Юлия Михайлова – художница из Санкт-Петербурга, которая режет тончайшие камеи и инталии, но может, в тоже время, создавать и крупную камнерезную пластику. В соавторстве с камнерезом Антоном Ананьевым она будет принимать участие в выставке «Вера. Надежда. Любовь» в Сочи. Мы поговорили с Юлией об особенностях такого жанра, как глиптика, и о ее пути художника.
Если прочертить таймлайн вашего пути в искусстве, какие даты обозначили бы?
С конкретными датами у меня сложно, но мою жизнь можно разделить на этапы, которые связаны с какими-то людьми. Я всегда отталкиваюсь от личности человека – либо он меня своими занятиями очаровывает, либо так завлекательно рассказывает, что я думаю: «Каким интересным делом занимается! Мне тоже надо попробовать!»
Вероятно, первым таким человеком в 3-м классе была моя учительница в художественной школе Ирина Глебовна Комова, еще на Камчатке. Она меня в принципе заразила любовью не то чтобы к прекрасному, а к жажде знаний, к тому, что нужно постоянно искать что-то интересное. Ничто не должно находиться в покое, ты постоянно к чему-то идешь, стремишься, свои навыки совершенствуешь.
Как решили стать ювелиром?
Целенаправленно быть ювелиром я не собиралась, просто с детства понимала, что мой конек – мелкая моторика. Я могла любые мелкие вещи делать очень точно и хорошо, будь то керамика или миниатюрная графика.
С целой компанией ювелиров я познакомилась когда работала в гальванической мастерской. Как-то меня спросили, не хочу ли я поработать ювелиром. Так я попала в компанию к Михаилу Эпштейну.
Поначалу занималась монтировкой – самым тоскливым, что может быть. Но это важный базовый навык. А то, что у меня получалось лучше всего – это восковые модели ювелирных изделий.
Потом случился административный коллапс, в мастерской стало не хватать места. Я сказала, что выбираю место, куда мне идти, заодно вспомнила, что много лет меня учили рисовать и хочется применять этот свой навык в работе... Мне было все равно, чем заниматься, но нужна была классная компания. И Михаил познакомил меня с Александром Левенталем.
И тут начался ваш путь камнереза…
Да, около 2004 года это было... В мастерской Левенталя я почувствовала себя едва ли не участником триллера (смеется). Пришла, выходит Саша, берет меня за руки и говорит: «Да не будете вы резать камень. Разве что-нибудь такими тоненькими ручками сделаешь? У нас грязно, шумно, пыльно». И показывает мне так называемую «универсальную бабку», огромную пилу, включает и говорит: «Хотите попилить камень?». А она издает какой-то адский скрежещущий звук, а если поднести камень, то вообще очень страшно. Я камень поднесла, попилила, поняла, что тут все крепко, прочно, надежно. Что ничего не сломаю. И мы пошли пить чай, чтобы познакомиться.
Из-за закрытой двери вдруг вылезло замотанное в брезентовые фартуки и платки созданье, моя будущая любимая коллега. Я почти испугалась. Но потом меня подкупила очень неформальная, веселая и творческая обстановка, не как в обыкновенных мастерских, где наемные работники загнаны в рамки, у нас был полнейший творческий хаос!
Первые ваши работы были как раз совместные с Левенталем и Попцовой, верно?
Да, все работы мастерской были совместные. Первой моей работой был ритон, мы назвали его «Тянитолкай». Левенталь приветствовал любые мои идеи, но я не могла еще тогда целиком сделать какую-то работу, поэтому все мне помогали.
Мне очень нравилось делать предметы с историческими отсылками, в классическом стиле, где некуда спрятать свою некомпетентность, потому что многие мастера какое-то незнание, неумение, дилетантизм, часто прячут под словом «самобытность». Это очень раздражает (смеется).
Большинство вещей того времени вполне утилитарные – вазы, кубки, пасхальные яйца. Вы делали чисто коммерческие работы?
Я не очень понимаю, что отличает коммерческую работу от некоммерческой. По поводу утилитарности... Мне кажется, если вещь есть, то ею нужно пользоваться, а какой-то абстрактный пылесборник… Я этот барьер, думаю, преодолела. Если есть возможность сделать утилитарную вещь, то это ,на мой взгляд, предпочтительнее. Чтобы красота не существовала в отрыве от реальной жизни.
То есть камнерезная фигурка – это пылесборник?
Ну, это не так интересно, как если бы ею можно было пользоваться. Любоваться можно недолго. Например, в музее, у кого-то в гостиной. Когда предмет каждый день стоит у тебя дома, ты перестаешь это замечать и любоваться тоже перестаешь. Дома все должно быть не только красиво, но удобно и востребовано.
А как складывался процесс совместной работы вашего трио с Левенталем и Попцовой?
Роли были органично распределены, потому что у каждого свой конек. Ольга выстраивала конструкцию. Александр придумывал, как это все должно собраться в целое и вообще отвечал за чудеса. Можно сказать, он нами дирижировал и исправлял всё, что мы сделали как-то не гармонично.
Как арт-директор.
Ну, арт-директор – это все-таки теоретическая должность, а Александр вполне мог взять инструмент и все исправить. А все мелкие детали в работах уже делала я. В этом умении никто в мастерской не мог со мной конкурировать.
Первая ваша самостоятельная работа каким временем датируется?
Не могу вспомнить конкретные даты, когда я просто ушла в свободное плавание, думаю, в 2007-м. Но с коллегами отношения поддерживала, потому что считаю, командная работа любую вещь делает совершеннее. Первой моей совершенно самостоятельной работой был портрет ангела на аметисте. Дальше я создала серию миниатюрной анималистики. Мои работы экспонировались на многочисленных выставках в Манеже, на выставке Gravierte Kostbarkeiten в Идар-Оберштайне и в Эрмитаже.
Уже тогда вы начали увлекаться глиптикой?
Еще в детстве рисовала ювелирные украшения с каменьями. Но про камнерезное искусство тогда ничего не слышала и не знала. Потом интерес к этому на какое-то время угас. А когда попала в камнерезную мастерскую, сразу вспомнила и решила, что у меня теперь есть все возможности. Я стала эскизы рисовать, но Левенталь их отклонял, потому что это было либо сложно, либо дорого – для этого были нужны золото и бриллианты. Однако, на досуге я постоянно что-то резала, тренировалась на синтетических камнях. И на александрите вырезала жука-скарабея, решила, что результат меня устраивает. И после этого делала крупные вещи в мастерской, а дома для себя – резала камеи и инталии.
Как появились покупатели на ваши камеи?
Я не искала ни поклонников, ни покупателей, это была просто такая параллельная деятельность в стол, потому что мне это нравилось делать. Просто иногда кому-то показывала и по «сарафанному радио» постепенно обрастала клиентами.
Соответственно, постепенно совершенствовалась и в технике, и в выборе камня. Всегда стараюсь идти от камня – вижу в нем готовую композицию. Для меня идеальная ситуация, когда текстура камня дополняет мой сюжет. Это делает работу вместе с этим камнем уникальной. Камень, как снежинки: двух камней с совершенно одинаковым рисунком не существует. Инталии меня всегда интересовали больше, чем камеи. Они не так очевидны для публики, как камеи, но это классическая вещь в себе. Они требуют вдумчивого участия зрителя. Не люблю броские, крикливые вещи, и инталии идеально удовлетворяют этому моему требованию.
Как выбираете камни?
Если это мой выбор, то он всегда спонтанный. Мысленно соотношу свой рисунок с рисунком камня и выбор становится совершенно очевиден. Я люблю сапфирин и сердолик. А если говорить о заказных работах, то клиенты предпочитают прозрачные камни кварцевой группы. Те же, кто разбирается в геммах, выбирают более историчный материал, имеющий корни в традиции, берущей начало с античности.
Что самое сложное в работе в области глиптики и какое произведение в этой области было для вас самым сложным?
Я бы сказала не самое сложное, а самое важное в области глиптики – это хороший навык рисунка. Не могу выделить ни одну работу, как самую сложную, у каждой есть свои нюансы, для решения которых готовых приемов у меня нет. И приходится что-то каждый раз придумывать, но это не сложное, а интересное.
Насколько вообще сейчас популярны камеи и инталии?
Сейчас глиптика, в особенности, инталии – это, к сожалению, почти атавизм, незаслуженно забытый жанр. И это очень обидно. С камеями все чуть лучше, они все-таки «на слуху», у многих есть какой-то ассоциативный ряд в голове. А вот при слове «инталия» почти у всех в голове пустота. Инталии вообще заказывают люди только искушенные, в совершенстве знающие эту узкую область камнерезного искусства. Часто знающие ее намного лучше меня. И это является дополнительным бонусом, поскольку очень мало у нас литературы, посвященной инталиям. И очень хочется, чтобы камеи и инталии опять вошли в моду.
Материал опубликован на сайте «Частная коллекция»