел на Сергея, предложил присесть и долго и невнимательно слушал рассказ. Потом поморщился, словно откусил лимон, и спросил:
– А я-то чем помочь могу? Ну поиграли, хотелось мне, чтобы такие, как вы, хоть ненадолго задумались, чего хотите и куда идёте. Мы каждый год такую игру организовываем, никто ещё не приходил жаловаться… А вы несёте мне про невезение и флюктуации…
– Но конверт же.. – промямлил Серёга, бледнея и чувствуя, как сердце проваливается куда-то в желудок. – Вы же сказали задуматься о судьбе… Сформулировать. Чтобы судьба в конверте обрела…
– Это дурацкий розыгрыш какой-то? – уставился на него декан. – В конвертах никогда ничего нет, это просто шутка.
– Ну, судьба… – Слова не ложились на язык. – Загадать… Вы же сами…
Декан не мигая смотрел ему в глаза.
– Это шутка была и метафора, – сказал он, теряя интерес к разговору, – на которую, к сожалению, давно никто не ведётся. А что у вас было в конверте?
«Судьба», – хотел сказать Серега, но почувствовал, что горло сдавило спазмом. Он с трудом встал и вышел из кабинета декана на лестницу, непослушными ногами пересчитал все ступеньки на пяти маршах и вывалился в шум города.
Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт…
Голова кружилась, хотелось лечь прямо здесь, на асфальт, закрыть глаза и перестать чувствовать эту жуткую пустоту внутри. Он бы и лёг, но услышал, как зашуршало сзади, так собаки подбегают и тормозят перед прыжком. Как лапы по асфальту. Шурк-шурк-шурк. Обернулся и…
Волк не прыгнул. Обычный крупный волк. Во дворе универа, на асфальте, размеченном белыми полосами парковочных мест.
– Фуф… Видишь меня. Уже хорошо, – сказал волк, стоя на напружиненных лапах и скалясь. – Мне всё непонятно было, как ты десять лет никак не врубишься, кто ты и зачем. А ты упрямый, настоящий дурак.
– Какого хера? – спросил Серёга.
– Пока сопротивляешься, это не кончится никогда. – Волк медленно обошёл его, понюхал воздух. – Я бы объяснил, но ты не поймёшь сейчас. Не готов ещё. Но на пути, раз меня видишь.
– Я ведь не кукушкой уехал? – жалобно спросил Серёга.
– В каком-то смысле. Помереть не можешь, неприятности сами за тобой ходят, полоса невезения не заканчивается, правильно? Обратная теорема Ферма и квантовая произвольная. Что ты после этого хотел? Ботаником быть? Или вены вскрыть?
Волк оскалился, и стало слышно, что он кашляет, будто смеётся. Выглядело это странно.
– Я не хотел скучно жить.
– Как проницательно. – Волк сел и почесался совершенно по-собачьи. – Что захотел, то и получил.
– Я бессмертный?
– Ты совсем дурак, что ли? Ты постоянная величина. Простое число. Просто герой. Там дел до жопы, а мы тут болтаем о ерунде. Будет тебе нескучно. Всё будет, что хотел. Ты не понимаешь, это не невезение. Как тебе объяснить… Простое число на что делится?
– На себя, – сказал с ненавистью Серёга, – и на единицу.
– Правильно, – согласился волк. – Кто равновесие сраное держать сможет, если не постоянная простая величина? Работа, блять, у неё такая! И в снег, и в ветер, и в звёзд ночной полёт!
Пустота в груди пропала, голова перестала кружиться. Это было странно – вот так стоять, разговаривать с этой серой скотиной, словно это она твой единственный верный друг, а не Сашка Симаков, не Димка Самойлов и не Светка. Словно он не простой человечек, каких много, неимоверно много на земле, и все они оригинальные, и от них ничего и никогда не зависит. А он не такой. Он точка, вокруг которой сейчас поворачивался этот мир. Нансен и Кеннеди, Гагарин и Че Гевара. Ассасин. Нео. Люк Скайуокер и Мэл Рейнолдс одновременно. И сквозь дырки от снов, которые наполняли все ночи жгучими кошмарами грядущих апокалипсисов, он видел лишь дорогу и короткие передышки, в которые будет легче, проще, но всё так же болезненно дышать. И с каждым шагом, с каждым оборотом земли будет легче оттого, что ты можешь делать то, что не могут другие. Это твоя работа, предназначение, стержень, и кровь, и кишки, намотанные вокруг этого стержня. Разве не это то, что ты искал? Что за бред он сейчас только что подумал?
Холодное и мокрое влепилось в лицо и вырвало Сергея из черноты. Перед глазами оказался асфальт с белой полосой и чьи-то туфли. Туфли переступили, и сквозь навалившуюся глухоту пробилось:
– Да он упал, и всё. Ром, скорую вызови… А нет, глаза открыл… Вызывай всё равно!
«Россыпью розовых звёзд, золотых комет ангел безнадёжности приходит в нужный момент. Это точно», – подумал он, приподнимаясь.
Какие-то люди стояли вокруг. С волос текло, капало на нос и щёки. Он вытерся и попробовал встать. Вышло легко, словно после долгого и хорошего такого сна, когда полный сил вскакиваешь и удивляешься, что не подпрыгиваешь до потолка. Сумка лежала рядом, на асфальте.
– Эй, куда?.. – запротестовал охранник. – Погоди, скорая едет уже…
Но он не мог погодить. Подхватил сумку и побежал прочь по асфальтовой дорожке, туда, за ограду, к остановке. Троллейбус уже выпустил пассажиров, новых зашло всего ничего, и под аккомпанемент закрывающихся дверей Серёга влетел в салон. Вытер лицо, сердито зашарил по карманам, достал карту и приложил к валидатору. «- 0,005 % жизни» – высветилось на дисплее. Он сморгнул, поморщился и пошёл на заднюю площадку.
Троллейбус, завывая вариатором, начинал ускоряться. С волос капнуло за шиворот. Серёга поёжился. В просвете между машинами, которые сплошным потоком лились по Волгоградке следом за троллейбусом, вроде бы мелькнул силуэт крупной собаки, но они уже выруливали на площадь, картинка завалилась направо, прячась за обрез заднего стекла, и ничего уже было не разглядеть.
#смотритель_маяка #аллюзия_на #вальс_гемоглобин