15 января народному артисту СССР Евгению Веснику (1923-2009) исполнилось бы 100 лет
Недавно перечитывал расшифровки наших разговоров 15-летней давности с фронтовиком-артиллеристом, блистательным актером, писателем Евгением Яковлевичем Весником, и наткнулся на его размышления о России и будущем планеты. Сколько лет прошло, а все сказанное им актуально до сих пор.
Евгений Весник вообще очень точно и тонко чувствовал пульс времени и пространство. Когда в апреле 2009-го актера не стало, его супруга, Сусанна Гавриловна, сказала: «Женя очень хорошо разбирался в политических процессах, их причинах и следствиях и предвидел, что должно случиться в будущем. Все его предсказания сбывались и сбываются до сих пор».
Евгений Яковлевич последние годы редко давал интервью. Он искренне недоумевал: «А зачем? Чем еще может удивить актер, исповедовавшийся почти в двух десятках книг». Поэтому отсылал к своим книгам, где, как он говорил, есть ответы на все журналистские вопросы.
Но, к счастью, изредка он делал исключения. Потому что книги книгами, а все знали: рассказчик он великий и неистощимый. Воспоминания Весника о войне, о встречах с легендарными современниками, как он дружил, снимался, рыбачил, устраивал застолья, дурачился, пускался во всевозможные приключения и авантюры, можно было слушать часами – он все помнил в нюансах и картинках, как будто это случилось вчера. Еще один его удивительный «конек» - философские размышления, импровизации "на заданную тему". «Копал» он и в глубь, и вширь, причем оратор он был резкий, прямолинейный, не равнодушный ни к прошлому, ни сегодняшнему, бесстрашно режущий правду-матку о наболевшем, не боясь нажить себе врагов и неприятных последствий. Считал своим кредо: думать и говорить одно и то же.
...Не могу похвастаться, что был особо приближенным к Евгению Яковлевичу журналистом, но несколько раз у него дома в «высотке» на «Баррикадной» бывать посчастливилось. И каждая встреча была как мини-спектакль театра одного Актера. Жаль, не могу процитировать его по-мальчишески хулиганские и остроумные посвящения на обложках подаренных на память книг – они, скажем так, - не очень цензурные, то есть «сугубо для личного пользования».
Предлагаю несколько монологов Евгения Весника о себе, о Великой Отечественной войне и о современной России.
АРЕСТ РОДИТЕЛЕЙ, УГОЛОВНАЯ КОМПАНИЯ
«Я сыграл Остапа Бендера сначала в «Золотом теленке», который поставил Эммануил Краснянский в 1956-ом, потом в «12 стульях», где был режиссером Эраст Гарин (кстати, спектакль был по моим инсценировкам). В общей сложности я сыграл «великого комбинатора» 600 раз. А ведь Бендер - фигура не комедийная, а трагикомедийная. Ведь как он говорит: «Мне 33 года. А я ничего не создал. Учеников разбазарил. И ничего не понял». Он имел ввиду то, что происходило в стране.
Что касается писательства, я был склонен к нему еще в школе. А «философом», как вы говорите, стал в 14 лет, когда в тридцать седьмом арестовали моих родителей и я остался один-одинешенек. Уже тогда я понял, что живу в больной стране. Как можно было репрессировать моего отца, военного комиссара и героя гражданской войны, почти маршала в 26 лет, честнейшего и порядочнейшего человека, фанатика построения социализма?! Или мать, которая из оперной певицы переквалифицировалась в зоотехника, чтобы вместе с отцом, начальником «Криворожстроя», строить завод «Криворожсталь». Удивительные люди были! Когда в тридцать шестом всей семьей мы входили в театр (у отца - два ордена «Красного знамени», «орден Ленина», у матери – «Трудового Красного Знамени», который ей вручал сам Сталин), вставал весь зрительный зал! Я тогда чуть не умирал от гордости, что у меня такие родители. Но их арестовали, отца расстреляли, маму отправили в ссылку в Казахстан, а я автоматически стал «сыном врагов народа».
И позже мне это «аукнулось. В сорок восьмом после окончания Щепкинского училища меня, круглого пятерочника, фронтовика не взяли в Малый театр по анкете. Только после разоблачения «культа личности» и реабилитации родителей, мне позвонил Михаил Царев: «Возвращайтесь!»
Пожалуй, стать актером я мечтал с детства. Помню, как в 1935 году в Кривом Роге, где мы тогда жили, гастролировал Днепропетровский драматический театр. Отец имел постоянный пропуск в «Палац праци» («Дворец труда»), а, следовательно, и мне не составляло никакого труда им пользоваться. Мне открылся чарующий мир сцены, закулисной жизни. Днепропетровцы играли «Отелло» Шекспира, «Аристократов» Н. Погодина, «Детей солнца» Горького. Что со мной делалось! Я мазал лицо сажей, надевал на руки черные чулки и пугал маму. Я рычал, спрашивал ее, молилась ли она на ночь, называл ее Дездемоной и пытался «задушить».
Арест родителей сильно повлиял на меня. В 16 лет, учась в 10-м классе, я связался с компанией, не гнушавшейся выпивки, драк и однажды даже поножовщины. А потом… На каком-то школьном вечере наша учительница Анна Дмитриевна Тютчева (между прочим, - из потомков поэта), которая очень по-доброму ко мне относилась, подошла ко мне, сидевшему в мрачном настроении в одиночестве, погладила по голове и тихо, почти шепотом сказала, что все знает про меня. Что нельзя позорить память о родителях, нужно взять себя в руки, хорошо кончить школу и, вместо того, чтобы попусту тратить время на уличные похождения, заниматься в драмкружке, набор в который она объявит через несколько дней. Она называла меня «Женечка», как мама, и погладила по голове. Как мама!
Все изменилось в моей жизни! Со шпаной расстался, стал успевать в учебе, записался в ее кружок и был в нем самым активным членом, наверное, потому что никто из мальчишек так не мечтал стать артистом, как я. Во мне проснулись заглохшие было мечты. Сыграл замечательные роли: Тарталью в «Принцессе Турандот», Сатина в «На дне», народного артиста в пьесе Гусева «Слава». И никак не подозревал, что сам через 30 лет стану «народным», да еще буду играть на сцене Малого театра, за билетами в которой готов был стоять ночами в очереди».
«СУДЬБА МЕНЯ ХРАНИЛА»
«Могу честно сказать: меня война сделала человеком. Она воспитала меня. Там я влюбился в людей - в командиров, в солдат. Когда я вспоминаю войну - вспоминаю добрых, душевно красивых людей, вспоминаю все, что связано с юмором, дружбой, взаимовыручкой, добром… Именно на войне я увидел и понял, что такое искренность, смелость, любовь. И что такое предательство, трусость. Война – это же идиотизм. По одну сторону окопов считают, что их дело правое, а по другую - что их. Потом начинают друг другу морду бить… Еще вспоминаю немца, которого взял в плен - летчика, спустившегося на парашюте с подбитого самолета. Я пригрозил, что застрелю, а он, улыбаясь, засвистел в ответ. Вот натура была! А мы изображаем врагов идиотами...
Дело было так. Я доставил пленного летчика на наблюдательный пункт, к генералу. Тот говорит: «Узнай у него, где пятая немецкая танковая дивизия находится». Я три раза спрашивал по-немецки, а он - молчал. Командир сказал: «Ну-ка, напугай его пистолетом». Я вытащил наган, взвел курок, наставил ему в лицо, а немец засвистел какую-то мелодию. Да так, что я и сейчас могу воспроизвести - всю жизнь ее помню… Он долго мне снился. Ас! Так ничего и не сказал. Но при нем была оперативная карта, которая нам помогла. За этого летчика-«языка» я получил свою первую награду – медаль «За отвагу».
На войне я впервые испытал страх, не трусость, а именно страх. Как-то от нечего делать решил потренироваться в стрельбе. На бруствере окопа лежала пустая консервная банка. Я вытащил свой наган и начал по ней стрелять. Вдруг из-за насыпи поднимается огромный рыжий финн с поднятыми руками. Финн очень пригодился начальству, так как рассказал много полезного, а мне впервые пришлось испытать чувство настоящего испуга. Это ощущение ужаса передать невозможно...
Помню свой первый бой - форсирование реки Свирь. Мы находились на одном берегу, финны - на другом. В бинокль, а иногда и без него, мы видели друг друга. Наше командование договорилось о «курортной неделе». С 6 до 7 утра мы мылись, стирали, играли в футбол. То же самое делали финны с 7 до 8 утра. Так прошло несколько дней. А затем начался бой - беспрерывный артиллерийский огонь, раскалившиеся стволы орудий, гул сотен самолетов. Смерчи разрывов, языки пламени «катюш». Настоящее пекло -такое не забывается! В день моего рождения начался переход границы Восточной Пруссии. Вдруг мы услышали с вражеской стороны: «Рус, заведи нам пластинку Шаляпин». Мы завели. Потом они спрашивали: «Рус, а что хочешь ты слушать?» И мы попросили завести джаз. Так я впервые услышал Армстронга.
На войне у меня даже был военно-полевой роман - на карело-финском фронте я был увлечен девушкой- телефонисткой. Мы с ней мечтали о будущем. Но прямым попаданием мины ее разорвало на кусочки...
А сколько раз судьба меня хранила, не поддается счету. Пригород города Гольдап. Сидим с ординарцем в двухэтажном доме, налаживаем связь. Толком не осознавая, почему я это делаю, забираю рацию и говорю: «Пойдем отсюда. Здесь будет что-то нехорошее. Я почувствовал. Пойдем…» Вышли из дома, отошли метров на сто, закурили. Через 30 минут дом взлетает на воздух. Я после этого случая написал матери: «Мама, меня не убьют». Не убили!
Еще могу рассказать историю о фронтовом друге – немецкой овчарке, красавце-псе, которого я подобрал в одном из брошенных хозяевами немецких дворов и назвал Рексом. Собака сидела на цепи и продолжала охранять уже пустой дом. Многих трудов мне стоило войти к нему в доверие, но потом мы подружились настолько, что, когда я оказался в госпитале, Рекс отказывался брать еду из чужих рук и два дня вообще ничего не ел. Потом мне посоветовали скатать своими руками съедобный мякиш из хлеба, мяса и каши и подержать его на своем теле, чтобы он пропитался «родным» запахом. Я так и сделал, не вставая с больничной кровати. И Рекс съел этот мякиш. Очень был смышленый пес. Мне удалось научить его зло лаять и рычать при слове «Гитлер» и вилять хвостом при слове «Сталин». Как это получилось? Я включал на приемнике очень громкую джазовую музыку и кричал собаке: «Гитлер», а когда находил лирическую мелодию, говорил: «Сталин» и давал Рексу что-нибудь вкусненькое. Спустя какое-то время собака отзывалась на «Сталина» и «Гитлера» уже без музыки и вкусненького. Позже, когда окончились бои за Кенигсберг, Рекс даже научился ходить за продуктами в военторговскую палатку. Сначала вместе со мной, а потом самостоятельно - с сумкой, деньгами и запиской с перечнем необходимых продуктов.
Вместе с Рексом мы воевали чуть больше года. И я до сих пор не могу себе простить того, что оставил четвероногого друга под Ленинградом, а не взял с собой в голодную Москву. Думал, там ему будет лучше, сытнее. Потом мне рассказали, что Рекс постоянно бегал на железнодорожную станцию, ждал меня, почти ничего не ел и вскоре умер».
«ЕСЛИ ВОЙНЫ НЕ ПРЕКРАТЯТСЯ, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПОГИБНЕТ»
«Когда вся страна праздновала День Победы, мы еще воевали, так как Курляндская группировка войск противника не капитулировала. Только в ночь с 11 на 12 мая объявили о том, что группировка сдалась. Боже мой, что тут началось! Люди буйствовали от радости, не отдавали себе отчета в том, что делали. Обнимались, кричали, пели, некоторые зачем-то стреляли в покрышки автомобилей. Я выпил стакан водки, лег в кювет и... рычал. Почему - до сих пор не понимаю. А наш генерал, интеллигент дореволюционной закваски, никогда не позволявший себе ни одного грубого слова, стрелял в воздух из ракетницы, кричал: «Ура! Победа!» - и добавлял самые крепкие русские слова, что приводило нас в восторг.
Я считаю, что правда о Великой Отечественной написана только частично.
Например, в лучшей книге о войне «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, которого потом выжили из страны, что-то есть в мемуарах Жукова. В лучших стихах поэтов того времени – Михаила Дудина, Константина Ваншенкина и других – я узнавал те чувства, которые меня сопровождали на фронте. Только в последние годы, наконец, военные историки развеяли некоторые мифы, связанные с ВОВ. Признали, что немцы в некоторых случаях были лучшие вояки, чем мы, что победили мы скорее числом, а не умением - за счет огромного количества «пушечного мяса», помноженного на неистребимый патриотизм. Иначе было не победить! Мы почему-то быстро все забываем. Русский человек почему-то забыл, что американцы нам помогали. Вся наша артиллерия, начиная с 122-мм гаубиц, была на американских тягачах, кормили нас тушенкой американской, одевали офицеров в шерсть английскую…
Сегодняшние фильмы о войне я не хочу смотреть. Конечно, каждый художник имеет право на свою трактовку, и я никого не осуждаю. Но я все видел сам - мне этого достаточно. Меня удручает, что войны на земле не прекращаются до сих пор. Если человечество не прекратит войн, то войны прекратят существование человечества».
«ЕДИНСТВЕННЫЙ НЕЗАВИСИМЫЙ ЧЕЛОВЕК»
«Когда Иосиф Раскин издавал книгу об истории мата в России, он уговорил меня отдать ему несколько своих рассказов и потом в предисловии объяснил, почему он их публикует: «На моей памяти Весник – единственный человек, всю свою жизнь полностью не зависимый ни от партии, ни от демократов, ни от кого другого. Он вообще положил хер на всех!»
Кстати, это чистая правда. Помню, от одного моего поступка многие были в шоке. Звонит какой-то начальник: «Евгений Яковлевич! Виктор Степанович Черномырдин составил список из двенадцати народных артистов Союза. Он и вас хочет видеть в своем кабинете. Имейте ввиду: у нас здесь шикарный банкетный зал». А я отвечаю: «Должен вас огорчить – я не люблю эти тусовки, поэтому никуда не хожу. У меня и так собутыльников много. Передайте Виктору Степановичу мой адрес и скажите, что у меня всегда есть хорошая водка и всегда есть рыбка – сам ее ловлю. Поэтому, если он так хочет меня видеть, жду его в любое время». Тот рассмеялся: «Ну это тоже – позиция!» Красиво, не так ли?
Когда я узнал, что после революции у нас не было ни одного руководителя с высшим образованием, был потрясен. У Молотова, по-моему, за плечами было вообще четыре (!) класса. Большинство из них просто не знали правильного русского языка. А ведь давно социологами доказано: человек, неправильно говорящий на родном языке, не может логически мыслить.
Россия сегодня пожинает плоды геноцида. Революция, НЭП, раскулачивание, «выдвиженцы», репрессии тридцать седьмого года, война... Если говорить образно, ситуация мне представляется такой. Допустим, существует огромное стадо дойных коров. И для того, чтобы получать от них хорошее потомство, привозят со всего мира голландских, индийских и прочих быков. Они коров оплодотворяют, получается чудесное потомство, продолжается род, увеличивается удой... Если бы я снимал фильм о России, я бы ничего не снимал о России. А бы снял то, о чем сейчас рассказывал, – несчастное коровье стадо, у которого отняли и пустили под нож быков-производителей – наши лучшие умы, интеллигенцию.
Сегодня волнует меня буквально все! Например, вот интересная тема. Вы знаете, что Москва уже давно не русский город? Я объездил весь мир и ни в одной стране не видел, чтобы подражали языку какой-то другой великой державы. Только в Москве львиная доля текстов рекламы на английском. Только в Москве на стенах туалетов надписи на любом языке, кроме родного. В лучшем случае – мат, и то чаще какой-нибудь «фак оф». Тогда для кого этот город? Поймите, я его очень люблю, но я люблю другую Москву. Ту – Казакова и Баженова, которая олицетворяла собой архитектуру русскую, ампир русский, а не нынешнюю, где, например, внутри Садового кольца чуть ли не равное число проституток и чиновников.
Меня беспокоит наша медицина. Вот я – больной человек. Но я – поклонник двух слов Василия Розанова: «Беги толпы!» Как увижу огромные очереди в наших поликлиниках, убегаю. Должен оговориться, мне лично, как участнику ВОВ, кавалеру семи орденов, народному артисту СССР, инвалиду, пенсионеру, Министерство здравоохранения очень помогает. Спасибо! Но миллионы других! Так что это? Тенденциозное истребление пенсионеров? Тогда «истребители» – наивные люди. Потому что пока мы помрем, подрастет новое поколение стариков.
Что меня сегодня еще беспокоит? Телевидение. А у нас по всем каналам - режут, бьют, убивают. Ведь у нас уже дети давно подражают не романтическим героям, а киллерам. Раньше они не знали, как на магните крепить взрывчатку к днищу машины, - теперь - знают. Этому специально учат? Не могу понять.
Если говорить в целом о стране, то самая страшная наша беда – потеря чувства обязательности в обществе. У нас каждый чиновник говорит: «Я со всей ответственностью заявляю...», зная, что он ни за что отвечать не будет. Мне кажется, страна заболтана. Ах, если бы у нас по телевизору показывали людей, стремящихся куда-то, чего-то делающих, радующихся от того, что они что-то сделали – и полезное! А то ведь на экране все чиновники как саранча сидят и толстеют. Распухают прямо на глазах.
Я вам скажу страшные слова: замечательных людей значительно больше, чем плохих, но дело в том, что многие из них не выдерживают жизненных проблем, перемен, как выдержали мы - старшее поколение. Мы воевали и знали цену жизни, поэтому мы многое выдержали. Я знаю честнейших людей, которые спиваются, и понимают, что они делают. Но делают они это только из-за беспомощности, потому что они умные и говорят умные вещи, а их никто не слушает. Не все это выдерживают.
И в селах, деревнях – просто пьяные хорошие русские люди ведь все это видят, понимают и никому не верят. Пьяницы – они ведь мудрые, потому что свободны духом. Их шпыняют: «Ты – говно! Молчи!» А он - свободен, самостоятельно мыслит, ни в каких партиях и движениях, которые ему долбят по голове, не состоит. Поэтому и рубит правду-матку. За это я очень люблю пьяниц.
Пардон, расскажу интересный случай, хотя и из другой области. В нашей «высотке», напротив зоопарка, жил Петр Мартынович Алейников – один из лучших артистов советского кино. Он был подвержен известному русскому пороку. И знал, что у него рак. В шесть утра сторож зоопарка готовил ему четвертиночку «Русской» - поправиться. Я знаю, что это такое... В зоопарке Петр Мартынович сдружился с волком по кличке Норик. Подкармливал его. Однажды угостил «друга» кусочком хлеба, смоченного водкой. Как-то Алейников пришел очень «тяжелый». У него были скандалы дома. Пришел к Норику и плачет... Сторож мне потом рассказывал: «Я всегда опасался, что волк его укусит. А тут вижу: Норик вылизывает ему слезы, а Петр Мартынович, трезвея на глазах, шепчет: «Норик, ты самый лучший из людей!» По-моему, гениально!»
О БУДУЩЕМ
«Земной шарик устроен так, что будущее есть у блохи, у змеи... Даже у рек - они пересохнут или в них появятся крокодилы, и это тоже - будущее. Значит, есть оно и у России. Но вопрос: какое? Когда закончилась война, мне было двадцать два года, и все мы, фронтовики, были убеждены, что завоевали рай. Самое настоящее светлое будущее! Но того рая, каким он нам тогда грезился, мы не увидели! Но это же не значит, что «будущее» не состоялось...
В диалектике есть совершенно гениальное определение: «Количественное накопление приводит к качественному скачку». Рассуждая как обыватель, могу сказать: накопление отрицательных эмоций, которые мы сейчас наблюдаем, может привести куда угодно, но только не туда, куда мы хотим. И это тоже будущее. Может, завтра вся прекрасная половина планеты будет ходить в чадре. Ведь это не зависит от того, что об этом думают в Кремле. Например, будущее моего дома может зависеть от внезапно лопнувшей батареи. Или молодые собираются в ЗАГС, а вдруг – бац! – землетрясение. И все! Американцы спокойно жевали жвачку и думали, что если есть пуп Земли, то это - они. И вдруг бац – теракт 11 сентября! Вот оно – наше будущее, если люди не одумаются! Но все-таки я надеюсь на лучшее».